Планета обезьян

В это мгновение внимание мое было напряжено, присущая мне наблюдательность была обострена до предела, и — я содрогнулся. Ибо в ее взгляде я прочел нечто совершенно необычное. Мы ко всему готовились, стремясь к столь удаленным мирам, но сейчас я не мог понять, а тем более определить, в чем именно заключалась эта странность. Я чувствовал только, что наше восприятие реальности диаметрально противоположно. И это не зависело от цвета ее глаз, хотя серый цвет их имел довольно редкий на Земле оттенок. Странность заключалась в их выражении. Они были пустыми, в них отсутствовала всякая мысль или чувство, и они напоминали мне глаза одной несчастной умалишенной, которую мне пришлось когда-то видеть. Но нет! Это не были глаза умалишенной! В них было нечто более страшное, чем безумие.

Когда она заметила, что за ней самой наблюдают, то есть в то мгновение, когда мой взгляд встретился с ее взглядом, она вдруг автоматически отвернулась, как будто ее что-то ударило, и это было похоже на движение испуганного зверька. В нем не было ничего от жеста девственницы, чье целомудрие оскорблено. И у меня возникла уверенность, что подобное чувство скромности ей было вообще неизвестно. Просто ее глаза не могли или не хотели встречать взгляд моих глаз. Повернув голову в сторону, она теперь искоса поглядывала на нас.

— Я же говорил вам, что это женщина, — пробормотал Артур Левэн.

Он произнес эти слова голосом, еле слышным от волнения, почти шепотом, и тем не менее девушка на скале его услышала. Голос молодого физика произвел на нее неожиданное впечатление: она отпрянула, и так быстро, что движения ее напомнили мне рефлекс испуганного животного, готового обратиться в бегство. Но, сделав два-три шага назад, когда почти все тело ее скрылось за утесом, она остановилась. Теперь я различал только ее лоб и один внимательный, следивший за нами глаз.

Мы боялись шевельнуться, опасаясь, что при первом же нашем движении она исчезнет. И наше поведение ее успокоило. Через некоторое время она снова появилась на краю обрыва. Однако слишком взволнованный Левэн, самый молодой из нас, не смог сдержать своих чувств.

— Я в жизни ничего подобного… — начал он и тут же осекся, поняв свою неосторожность.

Богиня водопада опять отскочила и спряталась, словно испуганная звуками человеческой речи.

Тогда профессор Антель подал нам знак умолкнуть и принялся плескаться в озерце, как бы не обращая ни на что внимания. Мы последовали его примеру, и вскоре наша тактика увенчалась успехом. Но успехом довольно странным.

Нимфа водопада не только приблизилась к озеру, но и начала проявлять к нашим заплывам и ныркам восторженный интерес, еще более возбудивший наше любопытство.

Вы когда-нибудь видели, как щенок на пляже следит за своим купающимся хозяином? Ему до смерти хочется последовать за ним, но он боится. Сначала он бросается вперед, потом назад, убегает от воды, возвращается, трясет ушами, машет хвостом, встряхивается. Вот точно так же вела себя наша богиня водопада.

И вдруг мы услышали ее голос! Однако звуки, слетевшие с ее уст, лишь усугубили наше впечатление о каком-то звере. В это мгновение она стояла на самом гребне скалистого обрыва и, казалось, была готова нырнуть в озеро. На какой-то миг она перестала метаться, словно щенок. Она открыла рот. Я в это время стоял немного в стороне и незаметно мог ее наблюдать, не будучи видимым. Я думал, что сейчас она нам что-нибудь скажет, крикнет. Я ждал ее призыва. Я был готов услышать слова самого примитивного языка, но только не те странные звуки, которые вылетели из ее горла. Именно из горла, ибо ни рот, ни язык не могли бы произвести тот писк или мяуканье, говорившее о восторге молодого зверька, которое мы услышали. Подобные звуки испускают в наших зоологических садах лишь молодые не в меру разыгравшиеся шимпанзе.

Изо всех сил делая вид, что не обращаем на нее внимания, мы продолжали плескаться в озере, и, наконец, она решилась. Сначала присев, она начала спускаться к нам, опираясь руками о камни. Нас поразило изящество ее движений. Ее позлащенное солнцем тело, удивительно стройное, изгибалось, как бы повторяя все углы склона, а нам сквозь тонкое зеркало водопада оно вообще казалось феерическим в ореоле брызг и радуги. Мгновенно преодолев головокружительный спуск, где приходилось цепляться за едва заметные выступы, она очутилась на самом берегу озера и присела на плоский камень, поджав ноги. Несколько мгновений она разглядывала нас, потом нырнула и поплыла к нам без всякой опаски.

