Если замерзнет ад

— И в каком масштабе? — поинтересовался Саммерс.

— Один к одному, конечно! — улыбнулся Фрэнк. — У меня есть почти все модели, — он сделал широкий жест рукой, словно показывая ряд машин. — Начиная с самой первой — квадроцикла Генри Форда. И Т-модель, «Жестянка Лиззи». Прототип. Знаешь, присказку Форда: «машина может быть любого цвета, если она чёрная». Прототип «Жестянки Лиззи» был красной. И я нашёл такой. Таких моделей осталось, может, пара штук в мире. Особенно «мустанги» обожаю.

— Конюшню держишь? Сколько голов? — впервые в голосе собеседника пробился интерес.

— Да нет, ты не понял, — засмеялся Фрэнк. — «Мустанг», я имел в виду модель «форда». «Шелби», «Босс», «Кобра джет», «Матч». У меня одна из лучших коллекций в мире. И все на ходу. Сам люблю возиться. Порой находишь буквально на помойке рухлядь, ржавую, мятую, и по винтику восстанавливаешь раритет, который на аукционе может стоить несколько сотни тысяч баксов. Я работал раньше автомехаником. Отцу помогал. У него была маленькая автомастерская. Но потом он продал её, чтобы я мог учиться. Я — инженер-конструктор. Массачусетский институт с отличием. Сто семнадцать патентов. Не мог подвести отца. А что у вас тут кино снимают? — воскликнул он с интересом.

Машина уже въехала в город и остановилась на перекрёстке. Фрэнк с неподдельным интересом рассматривал пробегающих мимо красоток.

— Кино? — не понял Саммерс.

— Ну да. Что-то из пятидесятых годов прошлого века. Девушки одеты стильно, словно с журналов мод сошли, — объяснил Фрэнк. — Пышная юбка, «осиная» талия. Я люблю то время, ретро, архитектуру, моду, музыку, особенно джаз. Ну и тачки, конечно. Золотое время. Я смотрю, таких крутых тачек, как у тебя, навалом. Просто глаза разбегаются. Как умудрились столько найти? И все как новенькие. Может, прикуплю для коллекции. Ретромобилей, увы, все меньше в мире. Рассыпаются. И стоят бешённых денег.

— Да-да, конечно, — о чем-то глубоко задумавшись, бросил Саммерс. — Знаешь, Фрэнк, давай выпьем за наше знакомство. Так приятно встретить коллегу. А вот и мой дом, — он завернул на узкую улицу, и остановил машину около длинного кирпичного дома с маленькими окошками. — Ты что предпочитаешь? Виски, коньяк? Обговорим детали сотрудничества.

— Спасибо. С удовольствием.

— Вот и прекрасно. Отдохнёшь, потом можем погулять, осмотреть город. Ну и связаться с твоей яхтой сможешь. Нет проблем.

Фрэнк очнулся в затхлой комнатёнке без окон. По стенам, выложенных облупившейся кафельной плиткой, тянулся ряд потускневших от времени металлических стеллажей. В центре находился стол. С потолка свисала лампа с жестяным абажуром. Пара верзил в чёрной форме. Прямо перед ним, довольно ухмыляясь, стоял Саммерс. Он переоделся, снял клоунский пиджак. Теперь на нем были бриджи, высокие сапоги, и блуза с отсрочкой, обнажавшая крепкую, широкую шею и бугры мускул.

— Что это значит? Где я? — пытаясь встать, воскликнул Фрэнк, и тут же ощутил, как верзилы с силой вжали его плечи.

— Пасть заткни, ублюдок! — резко бросил Саммерс. — Разденьте его. Уинстон, осмотри.

С Фрэнка бесцеремонно начали стаскивать одежду. Он извивался, пытаясь вырваться из крепких объятий. Задохнулся от острой боли под дых. Полный, лысоватый мужчина небольшого роста в белом халате начал деловито ощупывать его, залез в рот, осматривая зубы, будто племенному рысаку.

— Джон, ты гляди, какой у нашего мальчика «инструмент», — бросил один из охранников, проводя дубинкой по мужскому достоинству Фрэнка. — А ты хвастался, что у тебя больше всех. Твоей фитюльке ещё расти, и расти до этого, — загоготал он.

— У меня свой, а у него — может протез, — с нескрываемой завистью протянул второй.

— Не мешайте, парни. Потом измерять будете, — произнёс сурово Уинстон. — Переверните его, — добавил он, натягивая резиновые перчатки.

