Три (ЛП)

Я снова глянула на отметки, гадая, когда их сделали. Интересно, это просто царапины или нечто большее?

Тонкая дверь в кухню висела на одной защелке, и когда я протолкнулась сквозь нее, то увидела запутанный муравейник из перевернутых столов и ржавых проводов. На стене в ряд висели шкафчики. Все двери были открыты, а внутренности выпотрошены и, похоже, уже давно. Если здесь проходили выжившие из убежища, то никакой помощи они тут не нашли.

– Почему бы тебе не отдохнуть? – спросила я Ребекку, которая сидела на круглом сидении, прикрепленном к барной стойке. – Я вернусь за тобой, перед тем как отправляться дальше.

– Я в порядке, – ответила она тем же грубым тоном, что и Билли утром. А затем с нарочитым видом встала и вышла.

Я решила оставить попытки оказать помощь.

Дождь забил косыми струями, сгибая высокие пальмы, которые уже и так клонились под весом сухих, неухоженных листьев. Я начала притопывать ногами: как только мы снизили скорость, холод стал пронизывать до костей. Было что-то неприятное в этом месте. Соленый воздух и белый песок на асфальте. Опьяняющее сочетание плесени и буйной тропической растительности. Совсем не похоже на дом.

Мы держались у обочины главной улицы, выглядывая остальных, но они, наверное, ушли дальше, чем я думала. Чейз должен быть где-то рядом: он никогда не исчез бы без меня. Будь я одна, я бы поторопилась – ветер стал менее милосердным, когда скопления магазинов уступили место широко стоящим домам, – но Ребекка была обречена ковылять.

Впереди что-то шевельнулось, сквозь пелену дождя невозможно было разглядеть очертания. Сначала мне показалось, что это один из наших спутников склонился над мусоркой или выброшенным предметом мебели, но когда мы приблизились, темная фигура разделилась на части и начала подкрадываться к нам.

– Что это?

Ребекка подняла руку, чтобы дождь не попадал в глаза.

Звери. Не знаю, какие именно. Я прищурилась всего на мгновение, чтобы заметить, что они набирают скорость, и меня охватило инстинктивное желание бежать.

– Идем.

Я старалась говорить спокойно, но мой голос дрогнул.

Ребекка не могла бежать, так что я нырнула под ее руку и наполовину понесла, наполовину поволокла ее к ближайшему укрытию, небольшому одноэтажному дому, стоявшему в конце длинного земельного участка. Тело Ребекки напряглось, отчего мне стало труднее за нее держаться, и когда мы добрались до гравийной подъездной дорожки, я поскользнулась, и мы рухнули на землю. Радиоприемник, все еще в мешке, соскользнул с моего плеча и отлетел в сторону. Ребекка завизжала. Ее костыли выпали из рук и со звоном врезались в кирпичную стену одноместного гаража. За спиной раздалось рычание и лязг зубов. Сквозь шум в голове пробилось отчаяние: нам не добраться до двери.

Нечто среднее между криком и рыданием вырвалось из горла Ребекки, когда ее внезапно дернуло назад. Она скребла ногтями по гравию, лихорадочно пытаясь подтянуться вперед с помощью рук.

– Ребекка!

Я дотянулась до ее руки, но ее снова оторвало от меня.

Кровь гудела у меня в ушах, я вскочила на ноги и ринулась к костылям. Нащупав пальцами металл, я развернулась, выставив костыль перед собой, как меч. Напротив собрались наши преследователи – собаки, когда-то домашние, но теперь одичавшие, истощенные и покрытые струпьями. Их вожак, немецкая овчарка с рваным ухом, подкрадывался к нам, припав к земле, обнажив клыки и злобно рыча. Другая псина вцепилась в закрытую штанами ногу Ребекки и мотала головой, словно стараясь ее оторвать. Ткань порвалась, и Ребекка подвинулась ко мне.

Не раздумывая дальше, я замахнулась и изо всех сил ударила костылем. Он с треском врезался в голову вожака, вызвав визг боли и такой жалкий стон, что у меня свело челюсти. Рычание остальных собак стихло, и в эту секунду что-то вцепилось в мою рубашку со спины и дернуло меня прочь.

К моей спине прижалась грудь Чейза, а над плечом показалась его рука с пистолетом, направленным на собак. Вторая его рука обвилась вокруг моей талии, и не успела я восстановить равновесие, как он уже тащил меня по ступенькам крыльца. Шон с Ребеккой уже были там. Обернувшись на подъездную дорожку, я увидела второй костыль, наполовину утонувший в грязной луже. Собаки ушли, как будто их тут и не было.

