Зона справедливости

орееще продолжалась. Жуткая прокламация со сталинским зачином была сорвана, зато на противоположной стене кто-то успел налепить целый блок размноженных на ксероксе листовок, в верхней части которых черной зловещей кляксой расплывался некий символ — то ли крест, то ли свастика, то ли вообще иероглиф. Догадываясь, что ничего утешительного он там не обнаружит, Колодников тем не менее приблизился и всмотрелся в эту недобрую и чем-то ему знакомую символику. Догадка его оказалась правильной. Черная четырехлепестковая клякса располагалась на бледной, скверно пропечатанной карте района и изображала пораженную справедливостью зону по данным вчерашней ночи. Но, что самое печальное, схема эта, насколько мог судить Колодников, вполне соответствовала действительности. Правый отросток, если верить плану, тянулся к особнячку, арендованному прикрытым ныне фондом, а верхний захватывал здание райотдела милиции. Сами отростки расплылись настолько, что, казалось, еще немного — и они сольются в общее пятно, целиком поглотив дом номер двадцать один по проспекту Крупской…

Текст под картой поражал сухостью и какой-то прямо-таки военной лаконичностью. Указывалось опасное время, количество происшествий — и только в самом низу листа значилось: «НЕ ПОЛАГАЙТЕСЬ НА СЧАСТЛИВЫЙ СЛУЧАЙ. СЛУЧАЙНОСТЕЙ НЕ БЫВАЕТ. ПРОВЕРЬТЕ ВАШУ КАРМУ». Далее шли телефонные номера. Штук пять. Телефона Милы Колодников среди них не обнаружил. Тоже, видать, конкуренты…

Еще черная клякса на карте напоминала амебу, и Алексею внезапно представилось, что это и впрямь нечто живое. Некое незримое бесформенное существо расползается по ночному городу, выбрасывая отростки туда, где камни домов еще хранят память о злобе человеческой, о жестокости и смерти… Да-да… Расстрелянные в арках чекисты, пыточные подвалы нарядного кирпичного особнячка, комки цемента на стенах наполненной зловонным паром камеры…

Да нет, чепуха!.. Это даже и не версия, господа, — так, видение…

Подавленный, он прошел во двор. Пожитки и мебель выносили теперь только из четвертого подъезда. Прочих кочевников уже смыло, оставив у крылечек щепки, тряпки, обрывки веревок — как после кораблекрушения. Трижды переехать — все равно что единожды гореть… Странно… А что же остальные? То ли прокламаций не читали, то ли никого в жизни пальцем не тронули…

Однако стоило об этом Алексею подумать, как двери шестого парадного распахнулись и на крылечко выперся сначала чей-то откляченный зад, а затем показался шероховатый темный торец выносимого комода. Та-ак… Надо понимать, пошел второй заезд… то есть выезд…

Скамейки перед четвертым и шестым подъездами пустовали. Ну, перед четвертым — еще понятно, а вот перед шестым… Очевидно старухи каким-то образом чуяли заранее, откуда следует заблаговременно убраться. Сейчас они облюбовали себе насест возле второго парадного, из чего следовало, что уж там-то в ближайшее время отгрузки не предвидится. Сухие, морщинистые губы старух, как показалось издали Колодникову, были удовлетворенно поджаты. Наблюдали и