Жнецы суть ангелы

— Я не знаю, — ответила Темпл. — В мире много добрых людей, понимающих разницу между правильными и неправильными поступками. Во всяком случае, это был неплохой человек.

— Отлично сказано, — похвалил ее Тодд.

Он с улыбкой кивнул, удовлетворенный ее ответом.

— Это самые лучшие слова из тех, что ты когда-нибудь говорила.

— Но парочка Дюшан не вызывает у меня сочувствия, — продолжила Темпл.

Мозес с любопытством посмотрел на нее.

— Тебя не трогает их трагедия? — спросил он.

— Это не трагедия, а глупость. Причем того вида, который я не выношу. Глупость, которая превращает людей в нечто худшее, чем зомби.

— Почему?

— Потому что слизняки, по крайней мере, добиваются своей цели. Они до самой последней минуты продолжают упорствовать, даже когда рассыпаются в прах. Им и в голову не приходит бежать от реальности.

— Многие люди нашли наш новый мир невыносимым.

— Разве он стал другим? Я прожила в нем целую жизнь, и он ничуть не изменился.

Мозес улыбнулся. Слова о «целой жизни» напомнили Тодду об ее юном возрасте.

— Я, между прочим, говорю серьезно, — продолжила она. — Мне хочется понять, каким стал мир? Почему его считают невыносимым?

— Он стал…

Мозес начал отвечать, затем задумался и замолчал. Но ему хотелось пояснить свою точку зрения. Он считал это очень важным.

— Наш мир стал унылым.

Темпл прищурилась и с недоверием взглянула на него.

— И что? — спросила она. — Разве люди раньше не были унылыми?

— Люди-то были. А мир не был.

Она кивнула.

— Ладно, тогда еще один вопрос. Там, в подвале, ты сказал, что я — не зло. Почему ты так думаешь?

— Потому что это правда.

— Откуда ты знаешь?

— Поверь мне на слово, — ответил он. — Ты — книга, которую я умею читать. Вот так-то, малышка.

— Но ты не знал меня прежде. И если я не зло, то кто тогда?

— Ты просто разгневана до крайности. Ты страдаешь, как и все остальные. Тебе не нравится признаваться в этом, и ты придумываешь всякие сложности. Однако я не вижу тут зла.

Она обдумывала его ответ снова и снова. Слова не создавали точного определения, но они имели в себе зерно истины. Темпл решила поразмыслить над ними позже, когда будет свободное время. Мозес Тодд встал со стула и направился к ней. Он со вздохом покачал головой. Весь его вид говорил о том, что ему хотелось отсрочить этот момент, но даже самая длинная похоронная песня имела свой конец.

— Я думаю, мы оба знаем, почему судьба свела нас здесь, — с мягкой улыбкой сказал он.

— Наверное, знаем.

— Как насчет того, чтобы бросить этот нож на пол?

— Только потому, что ты так попросил? Я не собираюсь облегчать твою задачу.

Он целился ей в голову.

— Брось его! Живо!

Тодд стоял слишком далеко. Она не смогла бы дотянуться до него. Не важно, с какой быстротой она двигалась бы, у него имелось преимущество в дистанции. Умирать из-за упрямства было глупо. Она бросила кукури на пол, и Мозес, приблизившись еще на два шага, отшвырнул его ногой под кровать. Теперь ствол оружия находился в двенадцати дюймах от ее переносицы.

— Зачем ты так поступаешь, Моз? Тебе же не хочется убивать меня?

— Мое желание тут ни при чем. Ты знаешь это, малышка. Ты прикончила моего брата.

— Он был плохим человеком.

Тодд печально пожал плечами.

— Некоторые люди прячут глаза от мира, — сказал он. — Эти трусы сворачиваются в комочки и дрожат. Они находят места с высокими стенами и скрываются там от реальности. Они считают наш мир опасной территорией. А мы с тобой другие. Когда требуется действие, мы действуем. Нам не важны причины и расстояния. Месть или помощь, разум или глупость — все это одинаково для нас. Нам могут не нравиться какие-то условия игры, но мы идем вперед. Потому что, малышка, мы с тобой дети Бога. Мы Его солдаты и вечные странники. Мир для нас полон чудес.

Слова Мозеса затронули ее сердце. Несмотря на свои чувства, она восприняла их как безусловную истину. Его глаза были наполнены мольбой, как будто он нуждался в понимании — словно пистолет у ее головы предлагал не смерть, а узы братства.

