Чертоги Казад-Дума (СИ)

— Я не понимаю…

— И не поймешь, — оборвал эльфа Саурон. Повысив голос, он дрогнул, услышав собственный тон. Яростный, но не лишенный каких-то умоляющих ноток. Низость, просить помощи у врага. Но других вариантов действий Майа пока придумать не мог. Ему нужно было время. Время, чтобы найти кольцо. Время, чтобы отстроить Барад-Дур. Время, чтобы понять, как отомстить Миас. — Вы все думали, что они – выдуманные легенды Ангбанда. Были причины, которые заставляли существ шептать про Трех Воинов Тангородрима. Про тех странных и, казалось бы, непобедимых солдат Мордора. Но никто не мог подтвердить, что эти словно бы придуманные образы бравых воинов не были лишены реальных прототипов. Ни одна живая душа не смогла бы увидеть их реальные лица, ни одна душа не смогла бы их запомнить. Сила их застилает пеленой взоры Валар и Майар, и что уж тут скрывать, твоих бессмертных родственников. Всем существом своим эти трое стремятся достичь лишь одной единственной цели: вернуть Моргота в Средиземье. Таков был план Мелькора относительно детей своих и желание свое он заветом вложил в их сердца.

Феанор был бледен, как снежные вершины Таникветиль. Саурон, смолкнув, ощутил в себе скорбь. Радости от намечающейся войны с соратниками своими Повелитель Колец не чувствовал. Лишь горечь и боль приносило ему осознание конца той крепкой и жаркой дружбы, что связывала Майа и детей Мелькора. Саурону захотелось улыбнуться. Шальная мысль яркой молнией осветила его сознание. Ведь это именно он, Майа по имени Майрон, прозвал воинов Ангбанда пелорийской тройкой. В честь того яркого белого света, по чистоте своей сравнимого лишь с белизной ледяных шапок гор Пелори в Амане, что горел в глазах наследников Моргота.

— Нужно рассказать обо всем… — сорвавшиеся с губ эльфа слова отдавали запахом паники. Развернувшись, призрак Феанора решил было уйти. Теперь уже действительно напуганный и серьезный, кузнец явно намеревался поведать об узнанном хозяевам Валинора. Не по планам действие.

Саурон взмахнул рукой. Темная магия, подкрепленная возрастающей силой, день ото дня крепнущей, охватила призрак нолдо невидимыми путами. Замерший, Феанор недоуменно воззрился на Майа. Чувствуя свое превосходство, Саурон подошел ближе к эльфу, погубленному некогда своими собственными страстями.

— Никому ты ничего не скажешь, Великий Умелец, — слова на квенья мягко срывались с губ Саурона. Не пытаясь напугать призрака, Повелитель Колец лишь хотел успокоить слабое создание Эру. — Я воззвал к тебе и в чертогах Намо ты услышал мой голос. Но разве заметил твое исчезновение Вала Мандос? Нет, не заметил. А почему?

Эльф молчал. Тени догадок скользили по его лицу. Феанор не страшился Майа, но страх его происходил из услышанных в тенях Дол Гулдура слов. Саурон такой страх одобрял. Редко непосвященным давалась возможность познать тайное. А тут секрет такого масштаба, хранимый еще со времен существования Белерианда.

— Ты сказал, что дело касается Сильмарилл, — Феанор говорил тихо, ровно. Самообладанию эльфа можно было только позавидовать. — Сказал, что поведаешь мне тайну обмана, секрет лжи, паутиной которой Моргот оплел мои камни. Я знаю, Майа, что уйдя из чертогов Мандоса по зову твоему, я лишил себя возможности вернуться в Аман. Но если ты правду говоришь – клятва моя не сдержана даже наполовину. А ты сам жаждешь, видимо, заполучить любую возможную помощь… потому что напуган и загнан в ловушку, не так ли, Майрон?

Майа пренебрежительно опустил руку. Освободившийся от магических пут дух содрогнулся. Смерть не освобождала от боли. Саурон знал, как подчинять себе призраков. Ведомо было ему о хитростях, которые помогали укрощать мнимую свободу погибших. Намо бы не обрадовался потере своих секретов. Прикрыв призрачные веки, Властелин Колец повернулся к призраку спиной.

Красивым и чистым выглядел Дол Гулдур в свете уходящего дня. Удлиняющиеся тени ползли по каменным плитам змеями, охватывая все большую часть крепости. Саурону на секунду захотелось забыть о своем темном прошлом. Вернуться назад, на родину, в тепло и уют отца. Там бы, у берегов Эккайи, он смог расслабиться и наслаждаться бесконечностью собственной жизни. Вылавливал бы ракушек из моря и, быть может, смог, наконец, отпустить все ужасы войны, что тисками из черной стали сжимали его неспокойное сердце. Но существа Эннората называли его чудовищем. А от сущности своей Саурон был не вправе отказаться. Шелковыми нитями Вайрэ четка вывела судьбу Майа на гобелене фатума. Ничего не поделаешь.