Фрэнка грубо схватили, и плотно прижали животом к ледяной поверхности стола, из глаз брызнули слезы, ощущая, как ему грубо разводят ягодицы и лезут холодными пальцами в задний проход. Саммерс подошёл ближе к красному от стыда Фрэнку, который прерывисто, тяжело дышал, и нагло поинтересовался, схватив лапищей за лицо:

— Ну что, Фрэнк Фолькленд, «красный» придурок, владелец яхт, мустангов и вертолётов? Нравится тебе наше гостеприимство? Что скажешь, Уинстон?

— Хороший материал. Похоже, стопроцентно здоров, — ответил тот, сбросив перчатки в урну. — Протянет долго. Ты говоришь, он — инженер?

— Да. Он мне рассказал. Но, может, врал. Слишком много он мне заливал. Похоже, у него с башкой хреново, — добавил Саммерс, покрутив пальцем у виска.

— Ладно. Поставим пока на самую простую работу. Строптивый.

— Ничего, обломаем, — проронил Саммерс, жадно осматривая мускулистое тело пленника, упругие ягодицы, мощное мужское достоинство, в его глазах читалось неприкрытое бесстыдное желание. — Покажите ему, что он будет делать, — приказал он.

На Фрэнка нацепили синюю робу и втолкнули в помещение, где за столом сидел пожилой мужчина в очках в чёрной оправе.

— Так. Слушай внимательно, — сказал он, когда Фрэнк силой усадили за стол и приковали к ножке. — Этот узел ты должен будешь собирать за две минуты. Пока не сможешь, конечно, но потом научишься, — объяснил он, не замечая с каким презрением, смотрит на него Фрэнк. — Вот так, — удовлетворено сообщил он, быстро закончив сборку. — Теперь покажу медленно. Понял? — поинтересовался он. — Тогда попробуй сам.

— Я всё понял, — проговорил Фрэнк, сбросив лёгким движением все на пол, болтики и винтики разлетелись по углам. — Значит так. Если вы немедленно меня не отпустите, я устрою грандиозный скандал. Имейте в виду, меня уже сейчас ищут. Объявят в международный розыск. Это место просеют через мелкое сито и когда обнаружат, что меня похитили, вам всем будет, ох, как невесело.

— Все сказал? — спросил Саммерс, самодовольно поигрывая дубинкой. — А теперь слушай сюда. Никто никогда тебя здесь не найдёт. Это место закрыто от всего мира. Выбраться с этого острова ещё никому не удавалось. Если сбежишь с завода, прямиком попадёшь на виселицу. И не думай, что тебе задарма дадут жрать хлеб. Не таких ломали. А пока получишь урок за свою строптивость, — добавил он и с ухмылкой, сделав знак охранникам.

Фрэнка притащили в вонючую комнатушку, привязали к столбу, поддерживающему свод. Он содрогнулся, ощутив, как просвистевшая в воздухе плеть, опустилась на обнажённые плечи. От боли и унижения перехватило дыхание. Он даже не смог вскрикнуть.

Его втолкнули в камеру. Фрэнк, с трудом дотащившись до койки, попытался улечься так, чтобы не было так больно. Кто-то бесцеремонно стащил его вниз. Сверху нависла небритая рожа, перекошенная злобой.

— Ты, сука, куда улёгся?! Нужно было меня спросить, где твоя койка! Я главный здесь! Дэвид Фергюсон! Слушаться будешь меня или получишь так, что мало не покажется, — добавил он, показывая здоровенный, волосатый кулак. — Понял, ублюдок?

Фрэнк присев на койку, взглянул на него и хотел послать куда подальше. Но тут же представил, что с ним сделают сокамерники и слабо кивнул.

— Не слышу, — злобно прошипел Фергюсон. — Громко и отчётливо скажи: «я понял, мистер Фергюсон».

— Я понял, Фергюсон, — проговорил сквозь зубы Фрэнк.

— То-то, — самодовольно, проговорил бугай, похлопав Фрэнка по щеке грязной лапищей. — Пит, покажи новенькому его место.

На следующее утро Фрэнк очнулся от ужасающего воя сирены. Резко подскочил, грязно выругался, стукнувшись головой. Следующая койка нависала над ним в паре дюймах. Сокамерники ссыпались с коек и выстроились в узком проходе. Подошли охранники, отцепив кандалы от стены, нанизали их на общую цепь.

— А ты чего, сука, расселся? — прохрипел Фергюсон.

— Да, мне и так хорошо, — отозвался Фрэнк и вновь улёгся на койку, заложив руки за голову.

И в то же мгновение ощутил, как его грубо стаскивают вниз. Физиономия надзирателя не предвещала ничего хорошего. Но Фрэнк решил идти до конца.