Завещание каменного века (сборник)

Он любил смотреть на мерцающие звезды. Не такие же ли это пещеры, в которых горят костры, и возле них коротают зиму люди, занятые мелкой работой, как и они? Возможно, кто-нибудь из них глядит оттуда на огонек их костра. Если прищурить глаза, можно увидеть тонкие лучики, которыми звезды соединяются друг с другом, образуя множество причудливых фигур. Они что-то смутно напоминали Пиру, волновали его. Он подозвал Ми и показал ей на небо.

— Олень!

Ми долго смотрела на звезды, но ничего не увидела.

— Это небесные огни. Там не может быть оленя.

А Пир каждую ночь отыскивал своего оленя и потом уже не удивлялся, когда обнаружил еще собаку, медведя, зайца…

Однажды он не вытерпел и головешкой начертил на стене пещеры своего оленя. У него получилось сразу, будто рука сама хранила в памяти расположение линий. Несколько дней олень хорошо был заметен на известковой стене, и Ми тоже видела его, и глаза ее радостно вспыхивали всякий раз, когда она глядела на стену. Потом копоть от костра стушевала рисунок. Пиру пришло в голову высечь оленя рубилом, по тем же линиям, которые были начерчены углем. Их не везде было видно, но они и не нужны были Пиру.

Съели последнюю рыбу. От оленя, высеченного в камне, не было никакого проку. Пир и До вышли на охоту. Они напрасно прорыскали целый день. Добыли всего лишь зайца.

Подряд шли неудачные дни: Пир возвращался с пустыми руками. Спали у костра под шкурами, прижавшись друг к другу, но были голодны и не могли согреться.

И все же Пир ночами продолжал высекать оленя в каменной стене. Наконец он вырубил последнюю борозду. Утром Ми увидела рисунок. Она обрадовалась, но ненадолго. Голод был мучительным.

Ночью Пир слышал, как Ми двигает голодными челюстями, мучается и стонет оттого, что не может насытиться пищей, которая только воображается ей.

До снова отбился от рук, стал промышлять в одиночку. Ему удавалось настигать зайцев. Пир узнавал это по его помету, в котором встречались непереваренные кусочки кожи и шерсти.

Пир хорошо знал петлистые следы длинноухих зверьков. У них были свои излюбленные тропы. Никто из охотников племени всерьез не занимался такой мелкой дичью — только подростки: бывало, сам заяц им под руку подвернется, так станет добычей. Но сейчас Пир был бы счастлив, добудь он хоть одного такого зверька. От голоду он совсем изнемогал. Но зайцы были проворны и быстры. За одним Пир долго, но безуспешно гонялся. Заяц легко прыгал по насту там, где охотник проваливался по пояс. Все же он подстрелил одного из лука.

Возвращался в пещеру, волоча убитого зайца за длинные лапы. Тушка быстро проморозилась насквозь и, когда задевала о землю, стучала, как деревяшка.

Пир еле удерживался от желания немедленно разодрать добытого зайца и съесть. От истощения у него кружилась голова. Он оступился в глубокий снег — и во весь рост растянулся, увязнув руками в сугробе. Долго лежал не двигаясь.

С усилием высвободил ногу — она была зажата между тугими ветвями стелющихся кустов. Смутная мысль мелькнула в голове Пира — что-то очень важное; но от голода и усталости он не смог думать.

Ми тоже возвратилась в пещеру не с пустыми руками: выследила беличью нору и разорила дупло. Не велика добыча, но все же подспорье. Орехи были на подбор ядреные, ни одного гнилого. Она просушила их у огня. Когда возвратился Пир, Ми протянула ему горсть пахнущих смолью и маслом орехов. Пир отдал ей в руки закоченевшую тушку зайца.

В этот раз у них был вкусный ужин. Только пищи было все-таки мало на двоих. Ночью Пир снова испытывал мучительный голод и опять гонялся за длинноухим зверьком, который петлял в кустах, легко увертываясь от охотника. Пир никак не мог настигнуть зайца. Ему не повезло и во сне: он опять провалился в снег, и нога завязла между ветками стланика.

Проснулся лихорадочно возбужденный. Мысль, которую он не смог додумать накануне, прогнала его сон. Костер совсем зачах. Ми крепко спала, почти вплотную придвинувшись к дотлевающим угольям. Пир подложил дров, но он помнил: нужно немедленно проверить догадку. Он забыл и про голод, и про усталость.

