День Астарты

— Хрен с ним, с фельдмаршалом, — проворчал тингман Хуглейк, — давай ближе к делу.

— Так вот, — продолжал Скалди, — Гитлер поддерживал ряд параноидных оккультных учений, но он никогда не отрицал роль объективной науки. Случаи, когда Гитлер по оккультным мотивам тормозил объективные исследования, единичны. Он никогда не призывал поставить науку под систематический контроль оккультизма. А этот доктор Заурман протолкнул через ООН оккультный совет по контролю над наукой.

— При чем тут оккультизм? — возразил Грютсон.

Скалди выпустил под потолок еще одну струйку дыма.

— Оккультизм здесь главное. Заурман говорит о явно оккультных общечеловеческих ценностях, которым должна быть передана инквизиторская власть, и которые будут сражаться против дьявольских, вредоносных естественных наук.

— Вы передергиваете! — воскликнул Грютсон, — Это не оккультные ценности.

— Нет, они именно оккультные, потому что они записаны в бумагах ООН без всяких объективных оснований, и не как чье-то личное мнение, а как священные догматы с папируса из пирамиды, где лежат мумии Будды, Моисея, Христа и Магомета.

Зал взорвался хохотом. Скалди успел сделать еще затяжку и продолжил.

— Все священные бумажки такого рода устроены одинаково. Несколько банальностей, вроде того, что нехорошо воровать и давать ложные показания в суде, а вокруг море бреда. Про экосистемы, про дьявола и душу Фауста, про толерантность к исламскому джихаду и братство удавов с кроликами. Я воздержусь от анализа всей этой чуши, и рассмотрю только первый пункт. Экосистемы. Вот вам факт: на одном квадратном километре экосистемы умеренного пояса могут прокормиться два человека. Если мы имеем более ста человек на квадратный километр, как в Евросоюзе, то, надо выбирать. Или важнее экосистема, и тогда 98 процентов жителей организованно отправляются в крематорий. Или важнее жители, и тогда в крематорий отправляется экосистема, а на освободившейся площади возникает агросистема. Внутри нее мы можем создавать экологические парки того или иного размера, просто потому, что нам это нравится. Экопарк — это продукт агротехнологии, построенный для отдыха людей. К исходной экосистеме он имеет мало отношения. Какая экосистема в Монреале с плотностью населения 5000 на квадратный километр? А вот экопарк возможен даже в micro-flat в студенческом кампусе. Поставьте на полку аквариум с рыбками. Чем не экопарк?

Публика, среди которой хватало молодежи, хорошо представляющей себе размеры бесплатных квартирок в кампусе, жизнерадостно заржала. Скалди улыбнулся.

— Я рад, что у меня получилось быстро объяснить суть дела. Работа эколога не в том, чтобы бегать и кричать: «не трогайте этот камешек, там гнездится птичка», а совсем в другом. В том, как создать вокруг, а желательно — и внутри человеческих поселений биологическую среду, в которой люди комфортно себя чувствуют. При правильном экологическом подходе, можно организовать мегаполис с монреальской плотностью населения, и при этом совершенно экологичный. Как лес. Я не шучу. В Австралии уже существуют несколько поселков такого типа. В них уютно, если вы готовы спокойно отнестись к тому, что какая-нибудь сумчатая белка может устроить гнездо в ветках над вашим кабинетом и внезапно насрать вам на клавиатуру компьютера.

— А крыши там что, нет вообще? — поинтересовалась Кари Лейв.

— Крыша есть, но прозрачная, а ветки деревьев прорастают сквозь дом, и у тебя под потолком легко может оказаться сплетение этих веток, привлекательное для белки.

— Обалдеть! — Кари хлопнула в ладоши, — Вот это настоящая экология!

Скалди снова улыбнулся и утвердительно кивнул.

