Эннера (СИ)

Тайна. Страх. Опасения… Такие неожиданные эмоции и чувства, которые невозможно игнорировать. У неё не было объективных причин вмешиваться, но если бы судьбе было не угодно её участие, она бы не устроила всё так, что завертелась карусель именно в её, Роми, дежурство.

Она снова закрыла глаза. Всё-таки хотелось нырнуть обратно в сон. Ненадолго убежать от бешеного ритма поиска ответов, от которых Роми легко могла и одновременно была не в состоянии отказаться. В этот момент она самой себе напомнила вдруг Миру. Девчонка тоже кричала, что хочет, чтобы ничего такого с ней не происходило. Чтобы всё было, как раньше. И вряд ли хотела этого.

Миру хотелось размазать тонким слоем по стенке. С самого первого мгновения. Даже тогда, когда она полагала, что их знакомство продлится ровно столько, сколько необходимо, чтобы стереть память и отправить домой. Задолго до того, как на сцене появился Ллэр и дал ей более-менее очевидный повод злиться.

И чем дальше, тем сильнее Мира раздражала Роми. Последующей истерикой, претензиями, заискивающим тоном с Аданом. Тем, что Ллэр с ней нянчится, как с маленькой, беспомощной и беззащитной, коей она вовсе не является, опекает, уговаривает, успокаивает… Тем, что та даже не пытается начать соображать и стать полезной, упростить всем задачу по выяснению, какого чёрта происходит и кому это она так мешала, что её пытались убить, не особо заботясь о возможных свидетелях. В общем — всем, и это было глупо, но справиться с собой Роми не могла, и вместо того, чтобы постараться найти подход, продолжала её провоцировать. А та в долгу не оставалась.

Ллэр эти выбрыки просто игнорировал, и на берегу моря, и позже, в комнате, чем только добавлял масла в огонь. В оба огня. В конце концов, она не выдержала, ушла от греха подальше, но не очень далеко.

Роми видела, что Ллэр далеко не всё понимает, что у него масса вопросов. Кто-то пытался, и довольно успешно, переиграть его. Перехитрить. Кто, зачем? Кому-то мешают его затеи? По-настоящему мешают? Значит, он затеял что-то грандиозное или натолкнулся на что-то стоящее. Она хотела быть частью этого.

Только теперь, утром, была готова признать, как нелогично, чтобы не сказать, по-идиотски, вела себя вчера. Вряд ли поможет, если сказать Мире: «Давай начнем всё с начала — мы же не враги и завязли во всём этом теперь уже вместе». Точно не станет лучше, если она скажет: «Смирись, я никуда не денусь». Но по крайней мере можно попытаться поговорить с Ллэром.

Надо всё-таки просыпаться. Вернуться к себе, принять душ, одеться в конце концов… Уж если через пару часов всё начнет повторяться, уж если вновь выжмут как губку, высосут всю энергию, потом попытаются утопить в ядовитом море, вытащат под незнакомое и в то же время почти родное солнце чужого мира, то пусть она при этом хоть выглядит вменяемо, а не как бездомная оборванка.

Роми села. Потянулась. Зевнула.

— Доброе утро, — послышалось из дальнего тёмного угла. От удивления она моргнула. Надо же! Он заговорил первым! Не удержалась:

— Тебе тоже ночь на пользу пошла? Доброе…

Ллэр хмыкнул.

— Кофе?

— Из твоего холодильника? Спасибо…

— Не моя идея была заснуть на диване.

Роми промолчала. Встала. Поправила халат. Приблизилась к письменному столу, за которым расположился Ллэр.

— Давай свой кофе.

— И никакой благодарности! — он, ухмыляясь, протянул стакан. Напиток оказался ледяным, абсолютно не похожим на кофе, но тем не менее вкусным.

Несколько секунд она потягивала светло-коричневую жидкость, глядя то на Ллэра, то на разложенные по столу бумаги и книги, заметила выглядывающий из-под вороха листов пластиковый угол чего-то, что вполне могло оказаться ноутбуком. Вот это уже что-то новое!

Ллэр молчал и не сводил с неё хмурый взгляд. Роми опять заговорила:

— Ненормальная реакция моря, странное солнце Бэара, которого просто не может существовать. Мёртвый Наручник Тайко. Доа Адан со всеми его непонятными способностями. Невесть кто Мира, светящаяся, как гирлянда из лампочек, — неторопливо перечисляла Роми. — И после всего этого ты, правда, думал, что я просто уйду, если попросишь?

