Нулевая область

– Пустота – перебил дед – Знаем, знаем этих товарищей. Мы называем их краками.

Дед говорил спокойно, словно рассуждал о новой породе кур-несушек. Ни капли удивления на лице, ни дольки волнения.

– Краками? – переспросил Макс, не понимая спокойствия деда. Он думал что тот как минимум удивится, и начнёт переспрашивать о внешности существа, о росте в конце концов, но деду по всей видимости всё это было давно не в новинку.

– Краками-краками – он кивнул – У них прочная кожа, из ружья не пробить. Так, боль ему причинишь, он может и отступит. А потом опять кинется. Его только силою внутренней остановить можно. А по-другому никак. Он, наверное, вашей машины испугался, или интересно ему стало, что за чудо такое, иначе обязательно постарался бы вас убить.

При слове убить, Пашка поперхнулся чаем и закашлялся.

– Не спеши, не спеши – улыбнувшись, сказал дед – Тебя никто никуда не торопит. Так вот. Живут эти краки где-то на болотах. А сюда они ни ногой. Мы их лет двадцать пять назад так отделали, что они и дорогу в деревню позабыли. Ну, и слава богу. А то в начале от них просто спасу не было. Шестнадцать человек в первый же год убили – дед вздохнул – Друга моего, соседа, первым. Он к болотам порыбачить попёрся. Мы ему говорили, какая рыбалка, ведь всё изменилось, ведь живём как на пороховой бочке. А он упёрся, говорит, я уже три недели не рыбачил, а у меня душа без этого мается. Вот и отмаялась.

– Я ничего не понимаю, дед – медленно проговорил Макс – Ты о чём сейчас говоришь вообще?

– Надо мне было с самого начала начинать – дед извинительно улыбнулся – Не умею я красиво говорить, не дала природа такого умения. Да впрочем, и не самое важное оно. Есть другие умения, поважнее. Вот я раньше как думал, умеешь камень ложить – это хорошо, дом сложить сможешь, а значит, без копейки не останешься. А как всё поменялось, то тут уже и не важным всё это как-то стало. Дом сложить, а зачем? Ну, а деньги – дед хихикнул – Вот уж до чего не нужная вещь оказалась. А ведь не случись этого, так бы и собирал эти бумажки окаянные, и радовался, наверное, что их больше становится – дед добродушно рассмеялся.

Макс смотрел на него, пытаясь выловить из его речи смысл. В его голове что-то вроде бы и прояснялось, и в то же время, всё было туманно и неясно. Он сделал пару глотков, не сводя с деда глаз, и не чувствуя горькости трав. Пашка уже допил свой чай, и теперь облокотившись на стол, подпёр подбородок кулаками и безразлично смотрел на старую, наверное, сотни раз надрезанную скатерть.

– В общем, тридцать лет назад это произошло. Я в первые месяцы счёт времени не вёл, но потом принялся записывать. Каждый день штришком в тетрадку общую. Тридцать стришков – значит месяц. Примерно, конечно, но вышло вот так тридцать лет. Мне тогда сорок один был. А началось это всё летней ночью. Лето стояло в тот год жаркое, как сейчас помню. Дождя по две недели не бывало, а тут вдруг бабахнуло где-то далече. Я от грома-то и проснулся, подумалось, гроза это приближается. Потом ещё пару раз бабахнуло и гул пошёл. Низкий такой, и из под земли как будто. Я тогда конечно с кровати вскочил, напялил штаны да рубаху и на двор. Смотрю, а на западе зарево у горизонта полыхает. За лесом, значит, где болота. А может и дальше, за болотами. А что там за болотами гореть может? Там и нету ничего. Озеро большое разве что, а дальше одни луга, да холмы. И чему на них гореть так? Ну, походил я, походил по двору, и так ничего и не решил. Вернулся в дом, значит, лёг на кровать, лежу и гул слушаю. Так до утра и прослушал. Зоя Фёдоровна, эт жена моя, земля ей пухом, спала, как ребёнок, я будить и не стал. А утром спрашиваю, не слыхала, милёха, чего? А она головой кутыляет и отвечает – нет, не слыхала. Гул-то к утру прекратился, не слыхать уже. Ну, я оделся, и к соседу. А он, значит, тоже ночью не спал, гул слушал. Сон у него некрепкий всю жизнь был, вот он и расслышал сразу. С ним мы туда и отправились, за болота, значит. Да только другими болота стали. День мы шли, а они всё не кончаются, хотя до этого их там всего с гулькин нос было, километра два, не больше. В общем, вернулись ни с чем. А в деревне об этом гуле уже все поговаривают. Поговаривать-то поговаривают, а никто толком ничего сказать не может – Егорыч на секунду замолк, чтобы отпить из кружки. Пару раз причмокнув губами, он продолжил.

