Глория

Я вышел из комнаты и зашагал по коридору. Я находился в правом крыле замка. Хотя слово «замок» было слишком громким для полуразрушенного здания на известняковом холме.

Правое крыло предназначалось для холостяков, все комнаты второго этажа были в их распоряжении. Левое крыло, в котором в нормальном состоянии сохранился лишь первый этаж, было предназначено для свободных девушек. Помещения средней части здания были отведены семейным парам.

Рабочий день начинался рано, практически с восходом солнца, для некоторых (например, парней Блэка) даже раньше. Девушки, работавшие в городе, уходили тоже очень рано. Многие из них работали в прачечных или на фабриках по переработке морских продуктов. Несколько парней работали докерами в порту, трое были матросами на рыболовецких шхунах. Нищие отправлялись на промысел немного позже, им приходилось идти через весь Фритаун к Среднему Городу и рыбному рынку Росса. Артур с парнями работал нерегулярно. После очередного дела они отсиживались дома три-четыре дня, в зависимости от тяжести совершенного преступления. Иногда они могли пропадать в Городе неделями, изредка поодиночке наведываясь домой.

Я спустился вниз, никого не встретив по дороге. В зале сидели друг против друга Артур и Чарли. Они о чём-то негромко говорили, над головами подымались вверх струйки дыма их дешевых сигарет. За столом сидел Арчер, перед ним стояла стеклянная бутыль с темной жидкостью (ружейным маслом), на чистой тряпке лежали части револьвера. Лис играл в карты с братьями, судя по его ухмылке, играл более успешно, чем они. Любо сидел на столе, поджав под себя ноги и выводил на своей гармошке заунывную мелодию. Я подошел к Артуру.

— Что мне делать, Артур? — спросил я, переминаясь с ноги на ногу.

Артур и Чарли посмотрели друг на друга, непонятно чему улыбаясь. Чарли кивнул головой и Артур повернулся ко мне.

— Что ты сказал, Алекс? — хитро прищурив глаза, спросил Артур, раздавливая в пепельнице окурок.

— Ну, это... что мне делать? Я же всё это, — показал я на новую одежду, — и поесть, и крышу над головой не зазря получаю. Вот я и интересуюсь, как мне за всё это рассчитаться.

— Что же ты умеешь делать, Аль? — Артур откинулся на спинку стула.

Я молчал, глядя в пол.

В зал выползли наши нищие. Они уже были одеты в выходные костюмы, как они их называли, — грязную рвань, скреплённую лоскутами, заплатами и хитроумной системой веревочек. Мига, их предводитель, притворялся слепым. Это мастерски у него получалось. Он заводил глаза к небу, как будто видел там, наверху, что-то недоступное людскому глазу, и становился похож на одну из статуй, установленных на первом внешнем ярусе башни Судьбы. С ним было двое слепцов — Ихор и Саймон. У Ихора не было правого глаза и он обычно повязывал голову черной тряпкой. Выходя на улицу, он снимал повязку и представлял миру вид своей пустой глазницы — как будто подсохший кусок сырого мяса посреди лица. Вторым глазом он видел отлично, как коршун. Иногда он сам добывал себе милостыню, не утруждая менее сердобольных граждан процедурой залезания в карман за деньгами. Во время одной из таких процедур он и лишился своего правого глаза.

Саймон был слепым на самом деле, у него была официальная лицензия на нищенство, благодаря которой вся процессия «слепцов» могла при случае отмазаться от закона. С собой он носил большой ящик, сплетенный из ивовой соломки, с самым разнообразным товаром — лентами, бусами, платками и прочей дребеденью для женщин.

Артур небрежно через плечо посмотрел на них.

— Мига!

— Ну? — отозвался тот.

— Ты говорил, что вам нужен поводырь?

Мига задумчиво почесал в затылке.

— Ну, вообще-то не мешало бы какого-нибудь пацана помельче: богатые дамочки на таких клюют.

— А ну-ка посмотри на этого.

Мига подошел поближе и, прищурив левый глаз, посмотрел на меня.

— Ну?

— Что «ну»? Подходит или нет?

— Откуда я знаю, Артур? Откуда я знаю, умеет ли он подвывать, как побитая собака «Подайте на хлеб насущный»? Умеет он сделать вид, что он подыхает с голода? Может он весь день ходить по Среднему городу или сидеть на солнцепеке?

— Спроси у него, Мига.

Артур повернулся ко мне:

— Умеешь просить милостыню?

