Одиночество (СИ)

Целую неделю Вернон ломал голову над тем, поздоровалась ли она с ним просто так, или это значило нечто большее. Разум подсказывал, что данный эпизод не даёт мальчику право думать, что Джулия питает к нему какие-то особенные чувства, в то время как волнение в груди утверждало обратное.

Влюблённый человек становится похожим на коллекционера, примечающего каждый жест, каждое слово, каждую улыбку объекта обожания, бережно храня их в своём пылающем сердце. Наверное, почти тридцать лет назад Вернон был точно таким же коллекционером, который обладал самой обширной коллекцией воспоминаний, связанных с девочкой-мечтой. Кто-то видел Джулию каждый день, учился вместе с ней, разделял драгоценные мгновения пребывания в лучах её совершенства, но никто не мог бы похвастаться тем багажом выхваченных из реальности снимков памяти, какой скопил для себя Вернон Левитт.

Обыкновенное приветствие Джулии Керслэйк в школе сделалось для мальчика чем-то вроде редкой коллекционной марки для филателиста. Только его мучил вопрос, попала ли эта «марка» к нему по недоразумению, или он действительно её заслужил?

Вернон вытащил из кармана сигарету, но, уже почти засунув её в рот, тут же брезгливо отбросил в сторону, как будто она была омерзительной рептилией со скользкой кожей. Желание закурить сменилось очередным приступом тошнотворного страха. Мужчина представил себя героем фантастического фильма. Камера медленно отъезжает от него и поднимается в небо, преодолевая тропосферу, стратосферу, мезосферу, термосферу и, наконец, попадая в экзосферу. Теперь Земля выглядит, как детский мяч. Но камера не останавливается и продолжает длительное движение. Герой остаётся где-то внизу, в полном одиночестве среди миллиардов гаснущих звёзд и неизвестных планет.

Мужчина даже вообразил, что упущенный звонок исходил с далёкой планеты, где осталось такое же одинокое существо, как он.

— Тебе пора обратиться к психоаналитику, — прозвучал в голове знакомый голос.

— Замолчи, Джек! — медленно проговорил Вернон. — Где я теперь найду психоаналитика?

— А разве ты не знаешь, что я самый лучший психоаналитик в мире?

— Слишком смелое заявление.

— И слишком уместное, — если бы револьвер обладал даром речи, он сказал бы это именно так.

— Интересно, какой метод лечения ты можешь предложить? — спросил Вернон.

— Их существует целое множество. Для неразрешимых проблем — пуля в рот. Для тех, с которыми трудно смириться, — в висок. Проблемы, вызывающие стойкое неприятие жизни, лечатся пулей в сердце.

— Достаточно, доктор Джек! Спасибо за бесплатную консультацию.

— Чего ты ждёшь, Вернон? Надеешься, что люди вернутся?

— Не знаю, — пожал плечами мужчина.

— А если даже и так, — усмехнулся револьвер по прозвищу Джек, — то хозяин этого дома, вернувшись, в первую очередь прострелит тебе голову за незаконное проникновение в частную собственность.

— Из тебя получается плохой психоаналитик.

— Зато я, в отличие от некоторых, трезво смотрю на вещи.

— Ты на кого сейчас намекаешь?

— Здесь присутствует единственный человек, о котором я могу говорить.

— Может быть, нам пора прогуляться к ближайшей канализационной решётке? А там я совершенно случайно уроню тебя вниз, и тебе придётся продолжить свою блистательную карьеру психоаналитика среди городского дерьма.

— Отличная перспектива! — обрадовался Джек в сознании Вернона. — Сменю одно дерьмо на другое.

— Значит, ты только что назвал меня дерьмом?

— Я только что в предельно научной терминологии определил твоё психологическое состояние.

— Что ещё раз доказывает твою профессиональную некомпетентность.

— А разве ты станешь возражать на мои суждения? Только посмотри на себя! Я ещё не встречал никого, кто выглядел бы более жалко, чем ты.

— Катись к чёрту!

— До встречи, Вернон. А с твоим нынешним состоянием ждать осталось недолго.

«Конечно же, я просто чокнулся, ведь это очевидно!» — мысль озарила мозг Вернона, подобно вспышке молнии на фоне пасмурного неба.

