Coda in crescendo (СИ)

Шагая между заборами, Юно задумчиво поднял руку и взглянул на ладонь. Лишь сейчас он позволил себе слегка расслабить напряженные с момента встречи с Камиллом мышцы — и по предплечью скользнула еле заметная, но трескучая сетка молний. Вот еще одна проблема, все более усиливающаяся в последнее время. Если соратники каким-то образом прознают, что он превратился в эйлахо, последствия могут оказаться непредсказуемыми. Нужно жестко контролировать себя до последнего. Спросить бы совета — но, скорее всего, ближайшие компетентные врачи и биологи находятся в Хёнконе. А туда возвращаться он не намерен ни при каких обстоятельствах.

…разумеется, Демиурга нельзя недооценивать. Камилл слишком опытен и проницателен. Как небрежно он разгадал и отбросил в сторону блеф с публикацией информации! Но когда слон начинает охотиться за муравьями, у крошечных насекомых остается очень неплохой шанс выжить. Не Камилл сейчас основная головная боль. Самые важные аристократы, за которыми охотится "Адаути", утратили былую беспечность и не появляются на людях без до зубов вооруженной охраны. Да и особняки их патрулируют усиленные отряды. Если связной "Кобры" не появится, придется на время забыть о приборах ночного видения, улучшенных рациях, светошумовых гранатах, бронежилетах и прочем, необходимом для скрытного проникновения или штурма таких особняков. А время тикает. Придется либо искать снаряжение через других посредников, либо перестраивать тактику. Каким искушением выглядят мины с дистанционными взрывателями… но их "Адаути" не применит никогда. По крайней мере, пока остается в живых Юно. Он забирает жизни конкретных людей и никогда не станет убивать непричастных, пусть даже случайно.

Проход вывел его на очередную пыльную кривую улочку, и, пытаясь определить, где оказался, Юно даже на несколько секунд забыл, что ему следует изображать старика. Спохватившись, он сгорбился и зашаркал в предположительно нужную сторону. Хватит ненужных встреч на сегодня. Остаток дня он проведет на явочной квартире.

05.28.1232. Хёнкон

Хотя тяжелые и низкие, грозящие в любой момент пролиться дождем тучи тянулись невысоко над землей, заходящее солнце нет-нет да прорывалось в прорехи, отсвечивая от темной волнующейся воды тысячами ярких бликов. Рикона прилипла к окну удивительной летающей кареты… нет, нужно использовать правильное слово "самолет"!.. жадно вбирая в себя образы океана, лесистого побережья, стремительно приближающейся горы, торчащей из моря неподалеку от суши, и небольших корабликов. Она еще ни разу не видела мир с высоты птичьего полета. Хотя в мире под названием Текира, где она провела полтора месяца, жители тоже летали над землей, она так и не сподобилась забраться в летающее устройство. Ей и без того хватило впечатлений от города на крутых склонах, спускающихся к бухте и порту, от огромной волны цунами, как-то раз пришедшей к берегу и залившей берега бухты, от обычных, но совершенно бесстыжих людей, мохнатых кошкомордых орков и громадных троллей в зеленой чешуе, от вагонов, катавшихся по улицам безо всяких рельсов, а если и ездивших по рельсу, то только одному и высоко над землей (хотя и не так высоко, как сейчас)…

Ее жизнь, после непрошенного сатори в привычной Академии казавшаяся полностью развалившейся, вдруг обрела новый смысл и заиграла мириадами оттенков, словно искусно ограненный бриллиант в солнечных лучах. Сонмы новых впечатлений, чудовищно необъятный мир, где весь Сайлават не потянул бы и на лачугу бедняка на окраине Цетрии — и новые знакомые. Десятки новых знакомых, молодых и старых, легкомысленных и занудных, но одинаково целеустремленных и дружелюбных, чьи имена она по большей части так и не смогла запомнить. И все живые. Не ко-нэмусины, не искины поддержки и не куклы, как в Сайлавате, а по-настоящему живые. Она даже подружилась с одним старым-старым троллем по имени Караби Нэтто. Невысокий по меркам своего Народа, с чешуей, сизой от старости, с трудом ходящий и большую часть времени медитирующий на скале над крутым обрывом, он готовился умереть. В отличие от остальных местных, он знал, что на самом деле смерти нет, что за ней последует лишь долгий целительный — рекреационный, как его назвала госпожа Яна — сон, а потом впереди вечность, свободная от боли и страданий. То ли благодаря своему знанию, то ли учению, называвшемуся Путь безмятежного духа, тролль ничуть не боялся неизбежного ухода. Он всегда вел себя ласково с Риконой, испуганной новым миром, много разговаривал с ней, объяснял и успокаивал. Жаль, что они больше не увидятся долго-долго, целую вечность — лет пятьдесят или сто, пока самой Риконе не придет время окончательно вернуться в Ракуэн.