— А ты проснулась и сразу в бой, — пробормотал он. Покачал головой.

— Ты втянул меня в какую-то хрень! Конечно, я в бой! — Настрой на конструктивный разговор куда-то улетучивался. Ллэр же оставался спокойным. — Верни Наручник!

— Он не принадлежит тебе.

— О, конечно! Зато тебе — да?

— Рэм…

— Не называй меня Рэм.

— Ромиль, пойди к себе. Умойся. Прими душ, долгий и холодный. Переоденься. Поешь обычной еды. И приходи. Поговорим.

— И я застану тебя здесь?

— Мира ещё спит и будет спать некоторое время. Я никуда не денусь.

— Ты…

— Обещаю, — он не дал ей отпустить очередную колкость. — Ты заснула у меня в комнате. Я понял, что от тебя не отделаться.

Роми фыркнула, залпом допила «кофе», шумно поставила стакан на стол, на какой-то листок. Кажется, пустой — судя по тому, что Ллэр никак не отреагировал. За порчу своих записей она могла бы и вылететь из комнаты спиной в дверь. Но его неожиданное утреннее спокойствие почему-то раздражало.

— Зачем тебе нужна эта девчонка?

Ллэр не ответил.

— Эль, дай мне хоть что-нибудь! И я отправлюсь, как ты предложил, в душ! Всё не обязательно должно быть… так.

— Согласен, — он кивнул. — Не обязательно. Но ты же знаешь, что будет. Потому что это ты и я. Мы по-другому не умеем.

— Ты собрался меня воспитывать?

Он хмыкнул:

— Ещё скажи — дрессировать.

Роми вспыхнула. Заехать бы ему сейчас! Но мешал стол. Сжала руки в кулаки. Мысленно выдохнула и вдохнула несколько раз как можно глубже.

— Я — часть всего этого.

— Ты не часть меня и не часть Алэя. Ты хочешь что-нибудь? Вот тебе что-нибудь: ты не должна была тогда приходить к нему. Отведённое Алэю время измерялось десятилетиями. Он знал едва ли не с рождения, что умрёт молодым. И потому он был ярким. Неординарным. А потом появилась ты, и всё стало другим.

Такого поворота разговора она не ожидала. Ллэр никогда не пытался читать её мысли, это было табу, единственное, в чём он оставался верен себе всегда. А потому он не мог знать, о чём она вчера думала. Угадал? Или сам думал о том же?

— Я стала ему шансом.

— Ты дала ему пустоту. Он — не я. Он не умеет придумывать цель. Не умеет обманывать себя и идти вперед, только потому что дорога — есть, а значит надо двигаться. Не умеет жить без смысла. Не умеет просто существовать, — Ллэр вдруг встал. Роми от неожиданности отпрянула, но он, кажется, не заметил. — А ты никогда не умела разбираться в людях. Алэй устал от молодости уже за тридцать лет, и тогда тебя посетила другая гениальная идея!

— Я пыталась помочь! Не могла же я… Он… — Роми сорвалась на крик, осеклась. Заговорила почти шепотом. — Ты вынуждаешь меня оправдываться… Опять… Как всегда… Дьявол, не говори, что все это из-за Алэя!

— Нет. Это всё из-за бессмысленности вечности. Из-за всех нас, уставших, скучных и скучающих, равнодушных ко всему атради. Это так… — он зажмурился, тряхнул головой. — Всё наше существование — ошибка. Бессмертие чуждо нам. Я не могу больше так. Простые слова — «надоело, устал» — и на десятую долю не описывают того, что я чувствую. Я — не Алэй, я не сделаю того, что сделал он. Слишком себя люблю, — криво усмехнулся. — Но и так продолжаться не может. Не может! Хочешь быть частью всего этого? Хочешь по-настоящему помочь? Помоги мне все исправить.

— Исправить? Что? — она поискала глазами, куда бы сесть, не нашла.

Когда-то он хотел вернуть атради всю их силу. Был уверен, что их зависимость от солнца — как болезнь, от которой можно вылечиться. Избавиться. Найти другие источники питательной энергии, найти способы остаться в Песочнице навсегда, обрести полный контроль над всем своим потенциалом… У него было столько теорий… Это было в самом начале. Точнее, после первой сотни лет, когда просто вечной молодости и практически неуязвимости стало мало. Он наслаждался тем, кем он стал, не понимал депрессию Алэя и, позже, обиду и злость Роми. Теперь он говорит — исправить.