Сказка о семи грехах (СИ)
Сказка о семи грехах (СИ) читать книгу онлайн
Россия, конец первой половины девятнадцатого века. В село Синие Липяги, что под Воронежем, приходит беда. В грозу сгорела старая деревянная церковь, построенная дедами. А накануне той страшной грозы поселился в пустующем барском доме человек, прозванный селянами Черным. Так в России величают издавна черта, чтобы лишний раз не упоминать имя нечистого, это считается дурною приметой. Зовут еще окаяшкой, немытиком, лукавым зовут.
Но как бы черт он не прозывался, а неприятности от него на селе нешуточные. Стоны и плач слышатся в барском доме крик младенческий, женские голоса.
Принято решение бороться с Чертом испытанным путем: построить церковь и найти батюшку, который будет в ней служить. Приехавший из Петербурга архитектор, дворянский сын Данила, селится в доме Еремея, сельского писаря
Кроме Данилы, живет у Еремы кот по прозвищу Гуня. Никто, кроме писаря, не знает, что кот на самом деле вовсе не кот. Это домовой.
В лесу семеро мальчиков. Им удается убежать из леса, из дома, где жили чертовы дочки, обладательницы шалей. А тут еще и сам Черт начинает воду мутить, стараясь убить мальчиков. Каждая смерть означает возврат Черту шали, а с нею оживает погибшая из-за них в лесу чертова дочка. Та, что носит латинское имя. Переведенные на русский язык имена дочек звучат знакомо. Это Гордыня, Зависть, Чревоугодие, Алчность... Словом, встретились в лесу ребята с семью смертными грехами человеческими.
Но собирается в селе сила, способная противостоять Черту. Женщина, ведунья по имени Арина, пришедшая в Липяги неведомо откуда. Ей известно древнее заклинание Добра против Зла. И семеро мужчин. Ерема и Данила-зодчий. Друг зодчего, художник Гриня. Священник, отец Адриан. Ученый немец. Странник, что пришел из дальних мест церкви новой порадоваться. Барин, перед селом своим провинившийся тем, что наслал Черта, искупающий вину свою...
Во вновь отстроенной, еще неосвященной церкви начинается битва Добра со Злом. Тут нужен и важен каждый: от священника до презираемой им колдуньи, от простодушного Еремы до умницы зодчего. В борьбе с Чертом хороши и чертополох с чертогрызом, просто совершенно необходимы сверчок, кроткая овца и сладкоголосый соловей, и даже лейденская банка сыграет свою мелодию, словно скрипка, под самый конец. Ну, а делу венец обязательно должен быть счастливым, он такой и есть. Это же сказка, она обязывает...
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Данила Гансу кричит:
– Давай уже! Давай!
А чего давать-то. Затеял Ганс опыты проводить.
Грех это, благо, что церковь не освящена, и нет еще в ней Духа Господня, а все ж грех. Данила-зодчий с Гансом на крыше ее шест установили из железа. От него проволока идет, на конце ее шкала металлическая и шелковая нить. Она отклоняется, А Данила-зодчий орет:
– Мало! Мало, Ганс, мало…
Чего? Чего мало? Ума лишились, мало стало?
А тут зодчий взялся чудить. Шар в руках крутит, натирает, из тонкого стекла. Шар этот с тою проволокой связан, медною, что от шеста идет. Конец проволоки в стеклянный сосуд помещен, отчасти водой заполненный.
Господи, спаси люди твоя! Сказывал мне Данила, что с шаром этим ходил всю неделю прошлую:
– Электрическая сила есть действие, вызванное легким трением... оно состоит в силах отталкивательных и притягательных, а также в произведении света и огня. А ты, Ерема, человек темный. Михайло Ломоносов, тоже не дворянских кровей, однако ж пользу российской учености принес. Учись, Ерема…
Чему это? Шары крутить? Того гляди, Черный голову как шар и открутит. Пойдет играться. Лектричество, придумали тож. Бес проклятый стену рушит, совсем взъярился. Батюшка назад пятится, свиток в руках дрожит. Прикрыл его барин собой. И вовремя: ухватил Черный барина за одеяния, там, где душа, к себе тянет. Тщится мой брат молочный оторваться, да только откуда сила? Повис странник на нем, тащит назад, а Черный в лицо им смеется. Бросил Данилушка шар, тоже барина оттаскивает. Григорий тож. А все ж не справиться им. Все ближе барин к стене, а ведь и впрямь не поздоровится, и впрямь зубами щелкает лукавый, отстрижет башку-то. Неминучая смерть, да страшная какая!
Бросился я к Арине.
– Помоги! Помоги Аринушка! Очнись, погибаем!
Дрогнули веки у ней, слышит, значит. Ответить не может.
Сдуру, значит, говорил я им, а они смеялись. Русский это способ. А я кто? Хорошо ли, плохо ли, только русский я и есть. Привык уже, мне оно хорошо, годится…
Метнулся я к мешку, что у барина в ногах валялся. Мешок рогожный с Петенькой, петушком. Сдернул с бедного мешок, опустил его на пол.
Черт барина к себе тащит, сквозь стену невидимую, того гляди, на куски она развалится. Повисли не барине странник, Данила и Григорий, в сторону другую его волокут. Барин орет. Немец шар крутит: от того немца пар уж идет. Батюшка читает. Зверье наше остальное в кучу сбилось. Свечи горят, треск, крики…
Петя взлетел, воспарил к Небесам, сколько мог. И такое кукареку от ужаса и возмущения пустил!
Ну вот. Помогай, Господи!
Арина в себя не пришла.
