Непереплетённые

— Вчера ночью у меня было видение.

Лев не знает, что сказать. Почему Кели пришёл к нему, а не к Пивани или Уилу?

— Значит, ты видел своего духа-хранителя?

Кели, похоже, не знает, что говорить дальше, поэтому Лев приходит ему на помощь:

— Это, надеюсь, не свинья?

— Не-ет… — мямлит Кели. — Это воробей. Как в моё имя.

Вот это да. Похоже, что этот самый дух-хранитель действительно имеет для человека особое значение, а не только служит источником донорских органов.

— Так что он тебе показал?

— Кое-что плохое, — шепчет Кели так тихо, что Леву приходится наклониться к нему.

— Что плохое?

Все страхи, преследовавшие его сегодня с утра, разом возвращаются.

— Я не знаю. — Кели смотрит Леву в глаза и нервно теребит в пальцах травинку. — Но я видел, как ты уходишь. Ты же не уйдёшь, правда?

У Лева такое ощущение, будто ему в грудь вонзилась стрела и мешает дышать. Он пытается припомнить, о чём толковал ему Уил: голод и усиленное потение могут вызвать галлюцинации и странные сны. А может, кто-то внушил Кели, что «мапи» всегда уходят, вот ему и приснилось?

— Я не собираюсь уходить, — говорит Лев, пытаясь уверить не только Кели, но и себя самого.

— В моём видении ты бежал, — говорит Кели. — Люди хотели сделать тебе больно… а ты хотел сделать больно им.

6 • Уил

Тем же утром, но только раньше, Уил сказал Пивани, что ему надо собрать дров для костра и ушёл. На самом деле ему просто надо было побыть одному. Подумать. И вот он сидит на каменном уступе, перед ним открывается прекрасный обзор: не только лес, но и более ясная перспектива собственной жизни. Отсюда виден лагерь, или, во всяком случае, часть его, и хотя Уил действительно собирается набрать валежника для костра, но не сейчас. Он хочет просто посидеть здесь какое-то время.

Уил не может больше закрывать глаза на растущее в нём чувство протеста. Оно зародилось задолго до похорон его деда. «Уил, сыграй мелодию для исцеления. Уил, сыграй песню для успокоения. Уил, сыграй нам музыку для праздника, для облегчения, для терпения, для мудрости…» Племя использовало его в качестве музыкальной машины. Хватит. У него нет кнопки «включить/выключить». Пришло время самому выбирать, что и когда играть!

Так что когда его духовное искание кончится и он исполнит обещание, данное дедушке, то даже если Лев останется здесь, Уил уйдёт. Пора ему покинуть резервацию и строить лучшее будущее для себя и для Уны… если она решит, что любит его, Уила, больше, чем резервацию.

7 • Лев

Лев старается не впасть в панику от того, что поведал ему Кели. Ведь ему, Леву, тоже снились похожие сны — что он убегает от кого-то. А ещё ему снилось отмщение. Не кому-то конкретно, а всем разом. Всему миру. От этого чувства, тёмного, словно грозовые тучи на горизонте, нелегко отрешиться.

— Мы в резервации, нас окружают стены и защищают законы, — говорит он Кели с уверенностью, которой вовсе не чувствует. — Здесь не от кого убегать, — добавляет он, чтобы успокоить не столько собеседника, сколько себя самого.

И тут, не успели ещё отзвучать эти слова, снова раздаётся треск, словно ломается сухой сучок под ногами — и на этот раз Лев слышит крики. Тонкие, пронзительные вопли удивления. Или страха.

Лев бросается на поляну, Кели — за ним. Дети сгрудились вокруг Пивани, лежащего на земле лицом вниз.

Мимо уха Лева свистит обездвиживающий дротик и вонзается в бревно в нескольких дюймах от ноги Кели.

— Ложись! — выкрикивает Лев и толкает Кели, загораживая мальчика рукой. Остальные ребята слушаются его команды и падают на землю; и в это время через лагерь проносится шквал транк-дротиков. Лев лихорадочно оглядывается, ища глазами Уила, но того нигде не видно.

Теперь всё зависит от него, Лева.

Он всего лишь на пару лет старше этих детишек, но они смотрят на него как на своего вождя и ждут от него помощи. Лев включается в защитный режим — так же, как однажды сделал это для СайФая.

