Чертоги Казад-Дума (СИ)

— Что за ерунда?! — не выдержав, громко крикнул Кили и со всей гномьей дури потянул в сторону от себя болтающуюся веревочку. Мешок за спиной брата дернулся, бечева, несколько раз оборачивавшая тюк, лопнула. Ремни на плечах Кили издали глухой стон и мешок со спины племянника Торина свалился на землю. Кили же, лишившись за спиной ставшей уже привычной тяжести, замахал руками, все еще держа в руке кусок оборванной веревки. Пару раз ойкнув, грандиозно шмякнулся на мягкое место. Фили тут же прыснул, а стоявшие рядом компаньоны, до этого ждавшие окончания диалога Гэндальфа и Бильбо, громко загоготали.

— Да, давай я начну игру, — выдавливая из себя слова, произнес Фили. — Первое слово за мной. Слушай внимательно, братик. Слово это – болван.

♦♦♦♦♦

Слово это – болван. А как иначе можно назвать глупца, смеющего мнить себя умнее посланников Валар? Саруман, ступая стороной, не знал. Феанор, глядевший в высокое зеркало, спокойно озирал свой новый облик. Король Нолдор выглядел довольным и до раздражения покойным. В его темных, теперь человеческих глазах плясали шальные искорки. Иногда поворачиваясь к собственному отражению боком, создатель Сильмарилл осторожно касался руками своих ушей. Сверху круглые, они, видимо, нравились эльфу.

— Прекрасная работа, Курумо, — наконец провозгласил Феанор. Обернувшись к магу, он опустил руки вдоль тела. Высокий, плечистый, похожий на человека из Альдбурга, он теперь возвышался над Саруманом на добрые пол головы. Загорелую кожу Короля покрывали едва заметные рубцы, кое-где она даже шелушилась, подобно коже наездников великого государства Рохана. Длинные волосы, грубые и густые, золотыми колечками вились по плечам бывшего эльфа. На спине и руках красовались длинные тонкие шрамы, подобные тем, что остаются на телах воинов после битв. Совершенно нагой, Феанор без намека на робость прошел к высокому креслу, на котором покоилась подготовленная для него одежда. Саруман, следя на Нолдо, задумчиво перебирал пальцами кончик своей длинной белой бороды.

Создать тело для призрака было несложно. Благо, искусность позволяла. Сложнее было позволить духу эльфа вселиться в новую человеческую оболочку. Почти полночи Курумо колдовал только над обликом. Вторую половину ночи он соединял Фэа бессмертного и Хроа роххирим воедино. Горло теперь раздирало изнутри, безудержно клонило в сон, но глава ордена Истари был доволен проделанной работой.

Ухмыльнувшись, он отвел взгляд прочь от одевающегося Короля. Феанор понятия не имел, что теперь всецело находился во власти своего якобы подчиненного. Создавшая тело магия исходила из сущности Сарумана, поэтому чародей обладал безграничной властью над теперь бренным Феанором. Правда, казалось, что бывший эльф не слишком беспокоится об утрате собственного бессмертия. И, тем не менее, даже маленькое преимущество в разворачивающейся игре казалось Курумо важным. Оставалось только решить, как поступить с выгаданным козырем. И главное, когда его применить.

— Надеюсь, Курумо, ты и дальше будешь помогать мне, — голос эльфа непривычно глубоким баритоном разнесся под сводами широкой залы. Саруман, обернувшись к Королю, покорно опустил перед ним взгляд. Выдержки пока хватало для действий разумных. Спешить чародей никуда не спешил. Единое Кольцо Саурона теперь не казалось Белому Магу действительно желанной наживой. Мысли Истар занимали только те трое воинов, о которых говорил Феанор, появившись в Ортханке. Если и стоило искать источники силы, то явно у этих славных детей Мелькора. Впрочем, Саруман не желал кидаться в поиски без твердых, точных сведений о тройке гор Пелори. Но и делиться открывшейся тайной со своими собратьями не желал. Олорин не должен был узнать о Миас.

— Конечно же, Феанор, — молвил Белый Маг, глядя исподлобья на создателя Сильмарилл. Одевшийся, теперь знаменитый кузнец выглядел даже более величественно, чем прежде. В людской натуре все же присутствовало нечто диковинное и неподражаемое. Эру, открывая человеческим родам двери в Эндор, не прогадал. Эти строптивые горячие смертные существа украсили собой пресный мир Средиземья.

