Расплата

— Это кажется достаточно понятным, — сказал Хэмлин. — Но к чему вы об этом говорите?

— Сейчас мы в таком положении, что различие между собственным и чужеродным больше не работает. Эти бактерии стали «своими» с помощью мутации. Другими словами, некоторые из их белковых молекул, возможно молекулы дезоксирибонуклеиновой кислоты, имеют конфигурацию или «опознавательные единицы», идентичные нашим клеткам, и организм не может их различить.

— Но как это связано с Преобразованием?

— Очень просто, — ответил Карсон. — То, чем мы здесь занимаемся, это наложение на клетки тела — на все из них — нового набора опознавательных единиц под руководством лимфатических узлов и селезенки, которые являются органами, производящими антитела. Новые единицы достаточно сложны, и возможность копирования бактерий в процессе эволюции даже при усиленном отборе слишком мала, чтобы принимать её во внимание. Вот что такое Преобразование. Если хотите, мы покажем вам, как оно происходит.

Хэмлин затушил пятую сигарету в пепельнице Маджетта и задумчиво сложил вместе кончики пальцев. Карсон попытался угадать, сколько понятий о распознавательных метках впитал младший секретарь. Надо было признать, что он удивительно быстро схватывал абстрактные понятия, но конкретную теорию об иммунитете — как и все остальное в иммунологии — было практически невозможно объяснить неспециалисту, не важно, насколько умному.

— Этот процесс, — нерешительно произнес Хэмлин, — он занимает много времени?

— Около шести часов на каждого, и одновременно мы можем работать лишь с одним человеком. Понятно, что к концу века мы рассчитываем на вывод в поле не более семи отрядов. Если мы хотим быстро завершить войну, это должны быть профессионалы.

— Значит — никаких мирных жителей, — подытожил секретарь. — Понятно. Окончательно вы меня не убедили, но, в любом случае, давайте посмотрим, как это делается.

Оказавшись внутри, младший секретарь старался изо всех сил, чтобы всё как следует рассмотреть. Комната, вырезанная в скале, была приблизительно две сотни футов высотой. Большую ее часть занимал корпус Преобразовательного монитора, механизма высотой с пятнадцатиэтажный дом и площадью примерно с городской квартал. Часовые охраняли его со всех сторон, и поверхность машины кишела техниками.

— Невероятно, — пробормотал Хэмлин. — Такой огромный объект и может обрабатывать только одного человека за раз?

— Вы правы, — откликнулся Маджетт. — К счастью, ему не приходится воздействовать непосредственно на каждую клетку. Он работает через кровь, преобразуя клетки посредством небольших изменений в химии сыворотки.

— Изменений какого рода?

— Ну, — начал Карсон, старательно подбирая каждое слово, — это более или менее кладбищенский секрет, господин секретарь. Мы можем открыть вам следующее: машина использует огромную массу кристаллинов, сложных сахаров, они ведут себя как протеины, от которых зависит группа крови. Они внедряются в сыворотку в небольших количествах, под контролем ежесекундных анализов крови. Расчеты, с помощью которых определяются количество и конкретная природа каждого введенного химического препарата, очень сложны. Поэтому устройство имеет такие размеры. В общем, оно работает как искусственная почка.

— Я видел искусственные почки в больницах, — нахмурившись, произнес Хэмлин. — Они довольно компактные.

— Потому что их функция — удалять продукты обмена из крови пациента и восстанавливать жидкостный и электролитический баланс. Это лишь самые несущественные функции почек у высших млекопитающих. Основная же задача этого органа — химический контроль иммунитета. Если бы Вернет и Феннер знали это в 1949, когда формулировалась теория об иммунитете, мы уже давно бы имели Преобразование.

— Машина обязана своими размерами по большей части вычислительной секции, — подчеркнул Маджетт. — В организме эти вычисления проводит мозговой ствол, как орган, поддерживающий гомеостаз. Но мы не можем иметь мозговой ствол снаружи; он не находится под сознательным контролем. Как только тело будет преобразовано, оно переподготовит недоступный нам гипоталамус.

Неожиданно две вращающиеся двери у основания машины распахнулись, и оттуда появился передвижной операционный стол, направляемый двумя сопровождающими. На нем лежал человек, до подбородка накрытый белой простыней. Лицо пациента было неподвижным и почти таким же белым.