— Настоящая экология это прикладная наука о построении комфортабельной среды обитания людей. Именно людей, а на черт знает кого! Конечно, экология должна учитывать не только локальные эффекты но и глобальные процессы, определяющие климат и состояние биосферы. Здесь надо четко понимать: глобальное равновесие в природе, о котором обществу прожужжали все уши, это безграмотное вранье. Нет и никогда не было никакого долговременного равновесия в масштабах биосферы. Все крупные экосистемы сложились в последние 10 тысяч лет, причем каждые несколько веков они сильно меняются из-за «малых ледниковых периодов». Тысячу лет назад в Гренландии был мягкий умеренный климат, а слегка южнее, на Лабрадоре, даже рос виноград. 600 лет назад почти все покрыли льды. Сто лет назад началось очередное потепление, на котором наживается толпа жуликов… Парниковые газы, Киотский протокол, миллиарды разворованных баксов, но я, в общем, говорю о другом. Самое интересное: НТР, которую этот мошенник Заурман объявляет источником угрозы, наоборот, снижает нагрузку на биосферу. Сто лет назад любое крупное предприятие загрязняло окружающую среду огромным количеством отходов. Столбы дыма над трубами тепловых электростанций, металлургических цехов, а также пароходов и паровозов, казались символами технологии. А сейчас, это можно увидеть только на старых фотографиях, или где-нибудь в совсем недоразвитых странах 3-го мира.

— А тепловое загрязнение? — спросил Грютсон.

— Да, — Скалди кивнул, — В локальных окрестностях мощных АЭС это проблема, но в глобальных масштабах биосферы это мелочь, в пределах естественных колебаний теплового потока от природных процессов. В любом случае, тепловое загрязнение является следствием несовершенства технологий, а не их развития. Совершенная технология выбрасывает в окружающую среду минимум паразитного тепла…

Йохан Грютсон нервно постучал пальцами по столу.

— Этак, у вас выходит, что науку вообще не надо контролировать. Пусть творит, что угодно, мол, все будет на пользу. Что-то мне не верится.

— Науку неплохо бы контролировать, — с легкой иронией ответил Скалди, — Но сразу возникает три вопроса: кто, как, и с какой целью.

— Последний вопрос проще сушеной трески, — проворчал тингман Хуглейк, — с целью, чтобы от науки была польза. Чтобы не палить общинные деньги зря. Это раз. И чтобы наука не делала вредных вещей, вроде военных бактерий и ядовитых газов. Это два.

— Нормально, — согласился Скалди, — а как это сделать?

— Как? — тингман почесал в затылке, — Ну, есть же люди, которые разбираются в науке. Например, ты. Или док Винсмарт. Или британец, который придумал те триффиды, про которые здесь болтала Кари. Любое дело должен контролировать тот, кто в этом деле разбирается. А как контролировать, я думаю, зависит от того, какая именно наука.

— Поставили медведей сторожить мясо, — скептически заметил Грютсон, — Они вас, герр Хуглейк, обведут вокруг пальца за наши общинные деньги, вот и все.

— А вы-то сами что предлагаете, герр Грютсон?

— А я думаю, что ООН неплохо предложила, — ответил тот, — …Хотя Скалди и ругает их гитлеровцами. Контроль должен быть от общества, а не изнутри.

— Экспертами из гуманитарно-этической сферы, да? — насмешливо спросил олдермен неандертальцев.

— Да. И что здесь странного, герр Лунгвист?

— Скалди уже сказал, что здесь странного. Вы подумайте сами, герр Грютсон, что за эксперты такие? На того вруна-лондонца из Вестминстера я не согласен, а вы?

— На докторе Барслоу свет клином не сошелся, — ответил Грютсон.

— Ну, — неандерталец кивнул головой, — Предложите кого-нибудь другого.

Олдермен евроцентристов задумался, пощелкивая ногтем по бутылке с минеральной водой. С улицы в студию вернулся Туюк Имартаак, олдермен иннуитов, как ни в чем не бывало уселся за стол, сбросил куртку «Аляску» на спинку кресла и коротко спросил.

— Про что говорим?

— Йохан ищет, кто будет контролировать науку, — проинформировал Хуглейк.

— О-хо, — произнес эскимос и демонстративно зевнул.

— Я думаю, — произнес Грютсон, — у меня появился ответ, который всех устроит. У нас хороший персонал гражданской авиации. Люди, которым я доверяю, говорили, что у наших пилотов и бортинженеров образование почти такое же, как у янки в MIT. Это значит: они разбираются в науке, в общих чертах. Я думаю, если предложить, то они согласятся заниматься контролем. Мы можем им доплачивать сколько-то, из нашего фонда прочих расходов, и им самим будет интересно и полезно для квалификации.