Чертоги Казад-Дума (СИ)

— Которого я убила, — вставила Ниар безразлично. Майа. Один из Истари. Старый обезумевший чурбан, который забыл, зачем прибыл в Средиземье.

— Из жалости, как он мне объяснил, — гномка улыбнулась. Потом, тут же, не дав Ниар раскрыть рот, продолжила повелительным тоном, сбивая спесь с Миас. — И не спорь. Этот человек помог мне найти тебя. Он же помог уйти от Мандоса и пройти в Средиземье незамеченной. И он сказал, что ты поможешь. Потому что внутри тебя – свет. Так же, как и в сестре твоей, и в брате. А еще он сказал, на что именно вы трое способны. И после рассказа его, клянусь тебе, я поверила в силу, которая заключена в каждом из вас. Поверила в то, что предначертанное можно изменить. И что судьба ваша лежит не там, где пророчил Намо.

Ниар вздрогнула. Вот это уже больше походило на правду. Во всяком случае, та часть, что говорила о побеге из Амана. Майа вполне мог устроить нечто подобное. На востоке наследница Барад-Дура встретилась с Истар случайно: бушевала война, маленькие деревеньки грабили и сжигали, большие города востока походили на бойни, а люди были жестоки и тщеславны. Имя тому Майя было Палландо и, увидев в Ниар воина и чародея, он без промедления попросил у нее помощи. И Ниар не отказала. Так в далеком крае на востоке Средиземья, в царстве неизвестном ни эльфам, ни гномам, воцарился мир. А у Ниар появилось новое имя.

Но что гномка говорила о судьбе, и что такого мог знать Истар, чего не знала сама Ниар?

— Он не так тщеславен, жаден и горд, как ты думаешь, чародейка, — голос гномки зазвучал мягко и нежно. Наблюдая за собеседницей, старшая Миас молчала. — Да, Торин бывает тяжел в общении. Да, он категоричен и прям, но не от того ли, что ему пришлось пережить? Не от боли ли он воспринимает любые действия людей рядом либо как вызов, либо как предательство? Ему одиноко, сложно и больно, но разделить свои переживания ему не с кем. И нет того, кто его поддержит. Пойми это. Почувствуй. И все они… в чем виноваты? Кого прогневили? За что пострадают? Среди них есть мои друзья. С Торином идут мои внуки. В него верят мои старые знакомые. Так почему же тебе не помочь ему?

Ниар продолжала молчать. Ее не интересовал Торин Дубощит. Однако слова о судьбе… Палландо, хитрец, как же так? Неужто нарочно он попросил о помощи? Неужели сам все понял? Или же Эру? Снова слишком много вопросов. И при этом нуль ответов. Скверно. Крайне скверно. У Ниар создавалось ощущение, что она играет с кем-то в прятки. Вначале падение Саурона. Потом долгие поиски возможности высвободить отца. Неожиданные удачи – одна за другой. Свитки, руны, секреты магии. Мория. Эребор. Аркенстон и Смог. Теперь призрак и народ Дурина. Кто-то водил за нос трех Миас и казалось Ниар, ничем хорошим начатая игра закончиться не могла. Чувствуя себя слепой, глухой и беспомощной, принцесса Ангбанда вспомнила про Майрона. Первая инстинктивная мысль – война двух врагов между собой. Столкнуть лбами тех, кто неугоден Валар. Но. Одно но. Никто в Амане понятия не мог иметь о секрете Сильмарилл. А значит и о секрете Миас. Что же происходило?

Вдруг, именно вдруг, вокруг стало тихо. Словно кто-то просто взял и всевластной рукой удалил существующие звуки из мира. Нервно хмыкнув, Ниар посмотрела в сторону, где секунду назад стояла гномка. Взгляд уперся в пустырь, покрытый мягкой сочной травой. Исчезла. Просто взяла и исчезла, толком ничего не сказав.

— Эй! — Ниар, не надеясь на ответ, все же огляделась вокруг, выискивая в тенях абрис гномки. Миас окружали только кусты и деревья. Стоящий рядом Арго мирно щипал высокие стебли травы. Мать Торина просто испарилась в ночи. Жаль, потому что теперь старшая дочь Мелькора не прочь была бы с ней поговорить по душам. Прикусив нижнюю губу, Ниар снова крикнула в темноту: — Эй, есть тут кто?

В ответ лишь тишина. Пустая и темная тишина, что накрыла наступившую ночь куполом безумия.