Хэмлин с явным замешательством смотрел на стол, выезжающий из огромной полости. Он спросил:

— Этот процесс — он болезненный?

— Нет, не совсем, — ответил Карсон. Его ужасно интересовало, чем был вызван вопрос, но он не осмеливался показывать это. — Но любая неосторожность с иммунными механизмами может привести к появлению симптомов: лихорадка, общее недомогание и т. д. Мы стараемся защитить наших людей, сперва проводя легкую шоковую анестезию.

— Шок? — повторил Хэмлин. — Вы имеете в виду электрошок? Я не понимаю, как…

— Зовите это стрессовой анестезией. Мы даем человеку стероидный препарат, действие которого похоже на анестезию, которую организм вырабатывает в моменты сильнейшего стресса — скажем, на поле битвы или сразу после серьезного ранения. Она действует быстро и не имеет побочных эффектов. Между прочим, в этом нет секрета; применяемое лекарство — это 21-гидроксипрегнан-3,20-дионсукцинат натрия, использовавшийся еще в 1955.

— О, — только и вымолвил младший секретарь. Звучное название химического соединения произвело, как и надеялся Карсон, ритуально успокаивающий эффект.

— Джентльмены, — с колебанием произнес Хэмлин. — Джентльмены, у меня к вам довольно… довольно необычная просьба. И, я боюсь, достаточно эгоистичная. — Короткий нервный смешок. — Эгоистичная во всех смыслах, извините меня за каламбур. Вы можете не колеблясь отказать мне, но…

Казалось, он не способен продолжать. Карсон мысленно скрестил пальцы и вступил в разговор:

— Вы хотели бы сами пройти процесс?

— Ну да. Да, именно так. Это кажется нецелесообразным? Мне следует знать, что я поддерживаю, не так ли? Знать это самому, из личного опыта, а не только из теории? Конечно, я понимаю, что нарушаю ваши принципы, но уверен, что вы не обратите это в какое бы то ни было политическое преимущество. И, возможно, не будет большим прегрешением, если вы преобразуете лишь одного простого человека наряду с семью тысячами ваших солдат.

Получилось, с Божьей помощью! Лицо Карсона, смотрящего на Маджетта, оставалось непроницаемым. Нельзя соглашаться слишком быстро.

Но Хэмлина было уже не остановить:

— Ваши сомнения мне понятны. Возможно, вы считаете, что я пытаюсь получить какое-нибудь преимущество или даже попасть на поверхность раньше моих последователей. Для вашего успокоения я с радостью пойду в ряды вашей наступательной армии. Не пройдет и пяти лет, как я смогу научиться некоторым техническим навыкам, полезным экспедиции. Все требующиеся документы будут подписаны незамедлительно.

— Едва ли это необходимо, — заметил Маджетт. — После вашего Преобразования мы сможем просто сообщить об этом и сказать, что вы согласны присоединиться к наступательной кампании, когда придет время.

— А, — произнес Хэмлин, — вот в чем проблема. Нет, это поставит меня в трудное положение. И если нет другого пути…

— Извините, мы ненадолго, — сказал Карсон. Хэмлин кивнул, и доктор отвел Маджетта в сторону, чтобы их не могли услышать.

— Не переиграйте, — пробормотал он. — Вы перегибаете палку с этим разговором об огласке, полковник. Секретарь предлагает нам взятку, но он достаточно умен, чтобы понять, что цена, которую вы предлагаете, равна всей его политической карьере — он не станет платить так много.

— Что тогда? — хрипло прошептал Маджетт.

— Найти кого-нибудь, кто подготовит нечто вроде неофициального контракта, который Хэмлин предлагает подписать. Наложить на него гриф секретности, так что его вообще нельзя будет показать прессе. Наш секретарь достаточно хорошо знает, что такая секретность может быть нарушена, если наша политика когда-либо опередит президентскую проверку — и это удержит его от проведения такой проверки. Не стоит требовать слишком многого. Когда он будет преобразован, ему придется пять лет жить со знанием того, что он может жить наверху в любое время, когда захочется — и у него нет ограничений, которые есть у наших людей. Держу пари, он свалит до того, как пройдут пять лет — и скатертью дорожка.