Заплывая за буйки

* * *

- Значит, нарушаем. - Сказал комендант. -

- Прописка временная, от военной службы уклоняемся, и еще нарушаем...

- Я не уклоняюсь. Я освобожден.

- Согласно последнему постановлению Минобороны - нет. Пятнадцатью сутками вы не отделаетесь, гражданин Караванов. Вы дезертир.

- Послушайте, я...

В комендатуре было сумрачно, одинокая лампочка под проволочной сеткой горела в полнакала, вокруг нее чертила круги ночница. На стене висел выцветший плакат "Действия гражданского населения при атаке с воздуха". На нем смутно угадывалось серое брюхо гигантского цеппелина.

Второй человек, сидевший за столом, склонился и что-то сказал коменданту на ухо.

Тот недовольно бросил мой паспорт на стол.

- Раз так, - сказал он, - ну ладно.

- Пойдемте, Альберт Викторович, - тот, второй, поднялся.

- Куда?

- На вашем месте, - сказал тот строго, - я бы задавал поменьше вопросов.

Солдат у двери отодвинулся, пропуская нас, и козырнул - не мне, понятное дело.

У этого майора фамилия была Сергеев.

- Я ожидал от вас большей сознательности, - укоризненно сказал он, - вы в курсе, какая сейчас напряженная международная обстановка? Что сейчас в Монголии творится, знаете? А вы не хотите нам помочь в таком ответственном деле...

- В каком деле?

- Вот, - сказал майор, протягивая книжку в газетной обертке. - Дадите завтра этому вашему...

- Зачем?

- Пускай почитает. Вы же обещали ему литературу подобрать, разве нет?

Все подстроено, подумал я, подстроено с самого начала. Ну да, они же не могут заставить его читать насильно!

- А если он не захочет?

- Захочет.

- Откуда вы знаете?

- Ну, вы же с ним вроде подружились. Вот вы его и уговорите...

Всего неделя, подумал я, мне нужна всего неделя. Черт с ними, с тренировками - только бы прогрелась вода!

Ладно, - сказал я.

И как они не боятся? Ведь может же он в принципе начитать что-то такое, отчего они исчезнут навсегда и больше не вернутся...

- Вот и хорошо. Сейчас вас проводят вас по месту жительства...

- Я сам дойду.

- Я же сказал. - Веско уронил майор, - Проводят. По месту. Жительства.

И я понял, что никуда мне от них не деться

* * *

Затрепанная книжка в газетной обертке оказалась всего-навсего "Тарасом Бульбой".

Он рассеянно пролистал ее и сказал:

- Вы уверены, что с этим стоит работать?

Я сказал:

- А как же.

Неделя, думал я, как заведенный, всего неделя. А там пускай делают, что хотят.

Пиво сегодня было какое-то мерзкое. Кислое, словно разбавленное.

- Я бы не хотел читать Гоголя, - уперся он, - вы понимаете... Он такой яркий писатель... в смысле живописный... а тут сплошные детали. Подробности. И, вообще - зачем он вам? Все-таки он был странный человек, Гоголь. Давайте, я лучше что-нибудь другое.

Я понятия не имел, зачем им понадобился "Тарас Бульба". Должно быть, в неведомом мне почтовом ящике неведомые аналитики просчитали что-то очень важное и судьбоносное...

На всякий случай, я сказал:

- Я конечно, историк недоучившийся, но... Помните, я вам говорил - тот кружок. Его вел профессор Литвинов...

- Тот самый? - он слегка оживился.

- Ну да, - согласился я.

Неделя, не больше.

Он сказал:

- Надеюсь, вы знаете, что делаете!

* * *

Утром я проплыл на двести метров больше. Вода была двадцать градусов. Это в семь утра - к первому замеру. А значит...

Покровский так и не появился, - я подумал, что это к лучшему. Я не мог смотреть ему в глаза.

Интересно все-таки, что он сделал с Тарасом Бульбой?

Сегодня была получка - очень кстати, потому что заначка моя совсем опустела. Правда, норму урезали и карточек на сахар не выдали совсем. Сказали, в следующем квартале. Те, которые на табак, я тут же у входа сменял на продуктовые, и почти на все закупил шоколад и изюм. А стакан чищенных орехов я всего за сто рублей купил на базаре по дороге домой.

