Требуется пришелец

Всё выглядело так же, как в прошлый раз: мы сидели в той же гостиной и пробавлялись тем же «Куантро», разве что электрошокера на толстой стеклянной столешнице не наблюдалось. Свет был приглушён, шторы задёрнуты.

— Да-а, угораздило вас, Володечка… — в который уже раз с горечью повторила Карина и тут же взглянула на меня с любопытством. — Вы в самом деле его ударили?

— Вот, — сказал я, предъявляя загипсованную правую кисть. Фужер я держал в левой.

— До этого дрались когда-нибудь?

— Нет.

— Удивительно!

— А что мне оставалось? — взорвался я. — Лежать в футляре и не высовываться?

— Лежать в футляре и не высовываться, — подтвердила она. — Это их разборки, поймите! Их, а не наши… Вас не для того покупали в конце-то концов! Представьте: приобрели вы утюг, а он возьми да и прими участие в семейной склоке…

— Чего тут представлять? — буркнул я. — Так обычно и случается…

Карина Аркадьевна свела нарисованные брови, должно быть, хотела рассердиться, но, посмотрев на меня, невесело рассмеялась.

— Ох, Володя-Володя… Ну и что мне теперь с вами прикажете делать? Я-то думала, у меня с Алёшенькой будут проблемы, а за вас даже и не беспокоилась… Как он, кстати?

— Лёха?.. Раньше барахлил, теперь исправен. Обмылок его переводом в другую муть оформляет…

— Ну вот видите? Уж на что, казалось бы, неуёмный…

— И всё-таки! — упрямо перебил я её. — Что это было? То, чем я там занимался.

— Не знаю, — сказала она.

— Даже вы?

— Даже я.

Опечалилась, тронула губами край фужера.

— Месяц… — произнесла она со вздохом. — Ну что такое месяц?

Неужели я пробыл там всего месяц? Мне казалось, месяца три как минимум…

— Сто пятьдесят тысяч… — продолжала мыслить вслух Карина. — Ладно, округлим до двухсот… Удвоим — всё-таки, как ни крути, серьёзная производственная травма… Утроим… — Она усмехнулась. — В связи с вашим героическим участием в боевых действиях… Итого, шестьсот. Ну и что это по нашим временам? Однокомнатка на окраине? Не пенсию же вам, согласитесь, назначать…

— На мне ещё долг висит, — напомнил я.

— Ничего уже на вас не висит, — отрубила она. — Живите спокойно.

— Меня правда тогда искали? — спросил я, испытующе глядя ей в глаза.

— Тогда — да, — спокойно отозвалась Карина Аркадьевна. — Теперь — нет. Понимаете, Володенька, я чувствую себя несколько перед вами виноватой. Но мне действительно казалось, что уж год-то вы точно продержитесь. А теперь… Я, конечно, могу помочь вам с трудоустройством, но…

— Может, вам сторож требуется? На даче… — подсказал я.

Карина Аркадьевна улыбнулась.

— Вы же сами знаете, что нет. Дача мне нужна для других целей…

— Жаль, — молвил я. — У меня там негуманоиды знакомые…

— Если вы про абрикос, то он засох. Кстати, цветущие деревья вообще поливать не рекомендуется…

— Может, вам помощник нужен? — осведомился я без особой надежды.

Карина чуть не поперхнулась.

— Знаете… — изумлённо глядя на меня, проговорила она. — Как-то плохо представляю вас в качестве вербовщика…

— Могу попробовать… — уныло предложил я.

— Попробуйте, но… — Карина Аркадьевна недоверчиво покачала пепельной стрижкой. — Ваше здоровье!

Чокнулись, пригубили, призадумались. Я оглядел схваченное гипсом ребро ладони.

— А если удачно срастётся?..

Она соболезнующе вздохнула.

— Никаких механических повреждений… Поймите, это не моё требование, Володя! Это требование Обмылка.

— Да что Обмылок! — сказал я с досадой. — Обмылок, если хотите, сам андроид.

Известие это Карина Аркадьевна восприняла без особого удивления. Вздёрнула бровь — и только.

— Вот как? — довольно-таки равнодушно переспросила она. — Андроид… Собственно, какая разница? Исполнитель — он и есть исполнитель. Что Обмылок сам на кого-то работает, я давно догадалась.

— На кого?

— Любите вы задавать праздные вопросы, Володечка…

— Люблю! — с вызовом признал я.