Не бойся нового, объяснял ей Караби. Отсутствие изменений — лишь в окончательной смерти, той, прежней, уничтоженной на Текире Демиургами. Жизнь всегда, каждый день, каждую минуту приносит что-то, не существовавшее раньше, унося прежнее и знакомое. Естественный круговорот природы следует принимать с открытым сердцем и сливаться с ним в вечном движении. Лишь животные страшатся перемен. Разумные существа — Народ, люди и даже вздорные орки — обладают мозгом, способным усваивать новое, использовать его к своей пользе. Ты еще молода, говорил тролль, чрезвычайно молода, и ты еще научишься жить в гармонии с миром. Из-за ранней смерти тебе гораздо сложнее воспринимать изменения, но ты справишься. Тролль учил ее медитации и контролю чувств, и, Рикона верила, его уроки не пропали зря.

Вот и сейчас девочка чувствовала, что глубинный страх перед будущим копошится где-то в глубине груди, осторожно трогая сердце острыми коготками. Новая академия, называющаяся университет "Дайгака". Новый, совершенно чужой мир. Уже не совсем новое, но все еще непривычное тело, не требующее пищи, воздуха и посещения туалета, не устающее и не умеющее спать, но воспринимающееся как тяжелая одежда с чужого плеча, сковывающая движения и вызывающая странное ощущение внутреннего неудобства. Опять много самых разных новых вещей, заставляющих ее неуютно ежиться. Она не позволяла плохим чувствам овладевать ей, но и не пыталась их игнорировать. Как объяснял Караби, их нельзя загонять внутрь и делать вид, что их не существует — иначе они могут высвободиться и жестоко отомстить в самый неподходящий момент. Нет, каждый раз, когда иглы страха внезапно кололи ее изнутри, она напоминала себе, откуда те взялись. Ничего особенного, все так себя чувствуют поначалу!

Чувство восхищения полетом не ослабевало с тех пор, как Рикона пришла в себя в самолете примерно полчаса назад. Местного полчаса: теперь она умела вызывать на краю зрения циферки часов. Как и в Сайлавате, местный час насчитывал восемьдесят минут. Но секунд в местную минуту впихнули всего пятьдесят вместо пятидесяти четырех, зато секунда оказалась на десятую часть длиннее, а сутки состояли из двадцати двух часов вместо двадцати. Периодов здесь вообще не придумали, используя вместо них неудобные и короткие десятидневные декады. Если добавить еще одну шкалу времени (обозванную Расией "стандартной планетарной"), где в минуте насчитывалось шестьдесят секунд, в часе — шестьдесят минут, а в году, разбитом на неравные "месяцы", имелось почему-то триста шестьдесят пять дней, голова просто шла кругом. Но Рикона решила не заморачиваться. Ей сказали, что она со временем привыкнет к новому времени, а до того у нее есть часы в глазу. Она лишь запомнила твердо, что местный год примерно на пятнадцать процентов длиннее, чем в Сайлавате и Текире, так что ей самой по местным меркам чуть больше двенадцати (вот так взять и потерять больше года возраста, опять стать малявкой — нечестно!) В остальном время тикает, и пусть себе тикает. Главное — не опаздывать. Вот как сейчас: прибытие запланировано на полвосьмого вечера — на семь часов сорок минут, текущее время — семь тридцать одна, и вроде бы они вполне укладываются в расписание. Еще десять минут полета, которыми нужно насладиться в полной мере. С одной стороны, глупо изображать свое прибытие из-за границы, если она все равно не сможет скрыть, что явилась из другого мира, а с другой — здорово, что удалось прокатиться по воздуху!