Люди весны (СИ)

Веретей торжествовал и злорадствовал. Хотели оставить его ни с чем, но смеется тот, кто смеется последним! И сейчас в самом выгодном положении оказался именно он. Теперь нужно лишь дождаться завершения первой фазы высадки войск ВОСГ, потом обратиться с пламенной речью к народу, в которой назвать заокеанского гостя другом и помощником в беде. Мол, закатнинцы понимают, как страдает щедринский народ и готовы помочь им пережить этот сложный период. Готовы поделиться своим опытом, ресурсами и стратегией. После чего успокоенный народ будет покорно наблюдать за тем, как пришлые становятся полноправными хозяевами на их земле, устанавливая свои правила и порядки. Да может оно и к лучшему -подумал он, -нашему человеку ведь все равно под кем быть, главное, чтобы жить стало легче и богаче, а в жители Закатной знали толк. Ну и после всего этого, Веретею перечислялась оставшаяся часть суммы, а также предлагалось политическое убежище. Хотя, если все будет хорошо, то он вполне мог остаться здесь, и даже не потерять часть власти.

Конечно, и Кабанив и Джакобо и российский президент Потап Гранитский прекрасно понимали, что ни одна из сторон в сложившейся ситуации не сможет взять значительный перевес. Следовательно, следующим этапом, логически возникла необходимость в трехсторонних переговорах, естественно также негласных. Снова же встретившись на нейтральной территории, главы правительств в полнее мирной обстановке решили судьбу еще до недавно суверенной державы.

- Эх, ну и каша заварилась, Потап, – сказал тогда Веретей Гранитскому. – Ты конечно молодец, красиво все провернул. Но как видишь, надо было и меня в счет брать, – он добродушно похлопал его по плечу. – Теперь будем заново делиться.

Гранитский усмехнулся. Он в самом начале предполагал несколько вариантов развития событий и был готов к каждому из них. В любом случае, его планы не так уж и расстраивались, да и при необходимости их можно было просто отложить на некоторое время.

- Веретей-Веретей, хитрый ты лис! Этим союзом с ВОСГ, даже меня удивил. Усложнил ты ситуацию, как выпутываться собираешься? Я ж того гляди и рассердиться могу, что тогда?

Он лукаво и испытывающее глянул на собеседника.

- Но, да ладно, давай подумаем, какие перспективы открываются, авось и договоримся.

Оба повернулись к Джакобо, который с улыбкой слушал их разговор. Он прекрасно знал славский язык, поэтому услуги переводчика не требовались. Поставив недопитую чашку кофе, Крис тоже вступил в разговор.

- Джентельмены, думаю нужно сегодня обсудить основные вопросы. Вам известно, что мы не можем уклоняться от мирового плана развития событий, даже если имеем личные амбиции. Понадобиться некоторое время, чтобы аккуратно объявить народу положение дел, да и международные организации должны верить в то, что щедринцы сами одобрили сценарий, который мы разработаем. Сейчас, как серьезным людям, предлагаю расставить точки в вопросах, кто, на что претендует и на какие условия согласен идти.

Чиновники одобрительно кивнули, и немедля приступили к обсуждению. И хотя длилось оно не один час, иногда перерастая в угрозы и споры, но суть его свелась к простым и эффективным решениям.

Оперируя уже имеющимися особенностями и сложившейся ситуацией, страну решили разделить на три части влияния. Политика была настолько хитрой, что каждая из сторон мало того, что не роняла лицо, а наоборот выступала в роли «героя». Итак, по продуманной версии Славская Республика заняла восток Щедринии и Коралл, по той причине, что уже много лет подряд, граждане страны, жители этих мест, страдали под бездарным руководством щедринского правительства, раз за разом проявляя желание перейти под флаг близкого соседа. Поэтому ничего удивительного в том, что однажды Славия сама сделала им шаг на встречу, это подтверждалось отсутствием народных возмущений, при занятии востока. Славия всего лишь приняла в свое «родительское лоно» тех, кто давно к этому стремился.

Запад страны доставался ЗОИ. Те как герои на коне возникли в сложное для страны время и протянули руку помощи. Люди встретили их безропотно и даже с удовольствием, так как якобы появилась надежда на позитивные изменения в уровне жизни и других привилегиях, которых они были лишены.