— Тогда задавайте…

Ну вот как это у неё получалось? Обвела вокруг пальца, запугала, загнала чёрт знает куда, в горячую точку, я там палец сломал, а разозлиться на неё не могу. Наверное, такой и должна быть вербовщица. Смотри, Володенька, и учись.

— Вы знали, что там будет зачистка?

— Нет.

— Карина Аркадьевна!

— Да нет же, я вам говорю, нет… Что такое возможно — да, знала! Но это настолько ничтожный шанс… Вам просто повезло, Володя. Как всегда.

Глаза её были ясны и правдивы.

— Ну хорошо… — сказал я. — А как вам удаётся сохранять секретность? Люди оттуда часто возвращаются?

— Возвращаются. — Она кивнула. — А через неделю-другую просятся обратно. Да вот и вы тоже… Не знаю, что там с нами происходит, но… То ли отвыкаем мы от здешнего безумия, ото всех этих нелепостей, жестокостей, толкотни, то ли… Странно, правда?..

— А вы почему обратно не попросились?

Она смотрела на меня с грустной улыбкой. Потом подняла руку, словно собираясь поправить стильную свою пепельную стрижку, но вместо этого сняла её целиком.

— Вот, — призналась она, наклоняя гладкое темя с едва приметным шрамиком. — Надралась однажды и вписалась в футляр…

Метнула парик под стол, поднялась из кресла, подошла к зеркалу. Стёрла одну бровь, вторую. А потом вдруг взяла и разделась донага. А тело-то у неё заметно моложе лица… Повернулась ко мне, гладкая, белая, и сильно напомнила Леру. Постаревшую. Поумневшую.

Я вскочил и, подчиняясь порыву души, судорожно повторил её интимный, по здешним меркам, поступок.

Думаете, мы после этого упали в койку? Ни черта подобного! Снова присели к столу и продолжили нашу беседу, ставшую вдруг задушевной и ностальгической. Мы вспоминали графику страшилок, игру оттенков, суетливую побежку ёжиков…

И почему я не растение? Странная мысль, правда? Любой может подойти, сломать, вырвать с корнем… Но ведь и так подходят и ломают. С корнем рвут. Причём, самое забавное, что всех. Рано или поздно. Если уж Наполеона сломали, то о нас-то грешных что говорить?

Был вечер. Я стоял перед стеклянной витриной закрывшегося цветочного магазина и смотрел сквозь тёмные очки на то, что вздымалось из простенького керамического горшочка. Чем-то оно напоминало мою Мымру. Вот только цвет вульгарно ярковат. Названия на прилепленной бумажке, к сожалению, не значилось, была указана лишь цена, кстати, чепуховая. До которого часа они работают? Ах, до девяти… Ну что ж, завтра подойду, спрошу. Может быть, даже куплю. Вдруг у них есть что-нибудь в том же роде, но менее аляповатое…

Бракованных андроидов на бульваре поубавилось: либо расползлись по футлярам, либо собирались вокруг фляжечки. Совершали телодвижения и называли это жизнью. Весь рабочий день присаживались по приказу начальства на корточки, брались правой рукой за левое ухо… Правда, мало кому из них платили за это пять тысяч в сутки…

— Володька?.. — произнёс кто-то испуганным шёпотом за левым моим плечом.

Я обернулся. Вы не поверите, но это был мой непутёвый шурин Толик, небритый и, по-моему, малость с похмела. Одёжка тоже оставляла желать лучшего. Стало быть, так и не добрался до Канар — осел в трущобах…

— Ты… откуда?.. — не веря, спросил он.

— Оттуда, — сурово сказал я и показал загипсованную кисть.

Глаза Толяна остекленели, он непроизвольно облизнул губы и быстро огляделся. Губы — толстые, раскатанные. Жизнелюбивые.

— Тоже скрываешься?.. — Он снова понизил голос.

А что тут ещё можно было предположить? Голова обрита наголо, тёмные очки в пол-лица… Это в одиннадцатом-то часу вечера! Вот только прикид мой явно смущал Анатолия. Кожаные сандалеты, шортики, маечка — всё новенькое, всё из бутика. Я почти слышал, как скрипят мозги шурина, пытаясь это совместить.

— Слушай, — сказал я. — Тут за углом подвальчик есть…

— «Тихий омут»? — Толян оробел. Раньше за ним такого никогда не замечалось. — Он же дорогущий…

— Осилим.

Подвальчик был хорош полумраком, ширмочками и приглушённой бормочущей музыкой. В остальных заведениях она гремит.