Русский Сонм. Дилогия (СИ)

Эта – приплыла откуда-то ещё.

Приплыла?!

Он резко поднял голову, не замечая, что сигарета, про которую он забыл, обжигает пальцы.

Что за чушь?! Ванна не может приплыть, это бред какой-то.

«Может, – спокойно ответил внутренний голос. – И ты об этом знаешь. И всегда знал. Может, но для этого нужно, чтобы в ней…»

– 

Чтобы в ней – что? – спросил Ит в пустоту.

Молчание.

Эта ванна была в считках, понял он. Её видел не Ит, её видел Пятый. Вот только инкарнация хранила свои секреты так, что достать иногда не представлялось возможным. Например, первые сто лет после девятнадцатилетнего заключения были заперты: а там, как они с Рыжим поняли, хранились воспоминания о годах ученичества, информация об учителях, ещё что-то… Архив можно было открыть, если постараться, вот только они не хотели этого делать. И не делали.

Точно так же был закрыт архив о последних годах жизни этой пары Сэфес. И у Ри временной период лет двадцать пять длиной в то же время тоже был скрыт. Они сунулись туда за всю жизнь пару раз, потом плюнули и забили на это всё. Некогда и незачем.

Наверное, зря.

Потому что ванна на львиных лапах приплыла именно из этого архива. На который сейчас тривиально нет ни сил, ни времени.

«Почти понял, – удовлетворённо заметил внутренний голос. – Ну, ещё чуть-чуть…»

За окном снова проехала машина, но уже в другую сторону.

«Я что-то делаю не так, – обречённо подумал он. – Снова я что-то делаю не так. Что дальше? Что я могу?..»

Накатила апатия, безразличие. Он сунул сигарету в пепельницу, сполоснул руки и лёг рядом со Скрипачом, который тут же зарылся носом ему в волосы.

«Фи, – с неприязнью произнёс голос в глубине головы. – Это неинтересно. Уже сдался? Вот так, сразу? Даже не попробовав?»

Это во сне или нет?..

«Я попробую, просто не сейчас, – ответил он, не понимая, кому отвечает. Себе самому? Подсознанию? Абстинентному синдрому? Откуда бы ему взяться… Впрочем, какая разница. – Хорошо, я попытаюсь. На днях. Можно?»

«Ну… – голос был явно разочарован. – Если ты считаешь, что у тебя есть дни…»

В кухне соседней квартиры лениво капала из крана вода. Ит полежал ещё минуту, но голос исчез и появляться больше явно не собирался.

Через минуту он уже спал.

* * *

Утром Ит проснулся с дичайшей головной болью – виски ломило так, словно в них воткнули раскалённые гвозди. В ушах шумело. Он лежал на диване и с ужасом думал, что если сейчас попробовать встать, может запросто вывернуть наизнанку, даже до раковины добежать не получится. Откуда это? Почему?..

Рыжий и Ри уже поднялись и сейчас чем-то оживлённо гремели в комнате – видимо, решили подготовить аппаратуру к завтрашней вылазке. Минут через пять в кухню вошёл Скрипач. С удивлением посмотрел на Ита, потом спросил:

– 

Ты чего такой зелёный?

– 

Не знаю, – Ит говорил беззвучно. – Найди от головы что-нибудь. Очень болит голова.

– 

Сейчас в машину схожу, там в аптечке что-то должно быть. А Ри простыл насквозь, – пожаловался Рыжий. – Что-то вы оба действительно как инвалидная команда. Ты давай это, не надо.

– 

Рыжий, принеси таблетку какую-нибудь, – взмолился Ит. – А то меня сейчас стошнит, кажется…

Скрипач вернулся минуты через три. Налил в чашку воды из-под крана, помог Иту сесть и протянул ему две таблетки.

– 

Вот эта белая – обезболивающее, а серенькая – спазмолитик. Пей обе, на всякий случай. Тошнит?

– 

Нет… не знаю… Спасибо, ага… Слушай, я пока лягу, а вы не шумите там, можно? – Ит лёг, прижал ладони к вискам. Под руками, кажется, были два отбойных молотка. Или два стоматолога с борами. Хоть бы эти таблетки подействовали!

Минут через десять стало полегче, боль начала успокаиваться, сходить на нет. Но испуг от этой неожиданной боли оказался столь силён, что Ит решил ещё полчаса не вставать – вдруг она вернётся?

Ох, как некстати это всё. Как же некстати! Заболел?.. С чего бы это? Лет десять не болел, максимум – насморком, а сейчас биологичку им ещё на терминале поставили, поэтому местных инфекций можно не опасаться.

Что это за хрень такая с головой?

– 

Ну чего, очухался? – полюбопытствовал Скрипач, снова просовываясь в кухню. Ит кивнул, осторожно сел. – Чего с тобой было?

– 

Понятия не имею. Ни с того, ни с сего. Открываю глаза, и… – Он запнулся. – И вдруг болит голова. Очень сильно.

– 

Хреново, – констатировал Скрипач. – Давай так. Днём ещё пару таблеток съешь, если к вечеру боль вернётся – будем думать про врача.

– 

Нам запретили, – напомнил Ит. Голова уже почти прошла, и он стал чувствовать себя более или менее уверенно.

– 

А я на это положил с прибором нечто неприличное, – пожал плечами Скрипач. – Вдруг это серьёзно?

– 

Не думаю. Скорее всего, просто давление.

Давление у него и впрямь иногда прыгало, но несильно, и уж конечно не до головной боли.

– 

Посмотрим, – подвёл итог Скрипач. – Тэк-с. Поскольку вы инвалидная команда, а у нас сегодня типа выходного, я вас, так уж и быть, буду кормить едой. Вкусной. Поэтому выметайся с кухни и не мешай творческому процессу. Тем более что сегодняшний творческий процесс нам потом предстоит жрать четверо суток. Четыре точки подряд, готовить будет некогда. На кухне разрешаю курить у подоконника, но чтобы под руку не пялиться и не раздражать вдохновенного меня. Ясно?

Ит кое-как сполз с дивана, сунул под мышку плед и подушку и потащился в комнату. Ясно, ясно. Ещё как ясно. Ладно, пускай развлекается.

…Была у Скрипача своя философия насчёт еды, и он охотно ею делился с теми, кто этого хотел. Простенькая на первый взгляд философия, но в то же время что-то в ней было, какое-то двойное дно.

– 

Есть две вещи, – объяснял Скрипач, – которые любая раса, любой народ, любая нация будет в обязательном порядке делать. Потому что без этих двух вещей у народа выжить не получится никак. Первая – будут делать детей, а вторая – будут делать еду. Причём именно в этой последовательности. Ну, детей мы оставим, это всегда процесс сугубо индивидуальный, а вот на еде стоит остановиться подробнее…

Тут теория Скрипача подходила уже к истокам возникновения любых цивилизаций: вернее, к легендам, связанным с их возникновением. Существовала в своё время весьма запутанная теория о Демиургах и Сеятелях, проверить которую не представлялось возможным, так как ни Демиурги, ни Сеятели себя обнаруживать вовсе не стремились.