Истории СССР

В Париже меня приютил старинный приятель, отъехавший в отпуск, и я жил там больше месяца, насладившись им сполна. Авиасалон в ля Бурже я посещал так часто, что вызывал нездоровый интерес у охраны. Ждал, что меня арестуют за сверхестесственное любопытство, но всё как то обошлось. Обслуга музеев и магазинов Парижа к концу второй недели начали здороваться со мной на подходе, а в баре на Елисейских у рю Вашингтон мне подавали сендвич и пиво не дожидаясь от меня заказа. Первая русская эмиграция почти вымерла. Редкие встречи в храме Александра Невского на рю Дарю оставляли чувство нежной грусти. Зато артисты и художники, сбежавшие от советов в середине века были очень активны и агрессивны по отношению к красным. Устав от их подозрительности я свалил в Италию.

Все задания мне давались по ходу моих непосредственных предприятий и проектов. О некоторых без слёз трудно вспоминать. Однажды в июле 1970 года я поехал в туристическую поездку в ГДР и меня товарищи попросили заодно передать деньги одной немецкой гражданочке в магазине фарфоровых изделий и хрусталя в Ляйпцихе, давшей ценную информацию о действующих в нашей стране агентах. Купил я там стаканчики с рисунками, а на сдачу ей всучил пятьсот долларов. Вот обрадовалась фрау, если я её с кем-то спутал, но возражать не стала. В другой раз такую же посылку я передал массажисту в турецких банях Будапешта, который вывернул мне руки и ноги, прохлаждаясь там по путёвке от КМО «Спутник» со своей женой. Куда бы я ни ехал на отдых или работу, меня всегда находили товарищи и просили передать какую-нибудь посылку. И я честно выполнял эти просьбы. Ни цента не прикарманил. Это было не так просто, как может показаться. Люди там живут не слепые и видят, кто к ним приехал и зачем. Делать дела нужно было аккуратно и осторожно. Однажды в Несебре на пляже пришлось сигануть в море в плавках, набитых долларами. Показалось, что меня подставили и человек пришёл совсем не тот. Потом мы долго хохотали в баре, заливая удачу «сливовицей». Слава Богу, у меня это выходило неплохо. Придумав ещё в 1974 году стажировку в Америку, я проделал самостоятельно долгий путь и оформил её в министерстве высшего и среднего образования, но в 1980 мы ввели войска в Афганистан и штаты с нами прекратили обмен студентами и аспирантами. Чудом я перекинулся стажироваться по трюкам во Францию и получил от них добро на въезд в гости к Жану-Полю Бельмондо, а точнее в Национальной консерватории драматического искусства в Париже. В 1981 году Сергей Юткевич, у которого я работал постановщиком трюков, снимал фильм «Ленин в Париже». Когда всё было на мази и французская сторона дала «добро» на въезд во Францию, ко мне подкатили «товарищи» и попросили оказать им простенькую услугу. Я согласился. Мы были рады и предвкушали успех. Я познакомился в Москве с прекрасным человеком, Виктором Любимовым, отработавшим во Франции много лет и рассказавшим мне некоторые секреты. Но какая-то гнида, моль настрочила анонимку в ОК КПСС города Ленинграда и меня полгода перепроверяли на связь с Костей Могилой и Женей Топоровым. Женя Топоров уже чалился вместе со Славой Иваньковым (Япончик) за ограбление в Тулунской тюрьме Иркутской области за убийство и мог мне отомстить за мои строгости по отношению к нему на съёмках. Но он дал отрицательный ответ на допросе, не стал валить на меня организацию их преступлений. Друг и невозвращенец Андрей Кончаловский отрицательной роли в моей биографии тогда не сыграл.

От обиды я написал жалобу председателю КГБ СССР Ю.В. Андропову, что было равносильно самоубийству. Но не меня посадили, а уволили начальника пятой службы УКГБ по Ленинграду и области, большого друга Вовы Путина, Евгения Олейника. Перевели его заместителем начальника ОБХСС г. Ленинграда.

Правда у него образовался ещё один прокол, родственник по жене и каратист Володя Илларионов (Ларин) попал в поле зрения органов по уголовному делу (подробнее об этом написано в книге Д.А. Момот «Чёрный пояс», друга и соратника по спорту самого В.В. Путина).

Когда мне снова оказали доверие, поезд в Париж уже ушёл. Но был другой. Пришёл он позже. Нужно иметь терпение. Терпение и Веру, а ещё Надежду и Любовь. И у нас всё получится.

Как-то раз, в далёкой южной стране пограничники меня высадили из поезда и повели на допрос в свою будку в чистом поле. А точнее в чистой степи. Перед этим в одном городе я положил в тайник посылку. Смеркалось. Поезд стоит, ждёт указаний пограничников. Я сижу в будке и смотрю честными глазами в узкие глаза пограничника. Он смотрит в мой паспорт и в мои честные глаза. Через полчаса меня отпустили и я уехал на поезде. А мог бы и остаться. В степи. Навсегда.

