Прогулка по висячему мостику (СИ)

Ира задумалась, к своему удивлению обнаружив, что за последние десять дней ни разу этим не занималась. Женечка терпеливо ждал.

- Знаешь, – наконец сказала она, – мне кажется, что Гиале понравилось, хоть она и сама не поняла, что с ней на самом деле делают. А что я на самом деле делала? Тебе подарок. Я дала себе слово, и я его сдержала. Я только не знала, как это сделать, и не знала, что у меня это получится, и притом получится так быстро.

- Ничего не понимаю…

- Жень, я дала себе слово, что вы будете вместе. – Ира задумалась. Женечка не перебивал. – Понимаешь, Жень, я тут благодаря Раулю поняла, что никогда в этой жизни не любила, а может, и не только в этой… может быть, вообще никогда…

- Ты что, полюбила этого неуловимого Рауля?

- В том-то и дело, что нет. Я испытывала в отношении его очень сильную страсть, такую, какую никогда до этого не переживала и, тем не менее, я четко поняла, что это не любовь. Вообще-то, мне не нравится это слово. В том смысле не нравится, что уж больно много всего оно обозначает. И инстинкт размножения, то есть сексуальное притяжение, обожание не «за», а «несмотря на». И материнский инстинкт. И привязанность. И чувство собственности, вызывающее ревность. И заботливое отношение к себе и окружающим. Не говоря уже о пищевых и прочих предпочтениях. На самом деле, я о том нечто, чему так и не смогли и никогда не смогут найти определения. О том, что если и выпадает кому-то, то очень редко, с вероятностью один к миллиону, а может, и того реже. Тебе и Гиале выпало…

- Ты в этом так уверена? – усиленно наполняя голос скепсисом, спросил Женечка.

- Да. У меня есть на то основания. Очень веские основания, хоть я и не в состоянии объяснить их. Впрочем, ты тоже в этом уверен, хоть и не отваживаешься сам себе в этом признаться. В каком году ты ее покинул?

- Точно не помню… где-то в районе двадцатых прошлого века…

- То есть, лет восемьдесят ты вдалеке от нее… Сейчас, конечно, ты от нее гораздо дальше, чем все эти годы, и расстояние не в километрах измеряется, хотя, в общем, и тогда километры были ни при чем… Я не об этом… Женечка, ты восемьдесят лет старался ничего не ждать, ни на что не надеяться, а теперь ты можешь надеяться. И ждать-то, к тому же, куда меньше! По крайней мере, не больше двадцати против восьмидесяти. Впрочем, и двадцати ждать ненужно – потерпи всего девять месяцев…

- Что!!!???

- Я думаю, где-то в последних числах января или в первых числах февраля сможешь взять ее на руки. Родится она числа двадцать пятого января, но Алиночке придется несколько дней провести в роддоме.

- Что!!!???

Женечка смотрел на Иру ошеломленным взглядом. Она снова переместилась к нему на колени и нежно обняла его.

- Женечка, я очень люблю тебя, хотя в данном случае, это слово значит совсем не то, о чем я только что говорила. Я думаю, ты понимаешь, – Женечка кивнул, потрясенно глядя куда-то вдаль. Ира продолжила. – Я очень люблю тебя. Ты очень многое для меня значишь. А это, на данный момент, большее, что я могу для тебя сделать. А еще – это важнейшее для тебя независимо от времени и пространства.

- Ира… – только и смог произнести он, и, казалось, впал в состояние, не покидавшее его последние десять дней.

- Женька! Хватит кукситься! Алиночка станет чудесной матерью, а против Влада, я думаю, ты и так ничего не имеешь, – Ира слегка отстранилась и посмотрела на него: из глаз Женечки текли слезы. – Же-енечка! – Ира улыбнулась ему. – Никогда не думала, что ты способен на сентиментальность!

- Станешь тут с тобой сентиментальным, – вытирая со щек слезы, проворчал он, как подросток, застуканный в аналогичном состоянии.