Что я мог сказать в ответ?

Я видел нищих и боялся их, они казались мне грязными и страшными. Это были маленькие дети, до того замурзанные, что виднелись только белки глаз. Это были старики, неподвижно сидящие на земле перед брошенной мятой шляпой, уставившиеся в пустоту. Это были старухи в черных платках и туфлях из войлока, причитавшие: «Подайте во имя Господа, подайте ради спасителя нашего Иисуса Христа», они крестились без остановки, глаза у них были хитрыми и шныряли по сторонам, никогда не глядя прямо в глаза.

А может быть, это я никогда не смотрел им в глаза?

Так или иначе, я ничего не умел, но не мог в этом признаться.

— Да ни черта он не умеет, Артур, — рассерженно проворчал Мига.

— У меня есть идея, — сказал Артур, не слушая его. — Лис!

Рыжий оторвал голову от карт.

— Неси «корсет», бинты, тряпки, спецодежду и возьми ещё на кухне миску с куриной кровью.

Я весь напрягся, как перед прыжком.

— Что за дела, Артур? — начал было Мига, но Артур прервал его:

— Я делаю тебе поводыря, Мига, так что, пожалуйста, заткнись и дай мне поработать.

Лис вернулся быстро.

В течение минуты я был переодет в спецкостюм: изодранные штаны и черную жилетку размера на два больше. Артур усадил меня.

— Закатывай правую штанину.

Всё это было похоже на то, как мне вырывали зуб полгода назад, правда, Артур плохо смотрелся в роли доктора. Он ухмыльнулся и взял в руки десять штук тонких, гладко обструганных, реек, связанных сыромятными ремнями. Он обернул их вокруг моей ноги и туго затянул ремни так, что я не мог согнуть ногу в колене. Он забинтовал «корсет» бинтами и тряпками и вымазал повязку в крови. Несколько мазков сажи на лице и груди, несколько капель крови на ногу и Артур отошел назад — полюбоваться своим творением. Он сунул мне в руки палку и похлопал по плечу.

— Всё, малыш, теперь у тебя есть работа.

Мига опять поскрёб в затылке:

— Хромой поводырь...

Его лицо выразило смесь сомнения с недоверием.

— Ну, ладно, малый, пошли.

Мы пошли к выходу и Артур сказал вслед:

— Мига! Как следует покажи малышу город, чтобы он знал, что к чему.

— Ладно, — проворчал Мига в ответ.

И мы вышли из дверей в яркий солнечный свет...

Мига и Ихор шли впереди, о чём-то оживлённо переговариваясь и жестикулируя, а я вёл Саймона. Я волочил ногу и был натянут, как струна. Сай тихо заговорил со мной и от неожиданности я подпрыгнул.

— Тихо, тихо, — проворчал Саймон, — спешка нужна только когда блох ловишь, да и то не всегда.

— Просто... я...

— Знаю, малыш. Всё всегда бывает в первый раз, как сказал один мой приятель, подцепив триппер в пятнадцать лет.

— Я... не... — мямлил я.

— Да, ты не понимаешь, что тебе делать, малыш. Протянуть руку трудно, особенно в первый раз. У всех своя канава, как говорила одна моя знакомая жаба. Я вынужден это делать, потому что ослеп в медицинском центре Карпенум, да будет проклято всё отродье врачей, чтоб их семя засохло вовеки! — яростно сплюнул Сай себе под ноги.

Его лицо исказилось, как от боли, и я с сожалением посмотрел в его невидящие и ненавидящие глаза. Наверное, он почувствовал, что я смотрю на него, и на его лицо, как паутина, наползла тень: морщины разгладились, напряженные мышцы расслабились, глаза потухли и злоба, горевшая в них, угасла. Мы медленно шли и Сай тихо говорил под аккомпанемент шумной перепалки «слепцов».

— Они забрали меня на улице, давно ещё. Меня и ещё много таких, как я. Я мало что помню, но у меня вся башка в шрамах. Они втыкали в нас провода. Я и еще пятеро практически всё время были в «шире», ну, кололи нас всё время какой-то дрянью и мы ни черта не чувствовали, как тряпичные куклы. Даже боли нормально не чувствовали, так, как спицами в вату. Не помню точно, сколько времени вся эта бодяга тянулась, но один раз меня так утыкали проводами, что я оклемался и начал орать. Ну, и кто-то из них, наверное, перестарался. Стало больно, как пилой череп пилят, и свет погас. Медленно...