Все факты говорили в пользу того, что он свихнулся, и мужчина мог бы найти этому добрую тысячу подтверждений.

«Разве могут одновременно исчезнуть с лица земли все люди? — рассуждал Вернон Левитт. — Ответ очевидный: нет. Тогда как объяснить то, что я стал единственным обитателем города-призрака? Вероятно, моё тело в данный момент находится в какой-нибудь психиатрической клинике, где врачи прилагают все возможные усилия для того, чтобы вернуть этому телу разум, который застрял в выдуманной реальности. Мне кажется, что я пребываю в полном одиночестве, в то время как меня окружают люди, остающиеся за стеной, возведённой моим больным сознанием».

Подобные метафизические размышления подарили Вернону некоторую надежду на «спасение». Может быть, врачам всё-таки удастся достучаться до его повреждённого рассудка и вытащить его из мира придуманного в мир реальный. Перспектива очнуться сумасшедшим, привязанным к кровати, не слишком радовала мужчину, но, с другой стороны, он мог рассчитывать на то, что снова окажется среди людей. А там дело пойдёт на поправку.

«В последние два или три месяца Линда уговаривал меня меньше работать и взять отпуск, — вспомнил Вернон. — Потому что я был утомлён новым проектом. Практически истощён. И вот чрезмерная нагрузка дала о себе знать. Жаль, что мне не удалось зафиксировать тот момент, когда сознание соскользнуло в иную плоскость существования. Проще говоря, когда я слетел с катушек, свихнулся, тронулся умом».

Он вспомнил об афише с изображением Джулии и других танцовщиц. Вот и объяснение. Никакой афиши не существовало, а Джулия Керслэйк, соответственно, никогда не была стриптизёршей, выступающей в клубе «Домино». Вернон вытащил из кармана сложенный вчетверо лист типографской бумаги, на котором красовались красная надпись в жёлтой обводке. Фотография и текст оставались неизменными.

«Завидное для нездорового ума постоянство», — сделал вывод мужчина.

Ему захотелось убедиться в правоте своих размышлений, и он отправился на кухню, где на подвесном магните висели ножи различных размеров, от хлебных до разделочных. Вернон протянул руку и выбрал нож с самым острым на вид лезвием. Несколько мгновений он пребывал в замешательстве. Вид крови всегда вызывал у него неприятное чувство.

«Давай, Вернон, покажи, кто здесь мужчина!» — приказал он самому себе, после чего закрыл глаза, сделал глубокий вдох и сжал острую сталь в ладони. Тут же кожу пронзила сильная боль, и нож выпал из руки. Когда Вернон решился взглянуть на место пореза, он увидел длинную красную полосу, из которой сочилась кровь.

«Хорошо, что я не воспользовался для прочистки мозгов Джеком», — мрачно пошутил над собственной глупостью мужчина.

Теория о сумасшествии полностью отпадала, потому что испытанная им боль красноречиво говорила о том, что он находится здесь и сейчас, одинокий человек на одинокой Земле.

В доме, где поселился Вернон, не оказалось никаких антисептических средств, словно прежние хозяева никогда не нуждались в обеззараживании ран, поэтому ему пришлось отправиться в аптеку. Ближайшая находилась в полутора милях от его нынешней резиденции. Мужчина мог бы уложиться в пятнадцать минут, чтобы съездить туда и обратно, но он предпочёл пойти пешком. Зачем спешить назад, если надежда на появление людей, способных увидеть его многочисленные указатели в Таргет-Тауне, растаяла, как сгоревшая восковая свеча? А если и найдётся в этом мире хоть одна уцелевшая душа, добравшаяся до места обитания Вернона Левитта, то её обладатель обязательно дождётся его возвращения.

Прогулка по пустынному городу навеяла на мужчину тоску. Он с грустью рассматривал вывески некогда оживлённых магазинов и ресторанов, химчисток и журнальных киосков, частных фирм и государственных учреждений. Тишину нарушал лишь звук его неторопливых шагов.

После необдуманных действий с ножом рука Вернона болела, и ему требовалось продезинфицировать порез, чтобы не допустить заражения. В нынешних условиях любые осложнения, связанные со здоровьем, могли привести к катастрофическим последствиям. Не имея необходимых медицинских знаний, Вернон, в случае нагноения раны, рисковал столкнуться с настоящими проблемами.