Перед Играми Доброй Воли в 1993 году в Питере меня назначили менеджером в съёмочную группу Тедда Тернера. Я тогда у друга Путина работал, в благотворительном фонде «Емец». Снимали рекламный ролик про Санкт-Петербург новой, демократической России, его дворцы, парки, музеи, библиотеки с раскрепощёнными и доброжелательными людьми. Ну, понятное дело, американцам захотелось снять и Кировкий завод, где делали при коммунистах трактора и танки. Приехал я к директору господину Семененко, поделился горем. А он мне, как в сказке отвечает-то не горюшко, Николай Николаевич. Горе, что мы танков больше не делаем. Вези своих американцев, пусть снимают, что хотят. Тут-то я и разыграл с ними спектакль про то, как рад Родину продать и заслужил у них большое доверие. Потом я помог Жене Поротову и кой-какую информацию вынул у них, когда в 1995 поехал в Америку с Никитой за Оскаром. Только кому она уже была нужна, эта информация, когда барыги Родину продавали оптом прямо в Москве.

Старость не радость. Здоровье может и молодого человека подвести. В 90-е годы мне пришлось встречаться с такими корифеями двадцатого века, как Шабтай фон Колманович и Виктор Бут. Я тогда директором баскетбольного клуба «Спартак» работал. Лихие времена были, как на фронте. Говоришь с господином о делах, договариваешься на завтра о встрече, а наутро, завязывая галстук, слышишь в новостях про его убийство в центре Москвы или Питера. К старости жить ещё больше хочется, а страх побороть труднее.

Занесла меня судьба в Японию. Попросил меня товарищ посылочку передать в одном японском городе с трудно выговариваемым названием, а запасным назвал Киото, древнюю столицу Японии. Вспомнил я сразу своего друга Витю Руденко, который в Осаке на рикше прокатился и через это сломал свою карьеру директора Зимнего стадиона. Стукнул тогда на него один наш дзюдоист Вася Шетаков. Никогда я этим товарищам не отказывал. Не отказал и в этот раз. Когда освоился в Токио и проехал в ихнем метро до Гизы, да ещё прошёлся там до театра Кабуки, начал смотреть на ножки и попки японских женщин. Ну, думаю, пора и задание выполнять. Для пробы решил взять машину и прокатиться по Токио, город посмотреть. В Лондоне-то я правый руль освоил, а в Токио и подавно шикану. Зашёл в контору около отеля, взял Тойоту и вальяжно вывернул на улицу. Проехав квартал, выворачиваю на скоростную трассу, которая висит над городом, как мост и как нажал на гашетку, чтоб знали наших, только я Токио и видел. Переехав мост, решил свернуть обратно, а поворота нет и нет. Несусь, как торпеда, а свернуть некуда, за окном уже поля зелёные замелькали, Токио проехали значит. Километров через пятьдесят нашёл разворот и полетел в Токио. По щучьему велению, по моему хотению принесла меня нелёгкая прямо к той конторе, откуда я отчалил. Перекрестился я и пошёл спать. Наутро, обуреваемый этой безумной идеей доехать до города на море-океяне, подошёл в офис университета и спрашиваю нашего куратора из японской разведки документ на машину и проезд в этот город.

— А зачем тебе туда, спросил хитрый японец через переводчицу Эцке.

— Да океан хочу посмотреть, в волнах океанских искупаться.

— Вот домой полетишь, посмотришь океан с самолёта, даже виднее будет.

Не зря меня Витя предупреждал, что в этот город трудно будет прорваться. На другой день, не говоря никому ни слова, я спустился в метро и два часа ездил с попыткой выйти на вокзале. На японском-то я немного слов знаю — хаджиме, вазари, мате и аригато. В стотысячной толпе японских лилипутов нашёлся один, который помог мне купить билет на поезд до Киото. Поезд летел, как стрела и в окне мелькали поля, японские деревушки, океанские просторы и красавица Фудзияма. На вокзале в Киото граждане начали меня беззастенчиво фотографировать и угощать, как слона, жаренными каштанами. Доехать-то туда не проблема, а там ходить, храмы разглядывать одному в шестьдесят лет тоже не хило. На метро доехал до Императорского дворца и в пустынном дворе на назначенном месте вместо мальчика встретил японскую девочку. Она прикинулась дурой, но сфотографироваться со мной согласилась. От усталости я чуть не отдал ей посылку, чтобы она моему дяде передала. Спас меня мой бедный словарный запас. Пришлось тащиться на вторую явку в монастырь. Дал знак таксисту и, пересев и добравшись на автобусе до монастыря, смешался с толпой. К вечеру нашёл нужную лавочку. От нервного напряжения или от жары накатил приступ сердечный. Я в аптеку, а там все лекарства японские. Где вы, доктор Зорге? Сижу в гостинице, жду смерти. Позвонить некуда и некому. Слава Богу не напоролся на людей из Якудзы. Все туристические объекты под их крышей, а чтобы на меня обратить внимание, мне даже не нужно было краситься в красный цвет. Вспомнил, как уберёг меня Господь от бандитской напасти и в Китае, где организованная преступная группировка «Три звезды» по-моему работает под крышей компартии. Вспомнил, как уносил ноги из Гарлема в Нью-Йорке от разъярённых «негативов» и еле добежал до полицейского кордона, как прилип ко мне в лондонском Сохо торговец девушками, как в Париже рискнул поехать на квартирку к проститутке, снятую мной из любопытства у Булонского леса. На бумажке написал записочку про себя, типа некролога на русском языке. Смех разбирает. Найдут япошки тело моё утром, удивятся. Как этот русский *****, здесь в Императорском дворце оказался? Ни на нидзя, ни на камикадзе не похож. Вроде не маленький? Кило сто весит и рост два метра?