Фантум 2012. Локальный экстремум (сборник)

– Или же он очень хитрый.

– Откуда в тебе столько цинизма, молодой человек? Нет, ты прав. Но в любом случае, при чем тут маникюрша? Не была же она его любовницей, это давно бы всплыло. А хотя бы и была, не такой это огромный грех даже для республиканца, чтобы сразу убивать ее. И вообще, зачем убивать?.. Но с другой стороны – журналист?

– А что журналист?

– Чего он боялся? Если комп не врет, он всё время трясся, когда разговаривал с тобой.

– Обвинения в убийстве боялся. Он же не знал, что блондинов мы не подозреваем. А к тому же он пил энергетик. Повышенная возбудимость может дать ошибку при анализе эмоций?

– И поэтому он тебе сказал, что не говорил коллегам о Джорджине?

– Ну…

– Ведь ты его не спрашивал, говорил он кому-то о ней или нет. А он сам выдал ответ на вопрос, почему никто не знал о его романе. Может, конечно, был вне себя и лепетал что попало. А может, никакого романа не было, чисто деловые отношения? Украсить ее фотографией рабочий стол можно за три секунды, сам понимаешь… Кстати, и в салоне никто не вспомнил о Брауне, все говорили только о Герхарте. Заметь: корреспондент крупнейшего новостного портала побережья упорно и красиво ухаживает, засыпает нашу девочку бумажными записками, а подружки не в курсе – странновато, нет?

Сергей выжидающе замолчал: дескать, думай, стажер.

– Она что-то знала о Карпентере и собиралась ему сообщить?

– Как вариант. А еще, не забывай, она маникюрша. Тот, кто работает с биоматериалом, всегда подвергается искушению, если клиент – влиятельный человек.

– Думаете, она могла нарушить закон о генетической тайне? Такая девочка?

– Думаю, это нельзя считать невозможным, – серьезно сказал Сергей. – Я встречал девочек, которые еще и не то могли.

– А Карпентер узнал и… Но у него нет предков средиземноморцев.

– Не найдены. – Сергей скривился, будто кофе был слишком горьким. – А узнать точно мы не можем, потому что мы (три непонятных слова) закон не нарушаем.

– Слушайте, Сергей, а зачем этот закон? Нет, я помню формулировку – приватность генетической информации, право на неразглашение… Но чего конкретно они боятся? Что ужасного может произойти, если кто-то расшифрует чью-то ДНК? Я читал, в начале века взятие ДНК на анализ было рутинной процедурой, чуть ли не при любом задержании…

– Чего боятся, – Сергей отхлебнул из чашки, снова поморщился, заел сэндвичем. – О, это тебе лучше расскажет эксперт Брук. Мартин, садись к нам. Скажи стажеру, почему я не могу положить перед тобой геномы подозреваемых. Зачем этот закон, спрашивает. И почему его не было в двадцатом веке.

– Сначала последний вопрос: потому что тогда читали не весь геном, а только характерные индивидуальные участки, часто даже некодирующие. Да и это было дорогое удовольствие, и для успеха требовались микрограммы ДНК. Теперь у нас есть «сиквенс одной молекулы», цена реактивов сравнима со стоимостью кофе, который выпивает средний детектив в течение месяца, а будешь пинаться – отсяду… Раз – и получили весь геном в виде файла, и лежат у тебя на рабочем столе геномы мистеров А, Б и С. Читай, наслаждайся.

– В чем наслаждение, объясни.

– Очень просто. Нет такой базы данных, даже полицейской, которая не могла бы утечь в плохие руки. А дальше… Во первых, можно фальсифицировать биоматериалы: уничтожить в них исходную ДНК, подмешать синтезированную ДНК другого человека и подставить его по полной: доказать этот фокус очень непросто, если делать с умом. Во вторых, если ума и денег еще побольше… знаешь процесс Хевэн против Тафина? Что, и ты не знаешь? Рассказываю. Девушка подала в суд на известного теннисиста, заявила, что он отец ее сына. Сделали определение отцовства – точно, он, случайное совпадение было бы возможным, если бы население Земли было раз этак в сто побольше. А теннисист уперся: знать не знаю эту особу, вообще никогда ее не видел, не только в реальной жизни, но даже в Сети. И под детектором лжи это повторил, и под томографией. Пустяки, говорит девица, просто он был в тот момент неадекватен… Что оказалось на самом деле? Экстракорпоральное оплодотворение искусственным спермием. Девица имела доступ к генным базам спортсменов, украла геном, синтезировала хромосомы, а остальное в наше время – дело техники. Предприятие дорогостоящее, но окупилось с лихвой. Теннисист увидел ребенка, растрогался… Мать не посадили, потому что закона о приватности генетической информации тогда еще не было, а обратной силы он не имеет. Между прочим, этому мальчику, синтетическому сыну Тафина, сейчас должно быть лет четырнадцать. Любопытно бы узнать, как он поживает.

