Призывники

— Хот, что ты как… — проурчала другая тварь.

— Vade retro, [3] — устало бросил тот.

Чудовища переглянулись и с мрачным видом удалились. Их примеру последовали и духи, растворившись прямо в воздухе. Лишь один из них остался на месте, благодарно-заискивающе глядя на Хота.

— Когда ты уже сможешь сам постоять за себя, Ксиурн? — вздохнул темноглазый. — Я только что нажил себе неприятности с Йог-Сототом, а это сволочь ещё та. Моего цикла призыва, а уже в инкарнатор пробился. Мне до воплощения ещё служить и служить…

— Нас в части много, — попытался подбодрить приятеля Ксиурн. — И призывают нас по-разному… Вон в части «Тет-Ламед-Коф» всего два демона… и девять духов при них.

— И что? — огрызнулся Хот, упорно не желавший подбадриваться. — Тамошнего главного вообще ни разу не призывали; конечно, он же у нас «за Краем Мира»! И при этом он в части единственный воплотился, а остальные только на него и пашут!.. И всё равно у них легче. Нормальный мужик их создавал — этот, как его… Тл… Тлк… А у нас в «Ламед-Вав-Коф» пока цикл отработаешь, семь потов сойдёт. Целая орава уже служит, и это ещё не все комиссию прошли. Ох, встретил бы я его…

— Кого? — недоумённо переспросил призрак.

— Да эту заразу, — рыкнул Хот, — которая нас всех выродила. Лвк… Лв… Да ну его в Р» льех, не выговоришь.

— Что поделаешь, — грустно сказал Ксиурн. — Так заведено. Вон ты уже и не дух, здесь уже воплотился, ещё цикл — и на земле воплощение получишь. А я вот…

— Что, — усмехнулся Хот, — в призыв ещё не ходил?

— Какой там, — поёжился призрак, — я и от комиссии-то едва отошёл. До сих пор кабинет Абхота не могу забыть…

Призывник так дёрнулся, что едва не рассеялся в воздухе. Воспоминание было ещё слишком свежо.

Ксиурн робко материализовался по ту сторону двери, обитой чёрной, неизвестно чьей кожей. Его нерешительный взгляд пробежал по голым стенам и лишь потом наткнулся на огромную лужу серой, пульсирующей жижи на полу. Этой лужей и был Абхот.

— Заключение давай сюда, — прозвучал в голове у Ксиурна полуголос-полухрип, полный бессмысленной злобы. В тот же миг в середине лужи вспух большой пузырь и лопнул, выплюнув трёхголовую крысу. Тварь забарахталась в серой грязи, пытаясь выбраться, но была ухвачена цепкими щупальцами и утащена обратно в чрево Абхота. Послышался приглушённый писк, чавканье и сытая отрыжка.

Ксиурна передёрнуло, но он совладал с собой и бросил в лужу принесённый с собой лист пергамента с рассыпанными по нему мелкими значками.

— Ещё один, — сразу два пузыря извергли козлиный череп на тонких ножках и спутанный клубок кольчатых червей; Абхот явно был вне себя от ярости. — «Ламед-Вав-Коф» и так переполнена, а тут что ни день, то новое отродье!.. Кем тебя записали? Внешним Богом? Наверное, радость так и прёт, а? Думал, тебя сразу воплотят, отправят наверх, а там людишки тебе храмы воздвигать станут? Ну так из тебя эту дурь быстро выбьют. Отслужишь четыре полных цикла — в инкарнатор отправишься, на воплощение. В конце второго получишь временную шкуру. А до тех пор — будешь духом бесплотным по части летать! И чтоб каждого, кто хоть два цикла отслужил, слушался, как Господа Сатану! А будешь ерепениться — экзорцирую!

Ксиурн открыл было рот, но громовой рык оборвал его:

— На комиссию! Пошёл!

Увидев, что вылезло из серой утробы на этот раз, Ксиурн счёл за благо исчезнуть ещё до того, как Абхот успел пожрать очередное своё детище.

Комиссию все призывники, вне зависимости от происхождения, проходили в Девяти Кругах. Именно туда и пришлось направиться Ксиурну.

Вытерпеть первые Круги было не так уж сложно. Проверки на жестокость, чёрствость и равнодушие не выдерживал разве что какой-нибудь совсем сопливый бесёнок; Ксиурн же только улыбался, глядя на грешников, крутящихся в вихре Дидоны или давящихся бурой грязью. Несчастные наивно и самонадеянно полагали, что Девять Кругов созданы исключительно для того, чтобы покарать их мелкие проступки. Возможно, раньше так оно и было… когда-то давным-давно.

