Пепельные цветы

- Твой ход, - сказал Ллойд. - О чём ты опять задумалась? Играем мы или нет?

Они сидели в гостиной, за картами. Тускло, на самом слабом огне, светила керосинка. Стоял под ней её любимый весёлый фарфоровый слон. Увы, он не принёс ей счастья!

Или... Или принёс? Конечно же! Конечно принёс, прости слоник, прости.

Засыхала пустая банка из-под тушёнки, которую Ллойд едва ли не вылизал. Бедняжка, он живёт с постоянным чувством голода. Скоро начнётся жажда — воды у них осталось несколько литров.

А как смешно он выглядит в её пальто, которое кое-как сумел натянуть. Рукава коротки, в плечах того и гляди лопнет. Милый, милый...

Она бросила карту. Наугад.

- Консервов осталось две банки, - виновато посмотрела на Ллойда.

- Две банки... А просо?

- Увы, мой хороший.

- Ну ничего, ничего. Со дня на день вернутся Деллахи и Липси. Они привезут еды. Много еды и воды.

- Да, конечно, милый, - вздохнула она, кутаясь в одеяло. - Как холодно, просто ужас.

- Разжечь бы камин.

- Надо в конце концов обойти северную оконечность острова. Наверняка останки деревни как раз там, за той скалой, куда мы не дошли прошлый раз. Тогда у нас будут дрова.

- Не хочу, - покачал головой любимый. - Ты опять проиграла. Что с тобой сегодня?.. Этот противный, этот ледяной и вонючий туман... Там просто нечем дышать.

- Ты посидишь дома, а я схожу. У тебя вчера был ужасный кашель, не стоит тебе лишний раз выходить на улицу. Всё, что я нашла, это таблетки от сердца и давления. Да немного аспирина. Так что, болеть нам нельзя.

- Да, милая. Ты у меня такая молодец! - улыбнулся он.

- Вообще нам лучше бы переселиться в подвал. В доме не многим лучше, чем на улице.

- В подвале очень уныло. И сыро. А тебе вредна сырость. И потом, ты сама говорила, что там эти ужасные крысы.

- Лучше уж потерпеть сырость и крыс, чем... Впрочем, теперь уже...

- Что — теперь уже?

- Милый, Деллахи и Липси нет уже неделю.

- Неделю? Неужели прошла уже целая неделя?.. Время летит совершенно незаметно. Это потому что ты со мной, и я счастлив. А ты? Тебе хорошо со мной?

- Да, мой мальчик. Я счастлива, что у меня есть ты.

- Ну вот, я опять выиграл.

- Да, ты здорово играешь... Бедная Гленда! Она была такая весёлая, озорная... Она вышила эту чудесную салфетку для своего малыша...

- Как вы, женщины, любите грустные воспоминания! Любите терзаться и плакать.

- Воспоминания? Дорогой, но она умерла всего пять дней назад!

- Ну да, кажется, пять. Но ведь её не вернёшь. Какой же смысл каждый вечер плакать?

- Она умерла не одна. Вот что самое ужасное.

- Да? - он удивлённо посмотрел на неё. - А кто ещё умер?

- Ллойд... ты... У неё же был ребёнок!

- А-а, да, правда... Я забыл.

- Хотела бы я так быстро забывать, - вздохнула Беатрис.

- Но тебе нельзя этого, - возразил милый. - Кто-то же должен помнить всё за нас двоих.

- Да, - слабо улыбнулась она. - Да, конечно.

- Ты у меня такая умница! И красавица. Сыграем ещё?

- Красавица... У меня лезут волосы... Ужас!

- Куда они у тебя лезут, любимая?

Беатрис печально взглянула на него.

Бедный мальчик! Он совсем, совсем ничего не понимает, не видит. И не хочет ни видеть, ни понимать — вот, что самое ужасное. Он сбежал в свою болезнь, спрятался в ней. Там ему хорошо, уютно. Немного голодно и холодно, но всё ведь образуется рано или поздно...

- Милый, ты... ты будешь скучать по мне?

- Ты уезжаешь? - он оторвался на секунду от карт.

- Ребёнок, - вздохнула он. - Ты безнадёжный ребёнок.

- У нас обязательно будет ребёнок, - оживился Ллойд. - Правда, любимая? Маленькая такая Беатрис. Она будет всё время писаться и кричать. Я буду звать её Младшей. Или — Беатрис Вторая, принцесса Каледонии. Или... Я счастлив! Как я счастлив, что ты у меня есть! Играем ещё?

- У меня выпадают волосы, - повторила она, слизывая с губ тихие слезинки. - Скоро я стану совсем страшной.

