Сказка для зрителей сказки

Лев Лобарев

Сказка для зрителей сказки

автор считает своим долгом предупредить… и так далее

Должна вам сказать, что эта проклятая хрустальная кровать мне совершенно надоела. Я в конце концов нормальная живая девушка и у меня есть другие дела кроме лежания здесь и ожидания очередного прекрасного принца. Принцы валят ко мне косяками. Счастье еще, что мало кто из них решается меня поцеловать, чаще всего они просто стоят тут несколько минут с удивительно глупым видом, а потом медленно как каракатицы пятятся наружу и уезжают. Трусы они все. А которые не трусы, те хамы. Один все таки поцеловал, так я потом весь вечер физиономию с мылом терла… Противно до чертиков… Они, глупые, действительно верят, что мой выбор зависит от них, а не от меня самой… Нет, ну от них тоже, конечно, зависит. Вряд ли я смогу полюбить принца, у которого пахнет изо рта. Или который не догадался принести мне с собой букет цветов. Я, конечно, Спящая Красавица, никуда не денешься, раз попалась, значит попалась, но я же еще и девушка! А не фольклорный элемент какой-нибудь… Вот.

В дверь раздается тихий стук и входит матушка. Она всегда стучит, чтобы я не волновалась и не прыгала в кровать изображать из себя статую. Вы не представляете, как надоело. Кстати, ни один из этих мужланов постучать не догадывается.

Матушка проходится по комнате, раздвигает шторы (вокруг сразу становится светло), отдергивает балдахин над кроватью, ставит на столик блюдо с яблоками (обожаю яблоки!) и тихонько ворчит на меня, на принцев и на всю нашу бестолковую сказку.

— Что у нас творится? — спрашиваю я.

— Тишина, — отвечает матушка. — Сегодня охотнички вернулись, говорят, на два дневных перехода ни одного принца. Ближайшая парочка третий день сидит у костра над Зимним Яром. Пытаются, видимо, пересидеть друг друга… — Она улыбается. — Так что вставай, лежебока!

Я потягиваюсь и прыжками несусь в ванную. Привожу себя в порядок, надеваю новое платье (не знаю почему, но сегодня мне хочется надеть новое платье) и, ухватив яблоко, высовываюсь из окна.

Весь наш замковый двор полон суеты и беготни. Еще бы — успей-ка переделать все дела по хозяйству за короткий промежуток времени между приходами надоедливых принцев! Чтобы очередной, въезжая в замок видел только окаменевших слуг да пустые кастрюли на кухне. И при этом надо следить, чтобы животные были накормлены, чтобы замок не обветшал, чтобы… Да мало ли в хозяйстве проблем!.. В общем тяжелая жизнь у них… У меня… У нас… Ну да.

— Эй, мелкая! — кричит снизу дядя Арний. — Кататься поедем?

Он всегда называет меня «мелкая» — видимо с тех времен, когда матушка оставляла его качать мою колыбель. Впрочем я и сейчас едва достаю ему до груди. Я вообще невысокого роста, да еще и дядя Арний богатырь каких поискать.

— Поедем! — кричу я в восторге и мчусь вниз по лестнице.

Он выводит мне мою любимую Снежку, сам седлает Грибка и мы рысью выезжаем за ворота. Впереди долгий счастливый день, почти как в детстве, когда не надо было изображать из себя Спящую Красавицу и можно было жить, не думая о чужих и ненужных людях, которых теперь стало так много вокруг…

Нет, я совсем не обижаюсь на старых милых сказочников, которые придумали про меня такую сказку, что в нее поверили многие тысячи окрестных прекрасных принцев. К одному из сказочников — к тому, что живет поближе, всего через три царства от нас — я даже приезжала в гости. Он смущался и говорил мне, что не хотел так меня обременять… Что я не должна злиться на принцев, а только на него… Но я вообще не злюсь. Сказочник мне очень симпатичен, а принцы… Их мне скорее жалко. Ведь они влюблялись в Спящую Красавицу, а я — совсем другая…

Я подумала, что ведь никто из принцев даже не догадывается, какая я на самом деле. Что я обожаю носиться по полям верхом на Снежке, люблю яблоки, полевые цветы, терпеть не могу морковную кашу и просто прихожу в ярость, когда в мою комнату входят без стука…

Костер потрескивал и чадил. За три дня мы сожгли весь сухостой в округе и теперь перешли на валежник. Глупо это все.

— Чай будешь?