Феанор же, теперь в облике роххирим, обернулся к чародею. Глядя на мага исподлобья, он улыбался. Тихо улыбался, хитро. Но теперь в его суровом лице проглядывались хищные черты, эльфам несвойственные. Пылающий огонь в груди бессмертного наконец-то нашел правильное отражение в материальном мире. Саруман, отступив назад, вдруг решил, что перестарался. Нужно было сделать кузнеца маленьким и хлипким людским сопляком. Безопасности ради. Хотя, все поправимо…

— Знаешь, Курумо, сдается мне, ты не до конца честен со мной, — создатель Сильмарилл выпрямил плечи и прошел вперед, делая широкие уверенные шаги. Глава ордена Истари изо всех сил сдерживал в себе яростные речи. Хладнокровие было сейчас лучшим советчиком в сравнении со злостью.

— С твоей стороны наивно полагать, что я честен, — прямо ответил Саруман, встречаясь с взглядом Короля Нолдор. Проявлять слабость и лебезить перед эльфом чародей не собирался. Для исполнения приказов Феанора были свои причины, одна из которых – Палантир, показывающий Барад-Дур изнутри. Однако прогибаться под чужой волей причин не было. — Глупо верить в мою честность, учитывая, что я – Майа, глава ордена Истари. Твой хозяин мне враг, как и враг всему Средиземью.

— Прекрати уже сотрясать высокими словами воздух, колдун, — Феанор замер. Его лицо побелело, улыбка впервые дрогнула. — Ты не защитник Эндора, как и я, впрочем. У нас есть нечто общее, Саруман. Я подчиняюсь воле Майрона, ты подчиняешься его же воле. Но оба мы желаем свободы. Во мне нет позывов потакать Саурону и уж тем более сопровождать его в битвах. Полагаю, в этом ты со мной солидарен. Но каждый из нас не хочет терпеть поражения. В одиночку вряд ли можно справиться с нетленной силой Мордора, но вот вместе… Как знать? Ты ведь ищешь кольцо, а я ищу Сильмариллы…

Саруман прищурился. Торги. Такого поворота событий стоило ожидать и его же стоило опасаться. Кто его знает, чего замышлял Феанор. Ищущий свою выгоду в каждом сомнительном изменении ситуации, эльф не брезговал просить помощи. Однако при этом он, без всяких сомнений, помнил, с кем имеет дело. И помнил, какие силы кроются за едва видной завесой эфемерного мира Эннората.

Хмыкнув, Белый Маг улыбнулся в ответ своему собеседнику. Решив, что настал удачный момент для вступления в игру, глава ордена Истари ступил к кузнецу, сильной рукой опираясь на свой крепкий магический посох. Утренний свет пробивался сквозь высокие окна Ортханка и золотым сиянием наполнял белый зал. Кашлянув, чародей остановился. Оправил складки собственной мантии и произнес:

— Продолжай.

♦♦♦♦♦

— Продолжай. Признаться, я редко бывала у Мории. К Казад-Думу необъяснимую страсть питает сестра, но у нее вообще весьма странные вкусы, — Анаэль, рассмеявшись, обернулась к Траину. Гном ехал на высоком черном варге, при этом широко улыбаясь. — Например, ей нравятся земли Мордора. А еще, Ниар с трепетом в сердце говорит о Хараде и Рохане.

— Ну, я бы не сказал, что у твоей старшей сестры вкус странный, — чуть подогнав варга, произнес Король. — Просто Ниар, судя по всему, неравнодушна к диким началам. Впрочем, насчет Мории я не уверен. Знаешь ли, там было очень мило, если исходить из описаний залов, которые указаны в летописях. Высокие потолки, огромные каменные колонны, удивительной красоты пол, отшлифованный до блеска…

— Всегда удивляло гномье искусство, — призналась Анаэль, поглаживая собственного волка по холке. Азог даровал ей лютого зверя: огромный серый варг был на порядок выше и тяжелее своих менее страшных собратьев. Обладающий удивительной серебристой шерстью, свирепый четырехлапый воин орчьей армии к удивлению эльфийки оказался весьма добродушным созданием. Пусть от псины и разило грязью и кровью, волк был покладистым и смиренным. Своего камаргу Анаэль отправила на север, не желая в битве подвергать опасности жизнь любимца. Заменой белому скакуну стал милый зверек Азога. Заменой хорошей, надо признать.