- Не грусти! - он коснулся её руки. - Для меня ты всегда будешь красавицей, дорогая. Даже в старости.

- Даже совсем лысой?

- Ты лучше всех!

- Спасибо, мой мальчик, - улыбнулась она. - Ты не знаешь всех, но всё равно спасибо.

- Я и не хочу их знать. Мне достаточно тебя. Так мы будем играть?

- Солнышко моё... - она отвернулась, чтобы не расстраивать его слезами. - Да, конечно, мы будем играть. До последнего!

- Что ты имеешь в виду?

- Раздавай... Господи, какой холод!

- Ничего, ничего, - успокаивал любимый, сдавая карты. - Мы уедем на Гаваи, где вечное солнце... Хотя, нет! Мы же должны остаться здесь, на острове. Займёмся гостиничным бизнесом. Ведь теперь это наш отель.

- Конечно, мы останемся здесь, милый. Навсегда.

- Денег ещё много, - с воодушевлением продолжал Ллойд. - Хватит и на ремонт и на жизнь, пока наш отель не станет широко известен, а...

- Денег? - перебила Беатрис. - Много денег?

- Ну да, - улыбнулся Ллойд. - Я ведь отдал меньше половины. Я знал, что наши денежки...

- Ты отдал ме... Так ты не все деньги отдал?!

- Нет конечно, я же не дурак. Я никогда не верил до конца этому Деллахи. Да и Липси... странный он какой-то. Глазки добрые, язык медовый, а что там у него в душе...

- Впрочем, какая теперь уже разница, - не слушала его Беатрис.

- В смысле?

- Ничего, мой хороший, ничего. Давай играть.

- Что-то меня опять в сон потянуло... Я стал таким соней!

- Пойдёшь в комнату, приляжешь?

- Нет. Я здесь. У тебя на коленях. Можно?

- Конечно, мой мальчик.

Они перешли на диван. Ллойд уютно свернулся на нём, а она укрыла его своим одеялом. Села, положив его голову к себе на колени.

Она не знала, сколько так просидела, напевая ему какую-то песенку из прошлой жизни. А он всё никак не мог уснуть. Ей было холодно, она с трудом заставляла себя не дрожать.

- Что-то меня мутит, - сонно произнёс Ллойд.

- Хочешь встать?

- Нет, нет. На твоих коленях так хорошо! Я сейчас усну, и всё пройдёт.

- Я бы сыграла тебе на флейте Гленды. Колыбельную.

- Ты умеешь играть на флейте?

- Нет.

- Тогда зачем говоришь, что сыграла бы?

- Глупый. Спи!

- Но я не понимаю.

- Да будешь ты спать или нет?!

- Да. А что ты будешь делать, пока я сплю?

- Буду сидеть и любоваться на тебя.

- Да? Тогда я наверняка увижу хороший сон.

- Надеюсь.

Он ещё что-то пробормотал, какие то нежности, которых она не расслышала. Потом тело его обмякло, голова потяжелела.

Тогда Беатрис тихонько встала, сняла тёплую кофту, подложила её под голову спящему.

- Спи, мой ангел, - прошептала она, осторожно целуя его в лоб. - Моймилый безумный ангел. А я пойду, поищу дров. Надеюсь, Маклахен всё же не солгал, и деревня на острове действительно была. Тогда я её найду. И у нас снова станет тепло. Хотя бы тепло. Хотя бы ненадолго... Спи.

Она уже подходила к двери, когда вдруг ожило радио. Столько дней молчало, а тут... Наверное, Ллойд, который каждое утро начинал с того, что включал приёмник и пытался что-нибудь поймать, забыл его выключить.

Она метнулась к приёмнику, убавила громкость. Но выключить его совсем не было сил. Пусть оно разбудит Ллойда, но она должна услышать. Ведь раз работает радио, значит жизнь продолжается!

«... радио «Дредноут», - донеслось до неё сквозь хрипы и свист, - и я Кевин Джонс... к последним новостям... А новостей-то и нет, ребята. Совсем никаких. Помните замечательную пословицу: «Лучшие новости — это отсутствие новостей»? Как раз наш случай... На улице снег.... Немного зябко, но зато... кто-то из вас ведь наверняка ещё жив. Впрочем, не отчаивайтесь: вам тоже осталось недолго, как и мне... пирим-дирим-сирим-нитрита или как его там. Это облако зависло в районе... не скоро... А там и весна не за горами, но мы с вами вряд ли... На этом, пожалуй, мы и... последний выпуск... Пока, ребята! Радио «Дредноут» желает вам быстрой и лёгкой смерти!»