Каждый за себя (СИ)

   - Че, синяя, язык проглотила, что ли? Согласна, типа? Тогда давай сюда игрушку, и пошли, - парень протянул руку к ремню Алисиного автомата...

   Случившееся после было настолько стремительным, что Айя не успела ни удивиться, ни ужаснуться.

   Казалось, рука Алисы только легла на рукоять ножа за спиной, а отсеченная кисть тянувшегося к ней парня уже упала в грязь разбитой мостовой. Покалеченный открыл рот, чтобы заорать, а Алиса перекинула нож с обратного хвата на прямой.

   Полуоборот, взмах, и правый гопник хватается за рассеченное горло. Льется толчками кровь. Разворот, подшаг, почти фехтовальный выпад, лезвие плашмя входит между ребрами третьему.

   Все вокруг вдруг стало для Айи предельно четким и ясным. Ни страха, ни оторопи. Рука сама собой метнулась к кобуре, выдернула пистолет, девушка навела оружие на последнего из четверых. Глаза у него расширились. Парень, оскальзываясь, развернулся и дёрнул прочь.

   Айя ни о чем в этот момент не думала. Вообще. Просто руки сами (!) направили пистолет в спину бегущему. Целик и мушка сошлись...

   Грохот выстрела стал неожиданным, наверное, только для нее. Она даже на секунду оглохла, а беглец споткнулся и рухнул в грязь, завалившись на бок. Сразу после этого стремительно несущееся время словно поставили на ручник. Оно замерло, как стоп-кадр в плохом кино, а потом, с неохотой - неторопливо - поползло дальше...

   Алиса плавно вернула снятый было автомат на плечо, поправила ремень. Так же плавно, словно замедленно перевела равнодушный взгляд с валяющихся на земле противников на стоящую рядом девушку. Неспешно сфокусировалась на новой цели.

   Сквозь марево еле ползущего времени Айя поняла - сейчас девочка в легкомысленном синем платьице и полосатых чулках вытащит нож из груди заливающегося кровью парня и... Дальше всё решит один единственный нюанс - успеет ли она, Айя Геллан, перевести пистолет и направить его на свою недавнюю спутницу, или та окажется быстрее...

   - Алиса, - Айя с трудом узнала собственный голос - ровный, холодный, негромкий. - Алиса, мы с тобой вместе.

   Тонкие белые пальцы обхватили рукоять ножа.

   - Алиса...

   Как же трудно опустить руку с пистолетом!

   - Это я - Айя Геллан. Помнишь? Меня Мать Тереза приволок. Он вечно всех жалеет. Особенно девчонок, - она с точностью до интонаций процитировала сказанное Алисой при их первом знакомстве.

   Показалось или, правда, отрешенности в синих глазах стало чуть меньше?

   Спокойно. Левой рукой отодвигаем полу курточки и плавно - плавно! - прячем оружие в кобуру.

   - Алиса, посмотри какая красивая у меня юбка. Помнишь, как мы ее выбирали? Чего к ней не хватает?

   И неповоротливое, словно каменное, тело сделало плавный оборот, взметнулся ярко-алый фатин.

   - Правда, здорово?

   Есть!!! Безучастие ушло из глаз Алисы, а выражение абсолютной отрешенности сменилось узнаванием:

   - Не хватает помповухи! С розовым цевьем и прикладом! - девушка радостно рассмеялась.

   Ее собеседница перевела дыхание.

   - Надо их обобрать, - кивнула Айя на убитых и на парня с отрубленной рукой, который явно в шоковом состоянии, по-прежнему корчился на коленях, зажимая рукой обрубок. Кровь хлестала и хлестала...

   - Мне с них ничего не надо, - дернула плечом Алиса. - Одно барахло. Хочешь, забирай.

   Спутница покачала головой:

   - Не мои противники, не мои трофеи, - с этими словами она направилась к тому парню, которого застрелила.

   Он валялся на боку с полуоткрытыми глазами. Девушка перевернула тело и быстро обшарила. Это Алиса может себе позволить привередничать - у неё хорошее оружие и магазины полны. У Айи же потасканный пистолет с одной обоймой, и то уже частично расстрелянной. Ей не до капризов.

   Под мышкой убитого отыскалась кобура с китайской копией глока, задрипанного просто в хлам. Доков был, хотя и поменьше, но куда как новее. А вот магазины очень в тему. Их девушка забрала, как и тычковый нож с пояса. Нож, кстати, оказался неплохим, ухоженным, наточенным, с удобной рукояткой.

