Z значит Захария (ЛП)

Именно в один из дней, когда я много спала, ко мне пришёл сон, и с тех пор он повторился много раз. Поначалу он был довольно туманным; я осознавала только, что шагаю по какой-то незнакомой местности. При пробуждении меня охватило разочарование — я по-прежнему находилась в своей долине.

Я всегда испытывала скуку, когда другие люди рассказывали мне свои сны. Сама я до этого своего последнего сна видела их редко, да и то всегда забывала сразу же после пробуждения. Но это моё сновидение показалось мне самым важным из всех, что я когда-либо видела или о которых слышала. Оно возвращалось ко мне много ночей подряд, оно подчинило себе моё сознание. Вот так во мне и зародилась надежда, а потом и вера в то, что есть на земле другое место — место, в котором я могла бы жить. И там меня ждут, там я нужна: я видела классную комнату с полками, на которых теснились книги, а за партами сидели дети. Их некому учить, и поэтому они не умеют читать. Они тихо ждут, глядя на дверь. Во сне я видела лица этих детей, и мне очень хотелось узнать их имена. Похоже, они ждут уже целую вечность.

Вот почему я решила уйти из долины. После инцидента со стрельбой я убедилась, что мистер Лумис — сумасшедший. Мира между нами быть не может. Я жила в постоянном страхе, боясь, что он либо увидит меня, либо выследит; от любого необычного звука — шороха сползающей по каменистому склону гальки, треска древесного сучка, даже шёпота ветра в листве — у меня кровь в жилах стыла. Долина, которая всю мою жизнь служила мне домом и пристанищем, теперь, казалось, была напоена угрозой, от которой мне не скрыться, куда бы я ни пошла и что бы ни делала.

План не сразу вырисовался в моём сознании с полной отчётливостью; поначалу это было лишь смутное томление, приходившее, когда мне было особенно тяжко. Тогда я вспоминала приснившееся место и гадала, где же оно находится. Насколько мне помнится, что-то похожее я посетила в детстве. Оно точно не на севере — и мои родители, и мистер Лумис говорили, что там только мёртвая пустыня. Может, на юге? В той стороне много долин, и во всех есть фермы, магазины, школы... Ведь могут же там быть люди, живые люди? Или это слишком нереалистично?

Я отправлюсь к ним. Приготовлюсь к долгому путешествию и длительным поискам. Буду идти, как шёл мистер Лумис: не снимая противорадиационного костюма и таща за собой тележку. В дорогу прихвачу бинокль и, возможно, ружьё. Каждый день буду преодолевать как можно большее расстояние в поисках детей из своего сна.

Когда план был выработан и я прониклась сознанием того, что это не просто фантазия, но что я претворю его в жизнь, оказалось, что нужно позаботиться и подумать о многом. Я не имела понятия, осталось ли в тележке какое-либо продовольствие, и если да, то сколько. Само собой, мне также потребуется вода. Я не знала, ни как управляться с воздушным баллоном, ни подойдёт ли костюм мне по размеру. Но самой важной задачей было придумать, как украсть костюм и тележку, да так, чтобы меня при этом не заметили и не подстрелили. Один человек, Эдвард, уже расстался с жизнью из-за этого костюма; и я не сомневалась, что мистер Лумис убьёт меня без промедления, если ему представится такая возможность.

И всё же он оставил меня в покое на целый месяц. Не знаю, почему. Мне известно только, что он всё время был занят: каждое утро я слышала, как он заводил трактор; двигатель гремел — иногда слабее, иногда сильнее — далеко за полдень. Несколько раз я, прячась за кустами, спускалась пониже и наблюдала. Мистер Лумис обрабатывал культиватором огород и подсыпал удобрения на поля. Эти занятия, похоже, поглощали всё его внимание, поэтому меня так и подмывало прокрасться в курятник и собрать яйца или отправиться порыбачить на пруд — он, наверно, и не заметил бы. Но, конечно же, риск был слишком велик.