— Ты теперь мой посыльный, Феанор. И ты не можешь отказаться исполнять приказы, что я даю. Договор, друг мой, таков: я говорю тебе, где твои камни сейчас на самом деле, а ты в ответ на мою любезность подчиняешься мне и хранишь молчание. Не слишком большая цена за исполнение клятвы, не так ли?

Обернувшись, Саурон посмотрел в глаза молчащему призраку. Кузнец колебался.

— Я помогу тебе вернуть их, Умелец. И ты сможешь преподнести их Йаванне, а она в свою очередь распорядится Сильмариллами так, как захочет. Но грехи твои будут искуплены, — Майа не лгал. По крайней мере, пока ко лжи он не прибегал. Представляя себе, какие муки испытывал Феанор в чертогах Мандоса, Саурон прекрасно знал, что Кузнец согласится на сделку. — Но ты будешь молчать, и никому ничего не скажешь о том, что услышишь от меня сегодня. Иначе клянусь, ты пожалеешь, что вообще появился на свет.

Умелец стоял напротив, опустив плечи. Как никогда серьезный, он боролся с отчаянием в собственном сердце. Саурон чувствовал охватившее призрака смятение. Стоящий перед сложным выбором, бессмертный взвешивал все “за” и “против”. Согласиться – все равно, что подписать контракт со Смертью. Отказаться – обречь себя на постоянное грызущее ощущение тоски, одиночества и нестерпимой боли. И что же лучше? Саурон хищно ухмыльнулся, наблюдая за тем, как эльф вновь и вновь храбро отбивает атаки собственной алчности и гордыни. Неутихающий пожар вечно ищущего духа. Сильмариллы… Знаменитые камни, хранящие в себе свет двух Великих Древ…

Саурон вновь протянул руку Феанору. В этот раз эльф не отпрянул, но лишь обратил на Майа свой темный, тяжелый взгляд. Взгляд храбреца. Хмыкнув, соратник Моргота, а ныне Темный Властелин, решил задать самый важный вопрос. Голос Саурона в этот раз прозвучал громоподобно. Стены Дол Гулдура дрогнули, эхом отражая глас своего повелителя.

— Ну, так что?

♦♦♦♦♦

— Ну, так что? Может быть добавки? — Беорн посмотрел на Бильбо сверху вниз, держа в огромных руках миску, до краев наполненную горячим вкусным супом. Хоббит, успев слопать уже две порции хрустящей поджаренной картошки и несколько ломтей хлеба, намазанных ароматной овощной икрой, в панике убрал пустую тарелку подальше от гостеприимного и щедрого оборотня, поставив ее ближе к краю стола. Не желая чувствовать себя набитым едой пузырем, мистер Бэггинс покачал головой и улыбнулся.

— Нет-нет, спасибо. Я и так уже порядком съел.

— Вот и зря, — Беорн приподнял миску, передавая ее рядом сидящему Ори. Гном, добрый и скромный по натуре своей (кстати, именно он первым произнес свое имя при первой встрече с хозяином пасеки), от предложенной добавки, в отличие от хоббита, не отказался. Кивнув Беорну и тихонечко его поблагодарив, Ори подставил к себе тарелку и начал быстро уминать суп. Наблюдавший за ним Бильбо в который раз поразился той скорости, с которой гномы уничтожали попавшуюся в руки еду. — Суп вышел наваристым, густым, сытным. Если пожелаете его отведать, скажите.

Не став отвечать вслух, мистер Бэггинс лишь кротко кивнул огромному человеку, вновь неуверенно улыбнувшись. Сидя по левую руку от Ори и по правую от Гэндальфа, хоббит наблюдал за тем, как друзья трапезничают. Вообще, теперь Бильбо хотелось спать. Прикрыв глаза, он загадочно хмыкнул.

После того, как все гномы толпой вломились в двери огромного деревянного дома, Беорн попросил Гэндальфа отложить рассказ о путешествии на некоторое время. Ушедши в дальнюю комнату, оборотень вернулся с огромным столом в руках. Быстренько сообразив перестановку мебели, он приказал своим животным (а их было много и все они сновали из стороны в сторону, суетливо обхаживая гостей) накрыть на стол. Умные собаки, овечки и белочки тут же начали носить из кладовой широкие блюда, сплошь покрытые разными яствами. Пара больших баранов прикатила откуда-то деревянные кадки и расставила их вокруг стола. Рядом с тарелками, словно по волшебству появлялись стаканы, салфетки, новые тарелки и новые блюда. Наблюдающий за столь слаженной работой животных Бильбо от изумления хлопал широко распахнутыми глазами. Когда стол был полностью убран, славные слуги Беорна шустренько усадили всех гномов на скамейки и кадки, выделив отдельные места для мага, Торина и своего хозяина.