Утраченный свет

о будет - попугай, щенок или крыса. Он хотел любить и защищать кого-то, ещё более слабого, чем он сам. Но был некий отрезвляющий оттенок в его предвкушениях - с тревожным холодком он думал о том, что некто будет целиком зависеть от него.

По пути он облизывал мороженое. У мороженого был вкус земляники, и в воздухе пахло липой. О, детство! Где твоя радость, твой свет, твоя свобода? Где вечность каждого дня?..

Остановившись перед витриной, он проглотил слишком большой кусок мороженого, и с той секунды в груди разлился настоящий холод, сковавший её ледяным панцирем.

Воспоминания - те же чучела. Идентичная форма, поблекшие цвета, отсутствие жизни. Фальшь, подмена, дешевка... Во сне мальчик начал плакать и почти физически ощутил, как грубеет и стареет его серце...

Неподвижные экспонаты в витрине зоомагазина оказались чучелами. На клетке, в которой сидел иссиня-черный ворон, висела табличка "Йозеф". Точно такая же надпись украшала манеж с чучелом щенка сенбернара. И даже рыбы, подвешенные в аквариуме, были снабжены тем же нелепым идентификатором.

Когда мальчик приблизился настолько, что его тень упала внутрь магазина, все чучела внезапно ожили. Ворон Йозеф расправил крылья, отряхнул с них пыль и произнес несколько слов на латыни. Рыбки оказались бойцовыми, и вскоре вода в аквариуме помутнела и приобрела коричневый оттенок. Щенок отчаянно тявкал, пытаясь привлечь внимание мальчика, плакавшего по ту сторону стекла.

На какой-то миг старик, вернувшийся в детство, поверил, что все экспонаты - ЖИВЫЕ.

И проснулся.)

* * *

Его звали брат Йозеф. "Брат" - это был эвфемизм, не более. У него не осталось живых родственников - так же, как и "братьев" из ордена Красного Креста и Полумесяца, к которому он когда-то принадлежал душой и телом. Он давно похоронил своих правнуков. Он считался бессменным хранителем Терминала, но на самом деле срок его службы заканчивался.

У него было лицо, покрытое неизлечимой сыпью, и механические конечности. На голом черепе красовались следы нескольких трепанаций. Многократно облученный мозг превратился в подобие потрясающе сложной головоломки. Никто не сумел бы определить, где заканчивается живая ткань и начинаются искусственные нейронные поля - даже если бы воспользовался для этой цели томографом. Кожа Йозефа утратила эластичность и напоминала на ощупь старые бумажные деньги. Желудок атрофировался; кроветворные органы были пересажены четырежды.

Он питался специфическим образом. Универсальный Бог кормил его чистой энергией. Разрешенными именами Бога были "Дух Бездны" и "Орбитальный Контроль". Было ещё запретное, непроизносимое имя. Брат Йозеф знал его. Это был код, запускавший реакцию уничтожения Вселенной. Брат Йозеф верил, что существование разрушающего кода - неоспоримая правда. Ведь то, чего нельзя уничтожить, не было создано и не имеет никакой ценности.

Такова была плата за близость к святыне. Терминал являлся неотъемлемой частью божественного замысла. В некотором смысле - частью материализовавшегося