Центр же Щедринии, в том числе столичный Златокупольный, были слишком спорными территориями, на которые не распространялось достаточное влияние никакой из сторон, поэтому, логично было оставить всё в прежнем виде. То есть, «расхлебывать» ситуацию давали возможность самим щедринским властям, а то, какую форму они придадут этому новому образованию, зависело от них. По крайней мере им давали возможность еще некоторое время поиграть во власть, пока ситуация не стабилизируется и не станет понятно как действовать дальше.

Подобные перспективы, конечно, не полностью удовлетворяли стороны, но пока другого решения, возникшей ситуации не было. Единственным и жестким правилом, которое касалось каждого из них – соблюдение полнейшей секретности этой встречи и других событий, связанных с выполнением плана. Эта информация не должна была просочиться в массы.

И вот теперь, Веретей Кабанив, сидел в своем кабинете и проклинал всё на свете. Ведь по его вине, главное условие секретности, находилось на грани срыва. Это его сотрудник оказался настолько изворотливым и продажным, что слил информацию зарубежному журналисту. Которого его служба безопасности так и не смогла найти, пропал, как в воду канул. Теперь от этого единственного человека зависел исход всех, с таким трудом, провернутых дел. Его нужно было любым способом найти и обезвредить. Президент больно стукнул кулаком по столу, и в который раз вызвал к себе начальника безопасности.

В то время, когда чиновники наверху вершили судьбу страны, преследуя в первую очередь свои личные цели, мысли обычных граждан были заняты совсем другим.

Зилаида Стеканова возвращалась домой после трудового дня. По дороге зашла в магазин, купила молока и мяса, на котлеты. На торговых прилавках товара не убыло, разве что совсем немного, это радовало. Хотя люди говаривали разное, но скорее всего голод им не грозит. И еще ей очень повезло с работой, как по нынешним неспокойным временам. Уже пятнадцать лет она работала на хлебозаводе. Зарплата небольшая, но где сейчас честным трудом хорошие деньги заработаешь? Ко всему привыкаешь, да и каждый день дома хлебушек свежий, для работников хлебокомбината бесплатный. А сейчас это тем более было важно.

На улице, хотя и приближался вечер, все еще ярко светило солнышко, она решила посидеть на скамейке в парке, подышать свежим воздухом. Села, задумалась. Нет, все же, сколько всего произошло за последнее время! То славинцы пришли, то закатнинцы, и все чего-то хотят от этой несчастной Щедринии. Она вздохнула. Да и когда в этом государстве порядок вообще был? Война - войной, но и раньше мало хорошего. Вечно денег не хватало, больницы платные, детям в школу всё купи втридорога. Она конечно рассуждала по уровню своего достатка и других людей своего круга. Но были и те, кто прекрасно себя чувствовал при какой угодно ситуации в стране. Вон смотри, сколько машин роскошных ездит. Но по большому счету, действительно богатых людей было совсем немного, да и те сплошь депутаты да чиновники разной масти. А так в основном – такие как она люди, перебивающиеся от зарплаты до зарплаты, пытающиеся крутиться, чтобы заработать копейку на отпуск. О большем думать было сложнее. Они с мужем, например, за всю жизнь на машину так и не скопили. Было время, когда могли взять что то отечественное, подешевле. Но потом прикинули свои заработки, сколько стоит топливо, сколько запчасти и ремонт. И махнули рукой – дешевле на общественном транспорте будет.

Зилаида словила себя на мысли, что даже не думает о войне. Да и чего было о ней думать, славинцы придут – хорошо, закатнинцы – еще лучше. В принципе даже радоваться можно, авось порядок наведут. Хотя конечно, ее просто не особо коснулась ситуация. А вон у соседей Барсовых… На фронт сына забрали. Куда, зачем, за что воевать – непонятно. Хороший был парень, вежливый такой. А теперь вот возьмут да и прострелят голову, «за просто так». Вот против такого, даже она бы протестовать пошла, это ж совсем уже монстры какие-то, детей так изводить. Да только никто особо не протестовал, так только, какие-то мелкие митинги, на которые никто не обращал внимания.