Мы поняли, что ей хочется с нами порезвиться, и продолжали плавать туда и обратно — это ее особенно прельстило! — избегая движений, которые могли бы ее напугать. И в конце концов началась игра, правила которой, сама того не сознавая, установила эта нимфа водопада. Поистине странная игра, напоминающая игры тюленей в бассейне, когда животные гоняются один за другим и неожиданно обращаются в бегство в то самое мгновение, когда они, казалось бы, вот-вот коснутся друг друга. Все это было, конечно, ребячеством, но чего бы мы ни сделали, чтобы приручить прекрасную незнакомку! Я заметил, что даже профессор Антель с нескрываемым удовольствием принимал участие в нашей игре.

Наши водные забавы продолжались довольно долго, и мы уже начали уставать, когда меня вдруг поразило странное, я бы даже сказал, нелепое в данных обстоятельствах выражение лица незнакомки: оно было абсолютно серьезным. Девушка с удовольствием плескалась с нами, явно забавлялась ею же предложенной игрой, и тем не менее улыбка ни разу не мелькнула даже на ее губах. Вот уже несколько минут я испытывал какое-то тягостное чувство, но не мог его объяснить, и теперь, поняв, с облегчением вздохнул: она не смеялась и не улыбалась, лишь время от времени из горла ее вырывалось негромкое повизгивание, которым она выражала свою радость.

Я решил сделать опыт. Девушка плыла ко мне, быстро загребая воду руками и ногами, как плавают собаки, и ее распущенные волосы стелились за ней, словно хвост кометы. Когда она приблизилась, я посмотрел ей прямо в глаза и, пока она не успела отвернуться, широко улыбнулся со всей нежностью, со всем дружелюбием, на какие только был способен.

Результат меня поразил. Девушка замерла, встала ногами на дно — в этом месте вода едва доходила ей до пояса — и, словно защищаясь, выставила вперед скрюченные пальцы с длинными ногтями. Потом она повернулась и бросилась на берег. Здесь она наполовину обернулась и снова замерла, как и тогда, на вершине обрыва, настороженно поглядывая на нас, будто зверек, почуявший опасность. Возможно, она бы вновь прониклась к нам доверием, потому что улыбка тотчас сбежала с моего лица и я снова принялся плавать туда и сюда с самым невинным видом. Но тут новое происшествие встревожило ее еще сильнее. Мы услышали в зарослях какой-то шум, а затем перед нами появился наш приятель Гектор. Перепрыгивая с ветки на ветку, он спустился на землю и заковылял к озерцу, радуясь, что наконец-то сумел нас отыскать. Я был потрясен, заметив, как при виде обезьянки лицо красавицы исказила хищная гримаса ярости и непередаваемого ужаса. Она вся сжалась, буквально слившись с камнями, мускулы ее напряглись, ноги подогнулись, как для прыжка, а пальцы скрючились, словно она выпустила когти. И все это из-за маленькой смешной обезьянки, которая спешила позабавить нас своими ужимками!

Дальнейшее произошло мгновенно. Когда Гектор, не замечая девушки, поравнялся с ней, та распрямилась, словно пружина, и прыгнула. Руки ее сомкнулись на шее шимпанзе, а ноги тисками обхватили его тельце, так что он не мог шевельнуться. Нападение было настолько внезапным, что мы не успели вмешаться. Гектор слабо дернулся и замер. Через несколько секунд, когда девушка его отбросила, он был уже мертв. Это лучезарное создание — в романтическом порыве я назвал ее Нова, ибо красоту ее можно было сравнить лишь с ослепительной звездой, — так вот, эта восхитительная нимфа просто-напросто задушила безобидного, ручного зверька.

Когда мы, наконец, вышли из оцепенения и бросились Гектору на помощь, было уже поздно. Нова повернулась к нам и опять вытянула вперед руки, словно собираясь в нас вцепиться; верхняя губа ее приподнялась, обнажив клыки. Вид у нее был настолько свирепый, что мы замерли на месте. Затем она испустила вопль, который можно было принять за песнь торжества или крик ярости, и бросилась в чащу. Через мгновение ее золотистое тело, мелькнув в последний раз между кустов, скрылось из глаз, и мы вновь остались одни среди безмолвного, таинственного леса.