— Да, мир таков и есть, — ответила она.

Дружеские отношения, выказанные на пороге смерти. Он желал убить ее. Она хотела остаться живой. Оба эти волеизъявления были красивыми, святыми и светлыми.

— И что теперь? — спросила Темпл.

— Сейчас ты умрешь, — ответил он.

— Ладно, — сказала она.

— Если хочешь, можешь отвернуться.

— Нет. Тебе придется делать это, глядя мне в глаза.

— Такое обстоятельство меня не остановит.

— Я знаю.

— Будет легче, если ты не увидишь, как смерть придет к тебе.

— Легкость — не мой способ при решении дел.

— Я все равно убью тебя.

— Тогда начинай.

Она посмотрела ему в глаза и увидела свое отражение — существо насилия и грубости, печальное создание. Затем она перевела взгляд на его руку, твердую и непоколебимую. Палец прикоснулся к курку пистолета. Она сфокусировала на нем свое внимание в ожидании краткого движения.

У нее имелся только один шанс. Финальное напряжение мышц, палец с квадратным ногтем, решивший перечеркнуть ее жизнь. Между этими двумя элементами и мозгом Тодда существовал крохотный промежуток времени. Между приказом нажать на курок и мышцами, выполнявшими директиву, открывалось небольшое окно возможностей. Если поспешить, навыки Мозеса и острота его ума исправят ситуацию. Он отдернет руку. Если помедлить, то будет слишком поздно. Но она знала, что при выстреле появится мгновение неопределенности — короткая тень между мыслью и действием, — там, где еще звучало сожаление, но ум уже извинился за свое решение. Она знала это. И Бог тоже знал, что она была готова защищать себя. Темпл умела чувствовать моменты крохотными порами кожи. Ее глаза, как рентгеновские лучи, сканировали Мозеса Тодда.

Он нахмурился, губы за темной бородой поджались, ствол пистолета чуть дрогнул, палец на курке пришел в движение… Вот ее шанс! Она резко присела и рванулась вперед. Пуля прошла через точку пространства, где миллисекунду назад находилась ее переносица. Темпл вонзилась головой в живот Мозеса. Удар был таким сильным, что мужчина согнулся вдвое. Она схватила пистолет за ствол и развернула его, выкручивая палец, лежавший на курке. Ей удалось выхватить оружие из руки Тодда, но, прежде чем она смогла прицелиться, он ударил ее по запястью тыльной стороной ладони. Пистолет вырвался из ее пальцев, перелетел через всю комнату и, ударившись о стену с цветочными обоями, упал за туалетный столик.

— Черт возьми, малышка! Ты удивила меня!

Мозес сделал шумный вдох и толкнул ее в кресло. Его толстые пальцы сжали шею Темпл. Квадратные ногти впились в ее кожу. Она схватила его за запястья и попыталась вырваться, но мощные руки Тодда напоминали ветви дерева, покрытые мускулистой плотью.

— Ты тоже умрешь в моих объятиях, девочка, — произнес он хриплым голосом, в котором не чувствовалось никакого гнева. — Как эта Дженни Дюшан. Сейчас все закончится. Ты закроешь глаза и умрешь. Иначе наша жизнь не имела бы смысла. Ты знаешь это. У нас с тобой один взгляд на мир.

На внутренней поверхности век она увидела звезды. Ее голова уплывала куда-то вверх, отделяясь от тела. Горло не могло глотать. В ушах она слышала только стук своего сердца и голос Тодда, вещавший тоном мудреца.

— У нас с тобой один взгляд на мир, — повторил он снова.

Она взбрыкнула ногой и попала ему в пах. Руки Мозеса сорвались с ее горла, и Темпл, задыхаясь, закашляла. Ее легкие наполнялись воздухом, но голова по-прежнему была тяжелой. Она больше не чувствовала невесомость. Ее тело вновь обрело гравитацию и силу. Темпл вскочила на ноги и побежала к двери. За ее спиной раздался гортанный вой боли, который постепенно переходил в разгневанное рычание. Когда она добежала до лестницы в конце коридора, Тодд, проломив дверь спальной комнаты, бросился следом за ней.

Необходимо увести его от Мори. Вот, о чем она думала. Увести Тодда от Мори. На городские улицы. Что бы там ни случилось, все должно произойти вне дома. Пусть Мори не будет свидетелем нового убийства. Он уже достаточно повидал на своем веку.