Утраченный свет

ства. Дуга описывала всплески веры и безверия, надежды и отчаяния. В конце её было тотальное уничтожение. Мегиддо, город дьявола, кладбище сновидений...

Если это смерть, то смерть показалась Мегрецу не такой уж паршивой штукой. Все то же самое, что и по другую сторону, только лишенное суеты, сомнений и ожиданий, - обнаженное лицо, отсутствие намерений, рассыпавшийся в прах цветок, зачеркнутое имя в Книге.

Чуть позже клон обнаружил, что он снова остался в одиночестве. Дьякон (дракон, ворон, летучая мышь, висельник в непромокаемом саване) исчез, слился с ночью, сделался тенью убийцы, притаившегося в подворотне, шорохом в детской, отблеском опасной бритвы, тишиной после предсмертного крика...

Дьякон внес искажение. Последнее, что помнил прежний Мегрец, - это пылающий прилив, поглотивший его за считанные мгновения. После он превратился в нечто другое. В существо, остро осознающее свою ущербность, но абсолютно инфантильное.

* * *

Он плавал внутри какого-то мягкого резинового мешка, наполненного теплым бульоном. Сердце трепыхалось в груди, словно испуганная канарейка, зажатая в кулаке. Он был слеп и глух. Звуки доходили до него в виде вибраций, сотрясавших все тело. Он не чувствовал парящих рядом собственных рук и ног. Неописуемая вещь: часть его органов находилась снаружи - ПО ТУ СТОРОНУ кожи. Ощущения были бы эйфорическими, если бы не навязчивые мысли ("Где я?", "Что со мной?") и страх, порожденный слепотой.

Потом до него дошло, что питательный бульон - это скорее всего кровь. Чужая кровь. Таким образом клон достиг физиологического совершенства. Но он был тут ни при чем. Образ Черного Дьякона возник на периферии сознания, словно полузабытое сновидение. Страх достиг кульминационной точки. Мегрец забился, натыкаясь на упругие стенки, которые окружали его со всех сторон... Псих в "мягкой" палате? Хуже.

Его сон (ПРЕЖНИЙ сон?) действительно был пророческим. В объятиях Девы Реальности - нежных и непреодолимых - он вернулся к своему началу.

Он не подозревал, что это будет так ужасно - оказаться беспомощным куском мяса с мозгом старика, искусственно помещенным в женское чрево. Для кого-то - первая колыбель, а для него - последняя тюрьма. Автономный гроб... Пуповина связывала его с матерью - он почувствовал это, когда начал шевелиться. Все самое худшее сосредоточилось в новых образах, вытеснивших Дьякона, - в самке шакала, вынашивающей отвратительного детеныша; в шлюхе, проливающей под крестом крокодиловы слезы; в жертве насилия, таскающей внутри себя ненавистный плод. Плоду было тесно. Он хотел прогрызть путь наружу, но у него не было зубов. Он только разевал пасть в вязкой темноте...

Для этой разновидности клаустрофобии не существовало названия. Кто-нибудь испытывал нечто подобное до него? Вряд ли. Он был подопытным кроликом для людей из "Револьвера и Розы", однако Дьякон затеял с ним куда более жестокий эксперимент.

Другие ощущения: он перемещался вместе с матерью, его снабжали кислородом чужие легкие, он поглощал пищу,