Вчера, сегодня, позавчера...

увидела, что на ее пальце тоже кольцо. Они вошли в подъезд, а я опрометью бросилась на улицу, к остановке трамвая.

Ночь я провела на вокзале. Я спала как убитая. Утром я взяла билет и поехала обратно.

…Я наведывался в академию до лета, до белых ночей и новой сессии. Там, на Университетской набережной, у меня появились свои любимые места. Когда наступило лето и ты опять не приехала, я ходил туда почти по привычке и пристраивался под сфинксом, наблюдая за входом в академию. Мимо меня проходили студенты с мольбертами, пока я разговаривал со сфинксом, жалуясь на тебя. Сфинкс загадочно улыбался, словно знал все любовные тайны и много веков работал почтовым оператором в окошечке «до востребования». Сквозь его каменные лапы прошли вавилонская клинопись и египетский папирус, он вручал тайные знаки любви неверным афинским женам и римским воинам, получавшим открытки с видами всех завоеванных провинций империи. Сфинкс устал от чужих тайн.

И та девушка, что выдавала мне письма на почте, когда они были, за время с января по июнь тоже устала чрезвычайно. Она издали замечала меня, плечи у нее сами собою поднимались в недоуменном и горестном пожатии, а на лицо сходила жалостливая до слез улыбка. Ей-богу, она сама согласилась бы писать мне письма, только бы я успокоился. В конце концов она уволилась с почты, потеряв, должно быть, веру в любовь. Еще одна сентиментальная жертва в нашей истории, происшедшая попутно, мимоходом.

И я стал забывать тебя – жить мимоходом, не думать о тебе, я бы сказал – изо всех сил не думать о тебе.

И я преуспел в этом, честное слово.

Я преуспел в этом настолько, что уже через два-три года мог не вспоминать тебя целую неделю, а если и вспоминал, то кратко, буквально одним вздохом или тонким уколом сердца. Я поместил тебя глубоко в душе, как стопку твоих писем, спрятанных в ящике письменного стола. Потом, года через три, Ирина совершенно случайно нашла эти письма и прочитала. Вот насколько затянулась эта рана: она смогла их прочитать и даже сделала маленький комментарий через несколько дней. «Вы с нею созданы друг для друга. Жаль, что у вас ничего не получилось», – сказала она спокойно, словно речь шла не о муже, а о незавершенной скульптуре великого мастера. «Не говори глупостей! Так не бывает. Это все красивые выдумки. Просто первая любовь, юношеское увлечение…» – сказал я, зная, что это не так. «Да… очень просто, – вздохнула она. – Ты всюду ищешь компромисса и хочешь усидеть на двух стульях. А любовь нельзя разделить на дольки. Это тебе не апельсин». – «Любовь – не картошка», – попытался пошутить я, но жена не приняла шутки, да и мне, по правде говоря, сделалось от нее тошно…

Целые сутки на обратном пути я провалялась на полке вагона. Мыслей у меня никаких не было, мне стало все безразлично. Я только знала, что у нее теперь есть муж. И у меня теперь есть муж. Мы будем жить дальше со своими мужьями.

«Вот и кончилась эта история», – подумала я, уже подъезжая к Ленинграду.

И вдруг до меня дошло. Я вообще отличаюсь