– А через две недели появились все эти твари. Попервой краки только. Они сразу скот тащить начали. У нас женщины от их вида в обморок валились, как подрубленные. Но то в начале, потом попривыкли. А чуть попозже зелёные появлялись несколько раз…

– Зелёные? – спросил Макс. Его лицо по мере дедова рассказа становилось мрачнее и мрачнее. Всё от того, что понимал он понемногу всю страшную неизбежность того, что сейчас рассказывал дед. Конечно, можно было просто встать, и плюнув на всё, сесть в машину, чтобы убраться отсюда к чёртовой бабушке. Но он один раз уже сделал это, и ни к чему хорошему такое действие не привело. Повторять его снова было бы глупостью. Да и то, что говорил дед, несмотря на всю абсурдность и неестественность, уже не казалось ему бредом. Тот коричневый крак на дороге, был доказательством, что весь этот бред не какой-то местный фольклор, ради потехи над приезжими, а возможно, и даже, скорее всего, самая что ни на есть дурацкая правда, если, конечно, можно так назвать правду.

– Эти на богомолов похожи – дед кивнул – Усища из рожи торчат, головы треугольником. У нас такие богомольчики тут постоянно в траве ползают. Только маленькие само собой. Весною зелёненькие, а к осени желтеют, прям как листья – дед хмыкнул – Вот эти на них и похожи. Смешно выглядят, а вот смеятся не хочется. Хотя они и не такие злобные, как краки, но и добра от них ждать, наверное, глупо. В общем, краки за первый год кроме всего скота ещё и шестнадцать человек загубили. А зелёные ничего, те никого не убивали. Появлялись тут, туда-сюда перебегали. Может высматривали чего, а кто их поймёт чего им надо. Ну, а через год, значит, мы уж научились кой-чему – дед задумчиво улыбнулся – Стали мы этих краков от деревни отваживать…

– А почему вы их краками назвали? – влез вдруг в дедов рассказ Пашка.

– А потому. Когда они ходят, от них звук такой идёт – крак-крак, крак-крак. Видно кости так их кракают. А может и нету у них костей. Так не о том речь. Стали мы, значит, краков отваживать, а зелёных не трогали. Так за пару лет и отвадили. Теперь они и близко к деревне носа не кажут. А мы вот живём-выживаем. В земле-то у нас после того гула не растёт ничего, потому мы и охотой занялись. Благо и до этого в деревне дюжина охотников была, так что ружья имелись, патроны правда экономить приходилось, да потом они и в ненадобности стали. А дичи тут теперь, слава богу, слава богу – Егорыч пару раз кивнул головой – Дичи, дай бог. Даже такой, которой тут и отродясь не водилось. И как сюда попали, не разберёшь. Я вот лет восемь назад леопарда убил.

Макс замотылял головой, словно пытаясь встряхнуть мозг, который с трудом успевал переваривать дедовскую речь. А после леопарда и вовсе перестал что либо переваривать.

– Подожди, дедуля, какой леопард? – спросил Макс, и ему вдруг показалось, что это какой-то дурацкий сон, и что сейчас на этой маленькой кухоньке появятся и леопарды, и бегемоты, плюс парочка передавленных удавов, и как это часто бывает в снах, дело дойдёт до полного абсурда – а он взмахнёт крыльями и улетит отсюда к ебени-фени.

– Большой – дедуля ответил серьёзно, и от этого Пашка вдруг громко прыснул. Нет ничего смешнее, когда юмористический фельетоны произносятся с серьёзным лицом, а ещё лучше с каменным, как у Альтова, и Пашка не мог сдержаться.

– Тихо ты! – повернувшись, прикрикнул Макс. Когда Пашка затих, Макс снова уставился на деда – Какие леопарды? У вас тут что, раньше зоопарк был?

– Не было – дед помотал головой – Чего ж это вдруг в нашей-то деревне зоопарк мог быть? И в городе не каждом-то имеется – дед широко улыбнулся.

– Тогда откуда леопард? Мы вот, кстати, удава на дороге переехали. В паре километров отсюда.