Талоны на спиртное я отдал тете Вале и она сказала, что я хороший мальчик - она их поменяет на талоны на сахар и наконец-то сварит варенье. Шоколад я спрятал в чемодан и затолкал его под кровать; тетка топталась на кухне, и уходить оттуда похоже не собиралась - я слышал гудение примуса и уханье насоса.

"Маяк" передавал песни по заявкам радиослушателей; большой популярностью пользовалась какая-то Гюльбекешер... Пела она как принято у восточных певцов - с каким-то подвыванием, и я уже собирался выключить приемник. Тем более что слушать было совершенно невозможно - внизу, по брусчатке, грохотали колеса грузовой автоколонны. В кузовах стояли зачехленные орудия. Но тут как раз начались новости. Какое-то время я их слушал, просто так, не думая ни о чем, но потом до меня дошло... Я вскочил и, даже не выключив приемник, который так и продолжал тихо квакать мне вслед, выбежал из дома...

* * *

Трамваи стояли - прямо на рельсах, черные и пустые, и, когда я добрался до библиотеки, была уже почти полночь. Я шел точно по дну моря, и тени акаций колыхались на треснувшем асфальте, подобно водорослям.

Задыхаясь, я взбежал по железной лестнице и отпер наружную дверь. Библиотека встретила меня полной тишиной. На книжных полках подмигивали в лунном свете картонные таблички с буквами.

Я прошел меж стеллажами, задел ногой стремянку, она откинулась к противоположной полке, при этом больно ударив меня по щиколотке, но я даже не заметил. Я добрался, наконец, до Гоголя, бросил на пол пухлый том "Мертвых душ", потом не менее пухлый второй том...

"Тарас Бульба" был зажат между "Миргородом" и "Страшной местью". Он был совсем маленький... Только тут я сообразил, что надо бы включить свет. Накал был совсем слабым, лампочка еле тлела пурпурной вольфрамовой нитью.

Что они заставили его сделать? Передвинуть Запорожскую сечь ниже по течению? Превратить прекрасную панну в юную турчанку? Этого я узнать не успел, потому что по металлической лестнице загрохотали чьи-то тяжелые шаги...

Потом дверь распахнулась.

Я забыл запереть ее изнутри.

Мрачный парень с красной повязкой на рукаве шагнул внутрь. За ним шла девушка в красной косынке - она остановилась у порога, в темноте. В руке у нее был зажат потайной фонарь.

- Народная дружина, - сказал парень. - Почему нарушаем?

- Нарушаем? - удивился я, - что? Я тут работаю. Я библиотекарь.

Мне хотелось сказать "Я здешний ворон" и я с трудом подавил истерический смешок.

- Светомаскировку почему нарушаем? Окна почему не зашторены?

Тут только я сообразил, что меня тревожило, пока я шел к библиотеке ночными переулками. Темнота.

Не светилось ни одно окно.

- Не понял, - сказал я, - мы что, уже воюем?

- Еще нет, - сказал парень сквозь зубы, - это учения, урод. Сейчас пройдем в районный штаб ГО, и тебя доходчиво познакомят с текущим международным моментом...

Говоря это, он повернул выключатель, и свет погас. Светился только потайной фонарик и теперь - из темной комнаты, я смог разглядеть лицо девушки.

- Лиля, - сказал я.

Она была в гимнастерке, на рукаве красная повязка, талия перетянута ремнем, волосы убраны под косынку. Не удивительно, что я ее сразу не узнал.

- Ты его знаешь? - обернулся к ней парень.

- Да, - она качнула фонарем, - он у тети Вали живет. Племянник ее, что ли. Оставь его, Леха, он безобидный. Просто больной на голову. Плавает каждое утро по три часа, чес-слово. Тренируется.

- А если бы это была боевая тревога? - не мог успокоиться ее спутник.

- Ну, тогда бы и разобрались. По законам военного времени. А сейчас чего? В штаб его тащить? Так штаб отсюда в трех кварталах...

- Ладно, - парень махнул рукой и направился к выходу, - твое счастье, малый. Только свет больше не зажигай, слышишь.

- Ладно, - в свою очередь ответил я.

Я хотел еще что-нибудь сказать Лиле, ну, вроде, что я все понимаю и не держу на нее зла, или напротив, что я ненавижу ее и буду ненавидеть вечно, но она уже простучала каблучками по железным ступенькам и исчезла во тьме.