Я вывернулась из хватки Чейза и упала на колени рядом с Ребеккой. Дом загораживал нас от ветра, а козырек крыльца – от неба, и, когда утихла дрожь, я поняла, что превратилась в губку, больше не способную впитывать воду. Она стекала с кончиков волос на слипшиеся ресницы, струилась по локтям к кончикам пальцев и на джинсы, которые облепили ноги.

Чейз внимательно меня осматривал, но, когда опустил глаза ниже, его зрачки расширились и он отвел взгляд. Я быстро оттянула рубашку от тела, осознав, что она стала прозрачной и мой лифчик видно, как будто он нарисован на ткани.

– Радио, – сказала я, поморщившись. – Я его уронила.

Я надеялась, что оно не сломалось. Чейз кивнул и отправился на поиски, прежде чем я смогла заставить свои дрожащие ноги спуститься по ступеням.

– Она тебя укусила?

Шон ощупывал ногу Ребекки, но как только он приблизился к щиколотке, она отбила его руку. Порванная джинсовая ткань открывала тяжелые пластиковые фиксаторы, которые Ребекка носила под штанами.

– Кожу не прокусила, – сказала она. Ее лицо было смертельно бледным, а глаза до сих пор осматривали двор в поисках стаи собак.

Чейз наклонился и поднял костыль, погнувшийся, словно деревце от ветра. Меня затопило чувство вины. Моей соседке было трудно ходить и с двумя хорошими костылями.

Чейз настороженно взглянул на Шона, который смотрел на согнутый металл, как будто тот только что разбил его надежды и мечты. Но вместо того чтобы расстроиться, Ребекка прижала ладони ко рту и начала истерически смеяться.

Я попыталась сохранить бесстрастное лицо, но в следующую секунду такой же сумасшедший хохот охватил и меня.

– Извини, – выдавила я. Я попробовала задержать дыхание. Не знаю, что смешного было во всем этом.

Озадаченно переглянувшись с Шоном, Чейз пошел принести радио и второй костыль.

– Если ты хотела щеночка, надо было просто сказать мне, – пробормотал Шон, выпрямляя костыль.

Нахмурившийся Чейз вернулся на крыльцо. Он передал Ребекке металлический костыль и вытащил радио из мешка. На верхней крышке аппарата теперь зияла вмятина, но красная лампочка все еще мигала и провод от микрофона был на месте. Я облегченно вздохнула.

– Это я виноват, что мы ушли так далеко вперед. Теперь будем идти вместе, – сказал Чейз, запихивая приемник обратно в мешок.

Усилием воли я стерла улыбку с лица.

– Я держала его сухим.

– Да, – сказал Чейз, невольно усмехаясь.

Ребекка откашлялась:

– Мы так сильно отстали, потому что пришел вызов от второго отряда.

Подняв брови, Чейз посмотрел на меня. Пока я пересказывала свой разговор с Такером, Чейз внимательно наблюдал за мной, больше изучая мои реакции, чем прислушиваясь к словам. Я не сказала ему, что заговаривала о маме. В этом не было необходимости: он знал, с какой проблемой я сталкивалась каждый раз, разговаривая с Такером.

– Да, звучит не очень, – заметил Шон.

– Спасибо, – сказала я. Он коротко хохотнул и положил руку мне на плечо, всего на мгновение, пока не увидел страдающее лицо Ребекки и шагнул назад. Я попыталась вспомнить, когда в последний раз видела, чтобы он так же легко прикасался к ней, и не смогла.

Когда мой пульс наконец замедлился, а Ребекка снова стояла на ногах, хотя и немного кренилась, я следом за остальными зашла в дом. Казалось странным, что не пришлось взламывать замок. Это первый повстречавшийся нам дом, в котором дверь уже была открыта.

Даже на фоне дождя вонь, вырвавшаяся наружу, была непереносимой. Сражаясь с рвотными позывами, я натянула на нос воротник рубашки и постаралась не думать о разлитой по пляжу нефти.

Гостиная полностью сохранила свой первоначальный облик, вызвав такой сильный приступ ностальгии, что у меня сжалось сердце. И хотя диван покрылся тонким слоем пыли, подушки до сих пор лежали идеально, а на кофейном столике перед ним ждали три довоенных журнала. Страницы покоробились и выцвели, но написанное все еще можно было разобрать.