Как я жила? Когда я объясняю это, кажется странным, почему мне не пришло в голову уйти отсюда гораздо раньше, ведь жизнь моя была не жизнь, а сплошное испытание, хуже которого и помыслить себе невозможно. Меня мучил постоянный голод. Я собирала на склонах грибы и ягоды, а если хотелось чего-то более существенного, приходилось прокрадываться по ночам вниз. Я воровала овощи из огорода, взращённого собственными руками, и ела их сырыми или поджаривала ночью на костре. Безлунными ночами или когда небо заволакивали тучи, я ловила на пруду рыбу. Страх никогда не отпускал меня: я боялась, что враг догадается о моём приходе и устроит засаду. Один раз я отважилась проникнуть в курятник и собрать яйца, но куры всполошились, приняв меня за крадущуюся во мраке лисицу или хорька, заквохтали, заметались; я испугалась, что их гвалт будет слышен в доме. Больше я никогда не повторяла своей вылазки.

Но хуже голода было безрадостное однообразие моей жизни. Днём я не решалась никуда ходить из страха быть замеченной и подстреленной, поэтому я почти никогда не покидала эту часть долины, пряталась. Много спала, потому что здесь, под сенью леса, даже в самые жаркие дни царила прохлада. Конечно, меня не оставляла тревога, что мистер Лумис с помощью Фаро отыщет моё новое убежище и захватит меня во время сна. Но я успокаивалась, слыша гул тракторного двигателя. Похоже, до мистера Лумиса в конце концов дошло, что кому-то же нужно собирать урожай; поскольку меня он от этого занятия отстранил, ему пришлось делать это самому. А может, он лишь ждал, что я ослаблю бдительность, стану беспечной, и вот тогда...

Время от времени, сидя под деревом и ожидая наступления темноты, когда я могла бы безопасно выбраться куда-нибудь, я думала о своей утраченной книге. Вспоминала любимые рассказы, а иногда даже могла восстановить в памяти текст некоторых их них дословно. Но эти думы всегда приводили меня к тому моменту, когда я, вернувшись тем страшным вечером в пещеру, обнаружила останки книги среди своих сожжённых пожитков. Это воспоминание пробуждало во мне самые лютые чувства по отношению к мистеру Лумису. Не знаю, испытывала ли я когда-нибудь в своей жизни ненависть к кому-нибудь — в детстве мне внушили, что ненавидеть нехорошо — но должна признать: я теперь желала причинить ему боль, заставить его страдать. Он забрал или уничтожил всё, что я ценила и любила. Я отомщу тем, что украду его драгоценный костюм.

Я обдумывала план со всех сторон. И всё же, как бы тяжка ни была моя нынешняя жизнь, я никак не могла заставить себя взяться за претворение своего замысла в действие или хотя бы совершить первый шаг в этом направлении. Полагаю, меня держал в узде страх, а ещё тот факт, что мистер Лумис пока меня не трогал. И однако всё это был вопрос времени: до осени оставался всего один месяц, мои источники пропитания иссякнут, да и мистер Лумис не станет ждать вечно.

Некоторым образом, толчком, после которого мой план начал осуществляться, послужили его собственные действия, причём ни он, ни я в тот момент не догадывались об этом.

В один жаркий день, после полудня, я совсем замучилась бездельем и решила вопреки собственному здравому смыслу отправиться выше по восточному склону и пособирать ягоды. Их там было множество — ароматных, сладких; я съедала всё, что находила, не забывая сторожко хорониться за кустами. Через некоторое время я бросила взгляд вниз, на дно долины, и, кажется, заметила что-то не совсем обычное, но мои глаза тут же вновь обратились к ягодам, и лишь взглянув второй раз, я сообразила, что же там такое.

Дверь главного входа в магазин была настежь открыта.

Я глазам своим не поверила. Сначала мне подумалось, что мистер Лумис, должно быть, зашёл внутрь за припасами. Я ещё ниже присела за кустами и принялась ждать, когда он выйдет. Шло время, но он так и не появлялся. Внезапно меня посетила мысль: а что если это чистая случайность? Может, он попросту забыл запереть дверь? Чем дольше я ждала, тем больше убеждалась, что так оно и есть. Мистер Лумис зашёл в магазин до ланча, забрал оттуда, что ему было надо, но в спешке позабыл навесить замок и ушёл домой, не оглядываясь. А массивная дверь отворилась сама собой.