Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М.

В первую очередь своей любимой Ниночке. Потом папе, директору детдома, Никите…

Родик сопел у меня над ухом, пока я не указал ему место напротив себя.

На обратном адресе я написал: «Таёжный Край. г. Догадаевск, ул. Занятная, дом 9».

На обратный адрес смотрят, когда возвращают письма. Надеюсь, не вернут, адреса верные.

Ещё надеюсь, противный Родька не подсмотрел, что я написал Ниночке. Ппотому что такое милое письмо слишком подозрительно. Хотя, что я знаю о девочках?!

В большом продовольственном магазине самообслуживания «Рассвет» я немного пополнил свои запасы сухого корма, пришлось взять и консервы. тяжёлые, но без них никуда, к сожалению. Сублимированной еды ещё не делают, да и правильно, но хотя для меня это было бы лучшим выходом: только добавь воды! Я купил несколько пачек сухих супов, хотя помнил, что вкус у них отвратный, зато без искусственных пищевых добавок, которые придают такой еде приятный вкус.

Обнаружил здесь брикетики сухого какао и кофе, взял сгущёнки, галеты.

Родька ходил за мной по пятам и комментировал мои покупки, как чисто девчоночьи. Якобы я ничего не понимаю в походной жизни.

Неожиданно для себя в этом магазине обнаружил отдел «В помощь туристу», где, к своему удивлению и радости увидел маленькую складную лопатку. Взвизгнув от радости, я вцепился в неё.

- Ты чё, дура? – возмутился Родик, - Зачем тебе в лесу лопата?

- Вы не правы, молодой человек! – заявил парень, обслуживающий этот отдел, - Девочка умница, в лесу лопата – вещь первой необходимости! Очень удобно устраивать кострище, потом засыпать костёр землёй…

- Даже отбиваться от волков! – с ехидной усмешкой сказал я раздавленному Родьке. Здесь же я купил нитки с иголками, маленькие ножницы, а то у меня были только маникюрные.

Починить костюмчик хотел. Почему-то мне было неприятно, что он рваный, как разрез на животе…

Я вздрогнул, поняв, в чём дело: Лиске вспороли живот, вот я и хотел зашить его.

Настроение резко ухудшилось. Ррасплатившись, я вышел из магазина и пошёл к машине.

Родькины родители ещё где-то ходили, совершая совершенно необходимые покупки.

Не дожидаясь их, я отвязал свой рюкзак, и переложил туда покупки, тщательно привязав лопатку за ремешки.

- Сашка, ты что, обиделась на меня? – спросил вдруг Родька, про которого я совсем забыл.

- Что? А, нет, так, неприятное вспомнила, извини.

Родька впервые не нашёл, что на это сказать.

Мы уже выпили бутылку лимонада, и, найдя лавочку, сидели, болтая ногами, когда появились старшие, нагруженные сумками.

- Сашенька, а у тебя есть, во что переодеться? – заботливо спросила тётя Марина, - А то, пойдём в универмаг.

- У меня есть, во что переодеться! – нетерпеливо сказал я, - Заедем в «оптику»?

В «оптику» со мной пошёл Родька. Ему или скучно, или боится меня потерять, но мальчик старался не отпускать меня далеко от себя.

Я осматривал унылые витрины магазина с некрасивыми оправами, под соответствующие громкие комментарии Родьки, который тоже подбирал мне оправу, в которой я была бы похожа на мартышку в очках.

- Девочка! Угомони своего брата! Мешает работать! – обратилась ко мне… Аптекарша? Продавец?

- Брат? – я, с сомнением, оглядел Родьку с ног до головы и обратно:

- Был бы у меня такой брат, я повесилась бы! – в очереди захихикали. Родька покраснел и ответил:

- Была бы у меня такая сестра, я бы не стал вешаться! Я бы её удавил!

- Иди, Роудик, возле машины подожди, - сказал я, в установившейся тишине. Родька подумал, и, молча, вышел.

- Так их! – довольно сказала девушка. Парни недовольно загудели.

- Иди сюда, девочка! – позвала меня провизор «оптики». Я подошёл, и женщина предложила мне на выбор симпатичные детские очки, неизвестно как оказавшиеся у неё в руках.

Я выбрал себе очки солнцезащитные, и простые, вс тонкой титановой оправеой. Посмотрелся в зеркало и остался доволен: всяко на мартышку не похож. Правда, и цена оказалась соответствующей, но, за ценой, я не постоял, так же, как и провизор очки, достав из воздуха деньги.