Только почувствовал я ее Силу. В то мгновение и почувствовал. Закружилось, завертелось вокруг нее. Стало вроде тепло от ней вверх подниматься, к крыше понеслось…
Туда, где Гансов шест.
В довершение всего, стала подниматься Аринушка от полу. Вот как была, руки на груди сложившая, прямая. Шалью елисеевской прикрытая, лиловою.
Черный от нетерпения и алчности завыл, прямо волком завыл. Арина взмыла вверх, к крыше, закружилась, завертелась…
А немец-перец кричит:
– Alles in Ordnung. Angesammelt hat.
Это уж опять опосля Данилушка сказывал, по-немецки мне и писал. Готово, мол, в порядке. Накопилось достаточно! Ныне знаю, есть такая сила: лектричество называется. Вот этой силы довольно они накопили. Арина, неживая, ко злу обратившаяся, видно, помогла все же…
– Ты видело, Добро, и не умолчи. Подвигнись, пробудись для суда моего, для тяжбы моей. Да не скажет Зло: «Я поглотило его!».
А Черный уж наполовину внутри нашего круга. Тянет барина к себе, трое тянут обратно. Подлетел соловей, вороном обратился. Стал клевать Черного по темечку, по лбу, разок и в глаз попал. Тот барина не отпустил, но хватку все ж ослабил. Только и Ворону досталось. Умудрился Черный зубами своими страшными раз схватить, посыпались перья в стороны; поскакал ворон от него, крыло правое волоча.
Батюшка, ужаснувшись проникновению лукавого сквозь стену нашу, замолк было. А тут зачастил последнее:
–Дух Премудрости, Дух разума, Дух совета, Дух крепости, Дух ведения, Дух благочестия, Дух Добра, отойдите от Этого. Ныне и по смерти не прощен…
Перец-колбаса рогожей обернул сосуд, в который проволока сходила, поднес поближе, а сам к Черному подойти боится, лопочет что-то. Гриша не сразу уразумел, а как понял, сосуд с рогожею выхватил у немца, нахлобучил на голову лукавого…
Задергался Окаяшка по страшному, полыхнуло из-под горшка этого, поплыл запах горелого…
Не стало Черного. Растворился, рассыпался, исчез…
Вздохнул батюшка. Руки опустил, свиток Аринин из рук выпустил.
Гуня из-под рясы выбрался, облизывается, шерсть вычищает. Арина на место свое легла, но в себя не пришла еще, шаль куда-то исчезла. Ворон место свое на плече у ней занял, крыло изрядно помято. То пустяк: Арина в себя придет, она вылечит. Лучше прежнего будет. Барин на пол присел, за голову взялся, из стороны в сторону покачивается, стонет тихонько. Григорий к иконе Георгия Победоносца встал, на нее глядит с упованием и восторгом. Данила с немцем о чем-то беседуют в сторонке, Данила шар вертит и улыбается. Странник с собакой своей обнимается. Я пот руками дрожащими с чела утираю.
Улыбнулся отец Адриан светло. Осенил себя знамением крестным.
И сказал:
– Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящий Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крёстным знамением и в веселий глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняя бесы силою на тебе пропятаго Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшаго силу диаволю, и даровавшаго нам тебе, Крест Свой Честный, на прогнание всякаго супостата.[34]
Конец – сказке венец.
Небо голубое, ни облачка. Солнце из-за леса встает. Звенит, звенит колокол церковный, народ созывая. Звон плывет над Липягами Синими, звон малиновый, звон хрустальный. «Яко да вси слышащие звенение его, или во дни или в нощи, возбудятся к славословию имени Святого Твоего»[35].
Если заблудился кто в ненастье, если беда приключилась какая: иди на звон колокола. Проснется душа от усыпления, душа, оковами Семи грехов скованная. Глянь-ко: из леса, припадая на ноги, едва волоча их, голодные, уставшие, бредут отроки. Числом семь.
Обернулась мать, в черном плате и с лицом скорбным, та, что от ворот церкви клала поклон поясной за поклоном. Словно в грудь ударило частым звоном Благовеста. Подняла руку, смотрит против солнца, глаза прикрывая домиком. А надо ли? Ведь сердцем разглядела уже.
– Николушка! – слышен почти безумный ее крик.
– Илюша! Петенька! Федор!
Еще женские голоса, изумления, счастья исполненные. Вот они, дети крестьянские, вышли из леса, домой идут. И Меркушка, и Тришка, и Захарка…
Иди и ты на звон колокола, Русь! Не страшись зла Черного: миром одолеем…
Сербия, г. Ниш, февраль 2014 г.
[1]Крупчатка – сорт пшеничной муки, отличающийся значительной зернистостью. Обыкновенно мука отсортировывается через шелковые сита с № XI до № XVI, К. же отсортировывается через более редкие сита с № VII до № X. Такая мука готовится только в России, преимущественно из твердых сортов пшениц. Когда она хорошо отсортирована, то не пыльна и раздельна; она менее гигроскопична, более способна к сохранению и дает более припека. Иностранные пекари не умеют обращаться с К., чем объясняется неуспех вывоза ее за границу; между тем этот сорт муки, сравнительно с более мелкими ее сортами, особенно с очень мелкой, перетертой мукой, имеет за собою немалые преимущества, и приготовление хорошей К. обходится нередко дороже, чем более мелкой муки.
[2] В.А. Елисеева – реальное историческое лицо, богатая помещица, владевшая селом Семидесятное и окружающими его хуторами. История о кашемировой шали и о мастерских, а позднее и фабрике по производству шалей, о подарках царствующей чете не выдумана.
