Благую весть принёс я вам (СИ)

- Так его, сволоча! Не жалей прохвоста!

Наказуемый уже затих, обмякнув в санях, а Головня всё не давал отбой. Лучина вытер пот со лба, искоса посмотрел на вождя. Тот заметил этот взгляд, почесал рукавицей ухо.

- Ладно, отвязывай горлопана. - Он глянул на всех исподлобья, помолчал, наблюдая, как охотники вытаскивают окровавленного человека из саней.

- Завтра двинемся дальше. И горе тем, кто пикнет хоть слово.

Рычаговы разбрелись по становищу, молчаливые и растерянные. Артамоновы же торжествовали. Говорили меж собой: "Наш человек - Головня! Слышит зов крови. Не отрёкся".

Но сильнее всех произошедшее подействовало, как ни странно, на самого Головню. Он вернулся в жилище отрешённый, швырнул в сторону рукавицы, стянул колпак и, плюхнувшись на шкуру, остановившимся взором уставился на огонь. Пальцы его то и дело сжимались в кулаки, он сопел и повторял вполголоса: "Сечь, сечь... без пощады".

Заряника робко подползла к нему на коленках, обхватила его ноги.

- Господин, не отдавай меня им.

Головня посмотрел на неё больным взглядом.

- Дура, кому ты нужна...

А Искра, ступив следом в жилище, усмехнулась:

- Ну что, попил кровушки? Хватит тебе на сегодня?

Головня вскочил, подбежал к ней, схватил за локти.

- Ты-то, ты-то куда... Все ненавидят, все, но ты... Почему? Как? Думал, со мной будешь, а ты... Эх, Искра...

Она отшатнулась, в изумлении воззрившись на него. Не ярость была в его глазах, но скорбь. Этот покорёженный жизнью, изломанный человек вдруг на мгновение сбросил с себя маску боговдохновенного вождя и обнажил душу - всю в мучительных корчах, рвущуюся в клочки, безмолвно кричащую в тоске. Но мелькнув едва ощутимо, душа тут же спряталась вновь, исчезла, будто крот в норе, и теперь это опять был великий вождь - несокрушимый как скала. И он процедил, отпуская её руки:

- Тебе не остановить меня. Никому не остановить. За мною - судьба. За мною - правда.

- Видела я твою правду...

- Ничего ты не видела. А как увидишь - поздно будет, всем башки поотшибаю. Мнится тебе, не знаю я, о чём ты с Рдяницей сговариваешься? Всё знаю! Но прощаю - ради тебя, ради прошлого нашего, ради наследника. Однако ж, терпение моё не беспредельно.

В сумраке жилища, едва освещённый тлеющим очагом, Головня казался сгустком тьмы, демоном, скрутившимся из дыма. А из-за спины его, по-детски подтянув колени к подбородку и обхватив ноги руками, таращила глазёнки маленькая волчица - пока ещё неопасная, с хрупкими зубками, но уже себе на уме, уже с хитрецой и завистью, уже смотревшая на Искру не как на хозяйку, а как на соперницу.

Искра погладила себя по тугому животу. Сказала примирительно:

- Неужто думаешь, я не хочу добра своему первенцу? Мне ли ненавидеть тебя - отца моего ребёнка? Ты будешь уважаем, и он будет уважаем. Тебя осрамят, и на него вечный позор ляжет.

Головня озадаченно глянул на неё, отошёл, подсел к очагу. Задумался. Заряника вопросительно посмотрела на него, ждала приказаний, но вождь молчал. Тогда Искра, утверждая своё торжество, велела служанке:

- Подкинь-ка, милая, дров в огонь. Да выметайся - не нужна ты сегодня. Погуляй со своими.

Заряника в нерешительности опять посмотрела на вождя. Тот безмолвствовал. Тогда девка вскочила и, набросив колпак, выбежала наружу за поленьями. Искра уселась напротив супруга, вздохнула.

- Отчего мы перестали понимать друг друга, Головня?

Тот пожал плечами, не сводя взора с костра. Искра продолжала:

- Ты слишком ретив, хватаешь через край. Так нельзя. Надо быть сдержаннее.

Головня лукаво посмотрел на неё, ядовито раздвинул уголки губ.

- Скажи, любимая, а тебе тоже перепал кусок от того бедолаги?

Искра побелела.

- Ты... ты несносен!..

- Прикрыл я ваши грязные задницы, взял грех на душу, - продолжал Головня, не слушая её. - Теперь вот и Рычаговы на меня злобятся. Все хотят меня погубить. А всё почему? Совесть вашу тормошу. По правде божьей жить заставляю. Тяну душонки к спасению. А вы плачете, как дети. Мне ли печалиться? Дети всегда плачут и злятся, особенно если их наказывают. Но без наказаний нельзя.