Дольф уже стягивал котелок с огня. На глянцевой коричневой поверхности плавали сосновые иголки. Что-что, а чай мой нежеланный коллега заваривал отменно вкусный.

— Буду.

Дольф замечательный парень. Но сейчас он тоже едет в Замок Принцессы. И мне надо относиться к нему плохо. Надо. Но не могу. Я сам себе враг.

Дольф смотрит на меня и неожиданно подмигивает. Все в порядке, мол. Я и сам понимаю, что все в порядке, не дети же мы в конце концов. Но непроходимый идиотизм ситуации не дает мне расслабиться. А не пофигу ли мне идиотизм? В конце концов, я еду к Спящей Красавице, которую полюбил много лет назад — только услышал о ней от бродячего сказителя, и сразу полюбил, и дал зарок, что стану принцем, расколдую ее и женюсь на ней! И все эти годы я жил в непрестанной маете, видя перед глазами ее милое спокойное спящее лицо! Как там пел сказитель? — «кожа ее нежнее пыльцы бражника»… Так есть ли мне дело до какого-то там идиотизма, когда цель так близка!

Есть. Оказывается есть.

Я сам себе враг.

Я рывком поднялся с плаща и сел, поджав под себя ноги. Дольф удивленно воззрился на меня.

— Слушай… — сказал я и замолчал. То, что я собирался сделать, было чудовищно. Но похоже своими идиотскими (вот уж кто идиот!) размышлениями я не оставил себе выбора. — Слушай… Скажи мне…

Дольф молчал. И правильно. Мне совершенно не нужны были сейчас его разговоры.

— Ты представь… Год за годом… Сплошным потоком… В этот замок едут тысячи принцев. Они взяли ее в осаду… Они, наверно, уже мерещатся ей за каждым дубом… Если она и вправду спит, как говорится в легенде, то они наверно уже снятся ей в кошмарах… И… Получается, что самое меньшее, что я могу для нее сделать, это сократить эту череду паломников…

Рука Дольфа медленно поползла по траве к тюку, рядом с которым лежала его шпага. Вот дурак! Он что, решил, что я его убивать буду? А потом говорить ей: «Знаешь, любимая, тут к тебе ехал еще один, так я его того… Чтобы он не мешал нашему счастью… Он закопан тут, под елкой, давай положим букетик цветов на могилу, ведь он отдал жизнь за то, чтобы мы с тобой были счастливы…»

Б-р-р-р!…

— Прекрати! — презрительно сказал я, не двигаясь с места.

Дольф замер.

— Самое меньшее, что я могу для нее сделать, — повторил я. — Это сократить череду паломников хотя бы на самого себя. Если все эти принцы не смогли расколдовать и увезти ее, значит, что-то тут не так. Значит, дело не в принцах. И если я приеду, я просто продлю ее кошмар. Не хочу. Я в силах по меньшей мере не принимать участия в этом… ужасе…

Не знаю, что на меня нашло. Я почти кричал. Наверно я врал, но сейчас это было неважно. Самоанализом я займусь потом. И потом пойму, что владело мной на самом деле — трусость, благородство, понимание того, что любовь моя была придуманной и никому не нужной… Сейчас главное было не позволить себе передумать.

Я встал и повернувшись к Дольфу спиной пошел седлать коня.

Когда стук копыт затих, я запрокинул голову к видному в просветах небу. Хорошо, что я сидел у костра: можно было уговорить себя, что слезы выступили на глазах от едкого дыма.

Я завидовал ему.

Я жалел ее.

Я ненавидел себя.

Я не мог бросить все и уехать домой, как Петер. У меня просто не было этого выбора. Любовь, которая меня вела не заботилась о такой вещи, как моя свобода. Она не давала мне шанса…

Я любил…

Слишком сильно для того, чтобы отказаться от этой любви.

Застоявшийся Ветерок заплясал на тропе, я вскочил в седло и мы поехали к замку. Надо набрать по дороге яблок, думал я. Вдруг она проснется и ей захочется яблок? А еще надо нарвать букет цветов. А еще надо очень много сил, чтобы остаться с ней, чтобы она смогла полюбить меня. Ведь все это время она жила в сказке — и неважно, как она сама к этому относится, — а значит, надо сделать так, чтобы жизнь со мной тоже стала для нее сказкой, иначе мир, в котором она окажется проснувшись, покажется ей серым и тусклым. Значит, я должен написать для нее сказку. Написать собой. Новую сказку. Сказку, которая начнется в тот миг, когда я постучу в дверь комнаты, где стоит хрустальная кровать, перешагну через порог и впервые увижу ее наяву…