Здесь же была и аптека, где я пополнил запасы ваты и пластыря. Купил стрептоцид для своей раны и аспирин на случай простуды.

Вышел уже в приподнятом настроении, сверкая новыми очками. Семейство Родика поджидало меня в тени деревьев.

- Ну, как? – спросил я, - Похожа я на мартышку? – и взял Родьку за руку. Родька вырываться не стал, я повёл мальчика к машине. Сзади крякнул его папа.

Родька притих, и мне не оставалось ничего, как осматривать улицы, по которым мы проезжали.

Подумал насчёт церкви, но, спрашивать у людей, есть ли здесь церковь, жителю этого города, было неудобно. В этот момент я увидел золотые купола.

- Дядя Костя! – закричал я, - Мне надо в церковь!

Дядя Костя от удивления даже притормозил:

- Зачем? Ты что, верующая?

- Вообще-то я пионер, но мне очень надо! Я потом объясню, если смогу! Пожалуйста!

- Ладно, - пробормотал папа Родика, который вытаращил глаза. Я показал ему язык.

- Я с тобой пойду! – заявил он.

- Хорошо. Только не мешай, - согласился я. Мне надо было поставить свечку за упокой души некого Савелия. Да и поговорить с Мамой, или Лиской.

Церковь оказалась именно та, которая была мне нужна: церковь Святой Богородицы. Наверное, когда разрушали церкви, детские церкви невольно щадили.

Выйдя из машины, я потащил за собой Родьку, не обращая внимания на его родителей, которые что-то кричали нам вслед. Бросив мелочь нищим на паперти, вошли в церковь. Здесь шла служба, я купил у служки четыре свечки, и, отыскав икону Божьей Матери с младенцем, потащил туда Родьку, сквозь немногочисленные ряды верующих. На нас зашикали, но я только досадливо морщился.

У иконы я встал на колени и поставил рядом Родьку, протянув ему свечку:

- Зажги свечку, и помолись за родителей!

- Как это? – спросил он, зажигая свечу, - Я не умею!

- Просто пожелай им здоровья и долгих лет жизни! – шептал я, стянув панамку с головы.

- Вы что тут делаете?! – зашипел на нас дьяк, - Накрой голову, бесстыжая!

- Уйди, не мешай! – отмахнулся я от затрясшегося от праведного гнева дьяка, но выгнать нас из церкви он не посмел. Я бы ему выгнал! Выгнать из детской церкви детей – неслыханное святотатство!

Я тоже затеплил свечки. Первую – за раба Божия Савелия, потом, за Лиску, и, за здравие Ниночки.

Я обнял, по - привычке, свечки Лиски и Ниночки, и неприятно был удивлён, потому что обжёгся.

- Мама! – воскликнул я, не обращая внимания на прихожан. Икона не поменяла вид, на меня сурово смотрела Мама.

- Мама, ты ждёшь меня?! – дрожащим голосом спросил я, - Мне прийти?

«Не тревожь Маму, - строго сказала Лиска, - подожди, мой мальчик».

- Лиска, если я поддамся, это же будет сродни самоубийству! Почему Она меня осуждает?!

«Дающая жизнь не может не осуждать отнимающего её».

- Савелий мало отнял? Я…

«Перестань вести себя, как сопливый мальчишка! Соберись!»

Я собрался. Стал греть руки об свечки, обнимая обжигающий свет Мамы. Мне было больно, но душа болела сильнее, я жаждал прощения и понимания.

«Возьми в руки третью свечу».

Я взял свечу, которую поставил Савелию, вновь встал на колени, взял три огонька в обожжённые ладони. Огоньки ласково согрели руки, заживили ожоги, и я почувствовал тёплую ласку Ниночки, искреннюю благодарность освободившейся души Савелия, материнскую теплоту и гордость за меня Лиски.

Посмотрел на икону. Лиска держала меня на коленях и улыбалась и маленькому мне, и подросшему.

- Кто это? – вдруг услышал я шёпот рядом с собой. Не сразу понял, что это Родька.

- Это моя сестра, Лиска, - прошептал я, растворяясь в бесконечном блаженстве от единения с родными душами. Жаль, что так мало. Икона потускнела и приобрела прежний вид.

Мама сегодня не разговаривала со мной.

Зато я понял, что Ниночка по – прежнему помнит и любит меня, что Лиска всё ещё со мной, и готова защищать своего непутёвого братца от всех бед и невзгод.