- Родители не обрекают своих отпрысков на смерть, - буркнула Искра.

- Да и дети на жизнь родителей не покушаются, - тут же возразил Головня.

Искра смерила его тяжёлым взглядом. Открыла было рот, чтобы ответить, но тут в жилище, вся окутанная белым паром, бочком протиснулась служанка с охапкой дров в руках. Свалив поленья у костра, она стала по одному подбрасывать их в пламя. Искра сказала нетерпеливо:

- Ладно, хватит. Иди.

Заряника, поджав губы, выскользнула наружу.

- А может, и нет никакого откровения? - осторожно вопросила Искра, помедлив. - Может, всё - только морок?

- Есть! - выкрикнул Головня, ударив кулаком по шкуре на полу. - Есть откровение! Иначе что же? Случайно я встретил колдунью? Случайно постиг убийство? Случайно покарал Отца? Всё случайно?

- Не знаю... может быть...

Головня подался вперёд, прошил жену сумасшедшим взглядом.

- Не ты - Огонь говорит это. Огонь! Не вытравить Его, не затушить. Вот Он, - Головня сплюнул в костёр. - Следит за нами, беснуется в пляске, обжигает лаской. Везде и всюду. Слабы люди! Не могут устоять перед Ним. Потому и одинок я, что вокруг меня одни сопляки. Кабы был хоть один достойный... Но нет, нет достойных! Сполох нестоек, Лучина - дурак, а Косторез - размазня. Меня не будет - сожрёт их Огонь. Даже ты боишься меня. Неужто тебе ближе эти людоеды, что шастают снаружи? Ответь!

- Это ты загнал их сюда, - помолчав, сказала Искра.

Головня долго смотрел на неё - помертвелым тяжёлым взглядом. Потом хлопнул в ладоши и позвал:

- Пепел!

Отодвинув медвежий полог, в жилище ступил брат Заряники. Поморгал, привыкая к полумраку, хрипло произнёс, опираясь ладонью на топор за поясом:

- Ты звал, вождь?

- С сегодняшнего дня ты - свободный человек. Можешь выбирать, уйти от нас или присоединиться к Артамоновым.

Парень покачнулся, изумлённо выкатив глаза.

- О великий вождь, я...

Головня ждал ответа, но тот мялся, не в силах выдавить ни слова. Потом всё же произнёс, опустив глаза:

- А моя сестра?

- Она получит свободу вместе со всеми.

- Я не покину её.

Головня легонько кивнул.

- Тогда иди.

Охранник вышел, а Искра покачала головой.

- Это такое благородство, да?

Головня ничего не ответил. Он поворошил палкой костёр и отвернулся. Так они и сидели в тягостном молчании, полные тяжёлых раздумий, пока в жилище вдруг не ворвалась Заряника. Раскрасневшаяся, она тащила за руку угрюмого брата и тараторила:

- Господин, ты - истинный наш благодетель. Прости меня, неразумную, что без позволения нарушила твой покой. Сердце моё взыграло от радости, когда я услышала эту весть. - Она повернулась к брату, мявшемуся рядом, дёрнула его за меховик. - Кланяйся вождю, дурачина. Благодари за милость!

Тот вместе с сестрой неловко встал на колени, произнёс, не глядя в глаза:

- Славься, великий вождь.

- Наша судьба навек сплетена с твоей судьбой, великий вождь, - продолжила Заряника, простирая к нему ладони в рукавицах. - Мы - твои верные псы. Куда скажешь, туда и пойдём. Что скажешь, то и сделаем. Молю - не гони нас. Великая Наука проникла в наши души, покорила наши тела. Нам некуда идти. Наша община - здесь, среди твоих людей. Смилуйся, великий вождь, прими моего брата как равного.

Она уткнулась лбом в лежавшую на полу шкуру, вытянула руки. Пепел, посмотрев на сестру, сделал то же самое. Головня рассмеялся:

- Ясно вижу: свет истины озарил вас, богиня направила по Своей стезе. Что ж, дарую свободу и тебе, Заряника! Идущая стопами Науки не может быть рабыней.

Ликующий вопль вырвался у обоих Рычаговых. Не сговариваясь, они поползли к вождю, хотели поцеловать его ноги. Головня брезгливо отмахнулся.

- Ну ладно, будет. Вы теперь свободны, помните об этом! Угодничество пристало только невольнику. Ты, Заряника, больше не моя служанка: выходи замуж и рожай детей. О приданом не заботься - я дам его тебе. А ты, Пепел, волею Науки разоблачивший козни заговорщиков, теперь станешь моим помощником. Я дам тебе жилище и лошадей. Распоряжайся ими как хочешь: дари, меняй, дели на части. Но помни: ты силён и знатен, пока предан Науке. Отвергнешь Её и вернёшься в ничтожество.