Он оглядывает окружающий лес, а в мозгу его вихрем кружатся мысли: «Они нашли меня. Они хотят забрать меня в заготовительный лагерь. Меня всё-таки принесут в жертву…» И хотя он перепуган, гнев побеждает страх. Ведь это же как-никак убежище! Люди Удачи находятся под охраной закона! Да, они-то находятся, но как насчёт «мапи»? Может, кто-то из жителей резервации донёс на него до того, как Совет рассмотрел его прошение?

Кели нетерпеливо шевелится у него под рукой.

— Почему мы не стреляем в ответ?

Но Лев не знает, куда делась транк-винтовка Пивани. А если бы и знал, то толку мало — он же не видит, в кого стрелять!

— Оставайтесь здесь, — приказывает он Кели и прочим. — Не двигайтесь, пока я не разрешу.

И, словно заправский пехотинец, Лев ползёт по-пластунски через поляну. Один из детей получил дротик с транквилизатором в ногу и лежит без сознания. Другому дротик вонзился в спину. С остальными всё в порядке. Куда, к чёрту, запропастился Уил?!

Прижавшись ухом к земле, Лев слышит топот. На поляну выскакивают трое мужчин в грязной камуфляжной форме, явно набранной из разных комплектов, словно троица ограбила армейский секонд-хэнд. Впрочем, их и мужчинами-то назвать ещё нельзя: на вид им лет по девятнадцать-двадцать. И это не Люди Удачи. Они — с той стороны стены.

Один из детишек Лева — самая младшая девочка в группе — поднимается, чтобы пуститься наутёк.

— Паква, нет! — кричит Лев.

Поздно. Вожак шайки быстрым движением вскидывает пистолет и всаживает транк-дротик в затылок девочки. Та падает как подкошенная.

— Так, так, так, — произносит бандитского вида главарь. У него нет одного уха, а с пистолетом он обращается так, будто с ним родился. «Прямо как Ван-Гог, — думает Лев. — Тот отхватил себе ухо во имя женщины, которую любил». Правда, с ухом этого парня наверняка случилась не такая романтичная история. Скорее всего он лишился его в драке. Второй тип — с постоянно прищуренными глазами, словно он то ли близорук, то ли настолько привык пронзать людей злым взглядом, что глаза слиплись и не открываются. У третьего крупные зубы и клочковатая бородёнка, из-за чего он смахивает на козла.

— Какое славное гнёздышко притонщиков! — цедит Ван-Гог.

Лев, у которого от страха пересохло во рту, поднимается и встаёт лицом к лицу с противником, прикрывая собой лежащих на земле детей.

— Да этот пацан сиена! — говорит Козломордый.

Ван-Гогу весело.

— Очень интересно! Что приличный мальчик-сиена делает среди притонщиков? — Парень разговаривает так, будто он получил образование в лучшей закрытой школе для богатых, вот только с виду он так же грязен и тощ, как и оба его приятеля.

— Я тут по обмену, — говорит Лев. — Надеюсь, вы знаете, что насилие над Людьми Удачи на территории из собственной резервации карается смертью? — Лев не знает, таков ли на самом деле закон, но если и нет, то его надо бы ввести. — Уходите сейчас же, и мы забудем, что здесь произошло.

— Заткни пасть! — рычит Жмурик и целится в Лева из транк-пистолета.

— Все эти притонные ублюдки слишком маленькие! — говорит Козёл.

— А это значит, что их органы на чёрном рынке стоят ещё дороже. — Ван-Гог наклоняется и ерошит волосы Кели. — Что скажешь, сочный антрекотик?

Кели отдёргивает голову и отбивает руку бандита. Прищуренный поднимает пистолет, но Ван-Гог не разрешает ему выстрелить.

— Хватит, мы и так слишком много боеприпасов потратили. Надо приберечь на случай, когда они нам понадобятся.

Лев судорожно глотает, пытаясь подавить страх. Если до этого у него ещё были сомнения в том, кто такие эти трое подонков, то теперь они улетучились. Это охотники за органами. Орган-пираты.

— Возьмите меня, — говорит Лев, не веря себе самому, что произносит эти слова. — Это я вам нужен. Я — десятина, а это значит, что на чёрном рынке я стою больше, чем любой другой беглец.

Ван-Гог лыбится.