Единственным, что делало Круги пыткой не только для грешников, но и для самого Ксиурна, были надзиратели, следившие за его действиями. Призывник ещё мог простить собакоголового Цербера, который, повинуясь своей природе, не мог не облаивать каждого встречного; но хвостатый Минос и полуволк Плутос вели себя ещё более хамским образом. Надзирателей, конечно, можно было понять: они, как и Абхот, были вынуждены вечно служить в призывной комиссии, не имея даже призрачной надежды воплотиться на земле. Это и было причиной их вечно плохого настроения, которое они срывали на всех, кто проходил через их руки. Ксиурн немного сочувствовал им; однако когда Минос ни за что ни про что хлестнул бесплотного и безответного духа хвостом по лицу, было хоть и не больно, но очень обидно.

Настоящие неприятности начинались с пятого Круга, где в Стигийском болоте происходила проверка на брезгливость. Учитывая то, какие личности чаще всего призывали демонов, подобное испытание при всей своей омерзительности было жизненно необходимым. И всё же впоследствии Ксиурн предпочитал не вспоминать об этом. Впрочем, ему, как будущему служащему «Ламед-Вав-Коф», ещё повезло: внешность Абхота в какой-то мере подготовила его к прохождению Стигийского болота. Разница между этими двумя, в сущности, была не так велика.

В седьмом Кругу проверяли на огнеупорность. Купание в пылающем ручье Флегетон было обязательным для всех — даже для глубоководных демонов. Ксиурн никогда не считал себя особенно огнеупорным и втайне надеялся, что не пройдёт испытание. Однако волны Флегетона, жестоко терзающие даже бесплотное тело, выбросили его на другой берег стонущим, почёсывающимся, но живым. С трудом приподнимаясь, дух бросил сердитый взгляд на другого призывника, корчащегося в пламени и кричащего «Горю! Горю!» В здоровенном чешуйчатом парне только слепой не признал бы огненного демона, и подобные выходки могли быть расценены как злостная симуляция.

Тяжелее всего пришлось в Злых Щелях восьмого Круга. Там на Ксиурна сначала наорали, затем сунули в руки вилы и приказали бегать вдоль рвов со смолой, следя за тем, чтобы ни один грешник не выбрался наружу. Из Щелей разило гарью и палёной плотью, жар был невыносимым, а Ксиурн, едва не растворяясь в раскалённом воздухе, метался взад и вперёд и втыкал вилы в карабкающиеся наверх тела. И каждый грешник, срываясь в смолу, считал своим долгом одарить духа взглядом, преисполненным невыразимого страдания. У Ксиурна же не было времени даже крикнуть, что по сравнению с его мучениями Злые Щели — просто тёплая ванна после ужина.

И наконец, перед призывником открылись последние врата, за которыми простиралось ледяное озеро Коцит. Его дыхание стремилось заморозить даже эфирное тело Ксиурна, превратить того в полупрозрачную статую, какие в изобилии украшали поверхность Коцита. Двигаться вперёд становилось всё тяжелее, мёртвый блеск льда ел глаза всё сильнее… а момент решения судьбы Ксиурна был всё ближе. И когда дух достиг середины озера и, содрогаясь, взглянул в глаза огромного чудовища с шестью крыльями и тремя лицами, он понял, что перед ним — сам Люцифер.

Три пасти Люцифера медленно открылись и уронили одно-единственное слово:

— Годен!!!..

— Вот так я и оказался здесь, — уныло закончил Ксиурн. — А теперь не сегодня-завтра идти в призыв, и наверняка попадётся какой-нибудь придурок… В той же «Тет-Ламед-Коф», говорят, духи с более приличными людьми общаются… Баллады в свою честь слушают, о том, что Свет не есть добро… А нас кто ни вызовет, так обязательно какой-нибудь шизофреник… Хот, ну что это за жизнь? Мы с тобой — Внешние Боги, разрушители миров! Почему нас заставляют играть в бирюльки?

Хот молчал. Его занимали совсем другие проблемы: та козлоногая тварь наверняка уже нажаловалась Йог-Сототу, и совсем скоро любитель гулянок за чужой счёт явится качать права. Не то, чтобы Хота это сильно пугало; вот только Йог-Сотот не сегодня-завтра уберётся в инкарнатор, а отвечать за беспорядки в части придётся тому, кто останется. Причём отвечать перед Ктулху.