– Играет в теннис или занимается биотехнологиями?

– Ты злой человек, Сергей. Если же денег совсем мало, а сделать гадость человеку хочется, то, в третьих, можно просто вычитать в его ДНК много интересной информации и распорядиться ей, как подскажет фантазия. В общем, парень, не дай боже твоему геному попасть в руки врага. Про предрасположенность к болезням и медицинскую страховку не буду говорить, сам поймешь. Представь себе: человек сидит в Полинезии и рассуждает о недопустимости экспансии европейцев на острова Тихого океана, а ты смотришь его геном, видишь маркеры европейского происхождения и всем об этом рассказываешь – смешно получается. Или, например, ген латентной педофилии… Хотя, конечно, про преступные генотипы – полное вранье. Современный Ломброзо.

– Нет, почему? – засомневался Фред. – Как единственное доказательство, конечно, не пройдет, но в сумме с другими…

– Офицер, поверьте эксперту: всё это брехня желтой прессы. Нет таких генов.

– Ну а как же статистические данные?

– Статистические данные? – Мартин радостно улыбнулся. – Разумеется! Еще сто лет назад было известно, что половину населения Земли составляют носители варианта генома, с которым вероятность попасть за решетку в шестнадцать раз выше, чем без него.

– Что, серьезно? – спросил Сергей. – А я почему не знаю?

– Ты знаешь. Про этот вариант генома все знают.

Сергей наморщил лоб.

– Эта, как ее… моноаминооксидаза?

– Нет. Игрек-хромосома. Мужчины попадают под арест в шестнадцать раз чаще женщин.

– Смешно.

– Поучительно. Многие верят в «гены преступности» и статистику вроде этой. А когда многие верят во что-то, оно становится истиной и руководством к действию, что бы там ни говорили яйцеголовые. Отсюда закон о ДНК-приватности, отсюда же паника и скандалы.

– Тоже верно. Нормальное, черт подери, поведение современного человека. Каждый умник, чей геном едва ли заинтересует даже специалиста по лягушкам, всюду расхаживает в перчатках, целуется через кондом…

– Сергей, Сергей, – предостерегающе сказал Мартин, – я думаю, общество просто еще не вполне готово принять «сиквенс одной молекулы». Высокий уровень технологий плюс низкий средний уровень образования…

– Знаешь что? Если изобретения должны появляться тогда, когда исчезнут дураки, тогда ни одно изобретение не появляется вовремя.

– Нет, почему? Возьмем, например, открытие пенициллина. Или мобильный телефон…

– Слушайте, – подал голос Фред, – но тогда у Герхарта тоже может быть мотив? Если он носитель гена предрасположенности к какой-нибудь болезни и боится попасть под сокращение… То-то он в перчатках ходит!

– Резонно. Геном лучше не засвечивать перед работодателем. Конечно, уволят не за ген, найдут за что. Если ваша девочка неосторожно пошутила, что кому-то продаст его биоматериал, а человека и без того эта тема волнует…

– Ладно, доктор философии. Ты чем-нибудь еще можешь нам помочь?

– Могу посмотреть тщательней ту же игрек-хромосому из нашей пробы. По англосаксонским этническим группам есть хорошие данные. И по Европе, и по белой Америке. Повезет, дам процентов восемьдесят пять, что это Карпентер или Герхарт.

– А остальные пятнадцать?

– Остальные пятнадцать на Джузеппе Мауро, – вздохнул эксперт. – Если у него был хоть один английский предок по мужской линии, причем сколь угодно давно…