Глава 37

Основы дружеского участия

Накрапывавший всю прошлую неделю дождик набрал силу и, превратившись в настоящий тропический ливень, теперь низвергался с небес почти беспрерывно. Работы на объекте не прекращались, однако продвигались далеко не в том темпе, как хотелось бы Ирине. К тому же домой она теперь возвращалась позже, притом вся насквозь промокшая и грязная с ног до головы. Так что, прежде чем пообедать и взяться за Женечкину книгу, ей приходилось долго отмокать в душе и перестирывать всю одежду. Каждый раз Татьяна Николаевна напоминала ей, что стирка как нельзя больше соответствует ее обязанностям. Ира, естественно, не возражала, но почему-то на следующий день забывала, и в гостиную спускалась с тазиком выстиранного белья. Татьяне Николаевне удавалось лишь отнять у Иры тазик, чтобы хоть развесить самой. В общем, после обеда, который нынче по времени больше соответствовал ужину, Ира зачастую и сил не находила для скрупулезного вникания в изложенное Женечкой. Тупо побродив глазами по строчкам, она откладывала распечатку в сторону и мгновенно засыпала.

На майские, по примеру 8 марта, решено было устроить пир горой. Закупку продуктов взял на себя Женечка, а когда Ира 1 мая с трудом продрала глаза лишь к двум часам дня, оказалось, что Женечка, Влад и Татьяна Николаевна уже успели всё приготовить и накрывали на стол. Женечка не стал лишать себя удовольствия и от всей души язвил по поводу «дрыхнущей красавицы Палладиной». Тем временем Влад уехал за своей женой и бывшими Ириными соседями. Он рассчитывал сделать два рейса, но Люсины сыновья решили отметить праздники в своей студенческой тусовке, а Наташин Вадик укатил в очередную командировку. Так что Алиночка, Люся, Николай и Наташа с Дашунькой на коленях вполне комфортно разместились в видавшей виды «Ниве».

Первыми приехали Валентиныч с Галиной Андреевной и без приключений оказались под крышей Ириного дома. А вот тем, кто ехал с Владом, повезло гораздо меньше. Как только «Нива» остановилась во дворе, вода с неба полилась сплошным потоком, от которого ни один в мире зонт спасти не в состоянии. И если взрослые со всех ног кинулись под навес, то очарованная разбушевавшейся стихией Дашунька вовсе не собиралась этого делать. Она радостно носилась по двору, с особым удовольствиям прыгая по самым глубоким лужам и распевая звонким голосом: «Дождик, дождик пуще – дай хлеба гуще!». Наташа, стоя под навесом, стараясь перекричать грохот летящей с неба воды, во всю мощь своих легких грозно орала, чтобы дочь немедленно шла в дом, но Дашунька не удостаивала гневные вопли матери вниманием. Женечка со счастливым смехом сначала наслаждался зрелищем из окна гостиной, а потом спустился вниз.

- Оставь ребенка в покое, – прошептал он Наташе на ушко, нежно обвил ее руками, заговорщически подмигнул выглянувшей в окно Ире и увлек обмякшую Натали в дом. Она лепетала что-то о том, что Даша может простудиться. – Да ничего с ней не случится! – сквозь смех уверял ее Женечка. – Как набегается вволю, мы ее в душе отогреем, в сто одеял завернем, одежду высушим. Зачем лишать дитё удовольствия, а? – Он сделал небольшую паузу, как бы ожидая ответа, а затем прошептал, чуть коснувшись шеи, лица и уха Наташи. – И себя тоже.

Когда они появились в гостиной, Наташа едва стояла на ногах, Женечка, как истинный джентльмен, поддерживал ее под руку, а в его глазах и еле заметно на губах играла улыбка предвкушения шалости. Ира с трудом подавила смешок.

Через некоторое время Дашуньку в дом привел Зив. Вода с обоих текла почти так же, как и с неба на улице, в общем, пришлось совместными усилиями ликвидировать потоп. Зив, виновато поглядывая на собравшихся, умчался отряхиваться в цоколь, а Дашуньку Наташа с Ирой завернули в принесенную Женечкой простыню и понесли в ванную.

- Дашка! Совсем спятила! – фальшиво вопила на дочь Наташа.

- Да не ругайся ты! – со смехом успокаивала ее Ира. – Себя в детстве вспомни!

- Ира! Она заболеть может!

- Вот если будешь так орать на нее – точно заболеет, а вот переполняющее счастье еще никому хуже не сделало. Я верно говорю, Дарья?

- Да, тетя Ира! – радостно подтвердила Дашунька.

Пока Наташа мыла свою дочь под горячим душем, Ира запихала всю ее одежду в стиральную машину. Естественно, что ничего подходящего Дашуньке по размеру, в доме не имелось, но тут пришла на помощь Татьяна Николаевна, сказав, что у нее, вполне возможно, что-нибудь завалялось из вещей внучатых племянников, и к моменту, когда распаренную Дашуньку вытаскивали из ванной, она передала Ире большой пузатый пакет.