Заготовленные впрок сухожилия — мало ли зачем они могли понадобиться: на тетиву для лука или на подвязки к обуви — хранились в дальнем углу пещеры в нише наверху, чтобы До не соблазнился ими и не сгрыз. Пир принес их к огню. Нужно было неторопливо отогреть их на несильном жару — иначе они могут покоробиться, станут ломкими. Ему не сразу удалось сделать надежную петлю.

Ми проснулась и лежа наблюдала, чем это занят Пир.

— Ты голоден, и оттого тебе не спится, — сказала она. — У нас осталось немного орехов-поешь.

Пир улыбнулся ей и покачал головой.

— Почему у тебя так блестят глаза, будто ты досыта наелся мяса? — допытывалась Ми. — Нам остается только съесть его. — Ми осторожно кивнула на До, спящего по другую сторону костра.

— Нет. Он еще пригодится нам, когда наступят теплые дни и можно будет снова надолго уходить из пещеры охотиться. Я знаю, как можно добыть мясо.

Весь день Пир отыскивал звериные тропы и расставлял петли. Вечером снова обошел их. В одном силке оказался пойманный заяц.

Войдя в пещеру, он положил к ногам Ми добытую тушку.

— Теперь у нас будет мясо каждый день.

Давно смерклось. Дождь барабанил по камням в одном ритме будто зарядил навечно.

Игумнов при свете костра заканчивал чертежи. На схеме были обозначены положения древних рисунков, и все они были пронумерованы по часовой стрелке от входа в грот. В примечаниях каждому было дано название: «Бегущий олень», «Олень с наклоненной головой», «Олень стремительный»… И только про рисунок на дальней стене было сказано: «Набросок».

На ужин довольствовались пустым кипятком.

— Хоть кишки прогреем, — сказал Степан, разливая из котелка по кружкам.

— И надо же было мне не взять фотоаппарат, — посетовал геофизик. — Испугался лишнего груза!.

— Все равно снимки не получились бы. Темно.

Мрак загустел в дальних углах пещеры; неровная ниша входа глубинным провалом черноты зияла в известковой стене грота. Яростным жаром пылали раскаленные угли и прогретые камни вблизи костра. Маршрутчики сидели вокруг очага, их обнаженные тела — все трое разделись до пояса — светились в потухающем пламени. Игумнов с бряком опрокинул пустую кружку на выступающую из земляного пола каменную плиту. Слой отвердевшей глины, смешанный с пеплом и мусором, покрывал пещеру. Игумнов давно боролся с желанием поковыряться в нем — здесь могли оказаться оружие и предметы быта древних обитателей пещеры. Но лучше было не трогать: если находкой заинтересуются археологи, раскопками займутся специалисты. Геологи могли только навредить им. А все же к плану грота, составленному ими, не лишне было прибавить хоть один осколок камня, отесанного руками человека — вещественные доказательства всегда кажутся более убедительными.

Но были и другие заботы, более неотложные. Сразу не подумали запасти дров на всю ночь — теперь придется шарить по мокрым глыбам в темноте. При одной мысли о том, что придется вылезать из тепла, становилось не по себе. Но тянуть дальше было нельзя.

— Иначе к утру дуба дадим, — высказал общее мнение Степан Ильин. Он один рискнул вылезть под дождь раздетым, в трусах и в ботинках на босу ногу.

Невдалеке на склоне стояло несколько сушин. Игумнов приметил их еще днем мимоходом, по привычке замечать все, что может понадобиться на случай ночевки. Кроме них, там и сям среди камней извивались понизу клубки мертвых веток стланика, они легко выдирались вместе с корнем. Сушины срубили топориком. Металл звенел, ударяясь о сухую и твердую древесину, — ливень не смог ее промочить.

Ветвистые и горбатые стволы, пружинистые скрутки толстых веток стланикового сушняка загромоздили половину грота. Зато дров наверняка теперь хватит на всю ночь.

Снова нужно было сушить одежду и отогреваться. Руки окоченели так, что пальцы едва гнулись.

— Вот вам и июль! — сказал Моторин. — Воспаление легких можно схватить.