   Подошла Алиса. После стычки она перестала быть похожей на взрослую, снова превратилась в подростка. Из взгляда ушла серьезность, повадки и даже мимика опять стали полудетскими. Вот она присела на корточки рядом с убитым, обметя подолом грязную мостовую. Потыкала мертвеца пальцем, сказала:

   - С одного выстрела. Зашибись.

   - Отец учил, - ответила Айя, убирая магазины в рюкзак.

   - А нож - барахло, - сказала снизу собеседница. - Хренька полная. Не то, что мой.

   И она снова с гордостью достала из ножен подарок Керро:

   - Смотри. Только не трогай.

   Айя оценила остроту лезвия на глаз, присвистнула.

   От ее восхищения Алиса расплылась в довольной улыбке.

   - Нанокерамика. Толщина кромки - двести молекул! Прикинь, как круто? Им даже броневик вскрыть можно, если времени хватит, - она почесала кончик носа. - Ну чего? Пошли, что ли? Как с деньгами у них?

   - Тухло, - ответила Айя. - Потому и пристали.

   - М-да... ну и лохи, - Алиса поднялась и легонько пнула мертвое тело.

   - Алиса, - негромко сказала Айя. - Можно ведь было словами разойтись.

   - А смысл? - удивилась девушка-девочка. - Это улица, здесь живут быстро. Чё болтать, если и так все понятно?

   Ее спутница пожала плечами.

   - Просто...

   - Да забей уже, - махнула рукой Алиса. - Живые, мертвые... Зато ты патронами разжилась. Идём. А юбка классная. Моя так не разлетается. Покружись еще?

   Айя крутанулась, любуясь, как плывут по воздуху пышные складки. Главное - не смотреть на лужи крови - блестящей, красно-черной. И на парня с отрубленной рукой. Он все равно потерял сознание. Уже даже не дергается.

   - А гляди, как у меня! - Алиса весело закружилась среди окровавленных тел, синий подол надулся колоколом.

   - Здорово!

   - Но твоя лучше.

   Айя поддернула на плечах рюкзак:

   - Идём?

   - Ага, - Алиса, поправила на голове атласную ленту. - Да не загоняйся ты из-за полудурков. Вот уж чего на улицах полно.

   Ее спутница усмехнулась. Что верно, то верно. А патроны никогда не лишние. Отец говорил, мол, глаз не подведет - рука не дрогнет, лишь бы был магазин полон. И больше Айя о нем ничего вспомнить не могла, как ни пыталась.

* * *

   Голограммер транслировал одну проекцию за другой. Эледа отсматривала на перемотке уже третий или четвертый час записей. За это время не по возрасту мелкая, тощая и прыткая девчонка успела повзрослеть и вытянуться. Волосы у нее отросли, а из беснующейся злобной твари она превратилась в инфантильного подростка, изо дня в день, либо поглощающего книги, либо просматривающего древние фильмы и мыльные оперы.

   Как водится, базис закладывали самый гуманистический. Что еще нужно, чтобы создать примерного работягу? Низкий уровень агрессии, смирение, неконфликтность, ответственность, порядочность, граничащую с идиотизмом, жалостливость... Кое с чем Эледа бы поспорила, но образец номер две тысячи шестьдесят восемь и впрямь был крайне буйным, поэтому понятно, что программисты перестраховывались.

   В итоге дерзкую уличную дрянь превратили в затюканную овцу. Овца мучилась головными болями, кротко принимала пилюльки, шептала на сеансах терапии о том, как себя чувствует, ела, что давали, то есть безвкусную синтетическую бурду, и читала, что подсовывали, то есть возвышенную классику. Похоже, книги заменили ей провал в памяти длиной то ли в двенадцать, то ли в тринадцать лет. Иногда овца смотрела в одну точку, и это могло продолжаться часами. Иногда металась во сне. Но никогда не плакала.

   В общем и целом ничего интересного. Записи велись для фиксации психологических перемен. Но перемен, как верно заметил Спайк Дэвидсон, не было. Образец номер две тысячи шестьдесят восемь словно остановился в эмоциональном развитии. Неудивительно, что его вышвырнули отсюда пинком под зад в самый дрянной из имевшихся интернатов.