♦♦♦♦♦

В ответ лишь тишина. Пустая и темная тишина, что накрыла наступившую ночь куполом безумия. Полуночный певец заливался, голосил, но не слышал отклика: одинокий зов соловья стелился по саду серенадой вечно влюбленного в жизнь существа. Но потом и она растворилась в воздухе, уступив место безмолвию, чарующему, прекрасному.

Беорн моргнул. До встречи с сородичами оставалось примерно два часа, может чуть меньше, может – чуть больше. В любом случае, пока оборотень был предоставлен самому себе и мог заниматься чем-то помимо самокопания и пустых раздумий о планах Ниар. Повлиять на решения Миас Беорн вряд ли мог: строптивая и упрямая, как баран, морготова дочурка проявляла недюжее послушание только в случае, если ее лишали обеда. Вздохнув, оборотень сложил руки на груди и воззрился на убывающую луну. На душе было как-то уж очень паршиво. В воздухе будто кто-то огромный разлил кувшин прокисшего молока – пахло кислым, пахло старым, и пахло пропавшим.

— Эй, есть тут кто?

Голос Ниар донесся из сада, не из самой его глубины, но откуда-то с яблоневой рощицы. Вздрогнув, Беорн замер на месте. Что случилось-то?

Не став медлить, оборотень спешным шагом пошел на девичий крик. Пройдя мимо сарая, он свернул налево, прошел небольшую грядку с овощами, обогнул стороной ульи и, наконец, подошел к яблоням. Искать Ниар не пришлось – она ходила невдалеке, рядом с большим плодоносным деревом. За спиной ее стоял великан Арго. Сама же девушка растерянно оглядывалась по сторонам. Обычно собранная, живая и резкая, сейчас Миас выглядела потерянно и испуганно.

Сердце Беорна забилось сильнее. Определенно точно, что-то произошло. Разве Ниар, при всем своем могуществе, могла перепугаться чего-то маленького и несущественного? Девушку, положившую на обе лопатки огромного медведя простым взмахом руки, не страшили волки, пауки, разбойники, орки, тролли и Саурон. Но сейчас, бледная, с широко распахнутыми пустыми глазами, Ниар смахивала на безобразную карикатуру самой себя. Беорн ощутил, как по спине бегут мурашки. Собравшись с духом, он направился к Миас. Чародейка, увидев его, помахала рукой. Но как-то вяло. Как-то уж очень и очень устало.

— У тебя все нормально? — спросил Беорн, оказавшись рядом. Ниар, маленькой и притихшей тенью стоящая подле, пожала плечами. — Ты словно бы приведение увидела.

С губ волшебницы сорвался истеричный смешок. Оборотень, заслышав его, нахмурился. Впервые он стал свидетелем подтверждения тому, что Миас были человечны: страх и постоянное напряжение для них не являлись незнакомыми эмоциональными состояниями. Что ж. Это радовало. Огорчало иное. Для пошаливающих нервишек нужны причины. А чтобы выбить из колеи опытных воинов необходимо что-то позабористее простой опасности.

— Да, его и увидела, — понять, шутит Ниар или говорит серьезно Беорн не смог. Приведений ему видеть не приходилось, а тон Миас был лишен и намека на задор. Но с юмором у принцессы Ангбанда, строго говоря, всегда были проблемы. — Говорила с ним. С проклятущим Фэа одной весьма недальновидной особы, сбежавшей из-под присмотра Мандоса. Узнала нечто неожиданное и неприятное. Однако, Беорн, не перевелись еще во вселенной те, кто может обмануть твою покорную слугу.

Оборотень уставился на Ниар долгим, изучающим взглядом. Ангбандка, казалось, присутствия рядом с собой друга вообще не замечала. Покусывая нижнюю губу, она о чем-то усиленно думала, что-то взвешивала, анализировала. В пустых глазах девушки колыхались хорошо знакомые Беорну крохотные огонечки света. Ссутулившаяся, закрытая, чародейка даже не пыталась поделиться своими заботами с Беорном. Но так было всегда. Изменилось другое…

«Переживает? — нарастающая тревога снедала душу. Прежде всего доверяющий собственному чутью, Беорн ощущал исходящий от чародейки запах острого, сильного страха. К нему примешивался аромат ярости, железный и горячий. Но под всем этим Ниар скрывала что-то более личное. Более темное и тайное. — За что переживает или за кого? За Талриса и Анаэль? Сомнительно. По словам Ниар эти двое сильнее ее в разы. Упади на них горы, вряд ли что случится. Тогда в чем причина страха?».