Завещание предков

  Перед толпой слишком резко осадил коня, да так, что он встал как вкопанный, лишь чуть наклонившись и качнувшись вперед, а я, по инерции вылетел из седла. По счастливому случаю, не сделав кульбит, а просто пролетев и встав на ноги, и не потеряв силы инерции, я слишком сильно влетел в толпу, успев крикнуть:

  - Поберегись!

  Вынырнув из толпящихся, остолбенел. Как говорится - картина маслом: в стороне куча разбитых щитов и брошенные тренировочные дубовые сабли, на чурках сидят взмыленные братья Борзовы и Демьян Горин, но почему-то все трое улыбаются. А на середину выходят Илья Лисин, Третей и двое незнакомых мне парней. У всех в руках луки.

  - Что тут творится? - Это Кубин, тяжело выдохнул, вынырнув прямо за мной.

  - А это мы тут об заклад бьёмся кто лучше, Володимир Иванович.

  А я и не заметил что, вынырнув из толпящихся ратников, раздвинул в стороны Дорофея Семеновича и Владимира Юрьевича, которые улыбаясь смотрели на нас.

  - Вот, ваш молодец уложил обоих Борзовых. А я три гривны проиграл.

  Княжич, похоже и не жалеет о проигрыше и выглядит весьма довольным. Я ещё раз оглядываю площадку, где уже приготовились стрелять из луков четыре стрелка и облегчённо вздыхаю. Блин, а чего в голову-то не придёт. Это всё тот мужик: "бой, говорит, смотреть", тьфу, мы тоже хороши, только о худшем привыкли думать. Подошел довольный Демьян:

  - А я все бои выиграл, боярин. Почитай одну-две лишних гривны заработал.

  Дед Матвей смерил его строгим взглядом и сказал:

  - Вот лишнюю гривну в дружинную казну и отдашь.

  Я кивнул, соглашаясь с Кубиным, а княжич и воевода засмеялись:

  - Строги вы, бояре.

  Отсмеявшись, княжич и воевода переглянулись и Владимир Юрьевич, уже серьёзно сказал:

  - Пройдёмте, бояре, в светлицу мою. Поговорим.

  Княжич приоткрыл окно, и светлица наполнилась октябрьской прохладой. Немного постоял, всматриваясь на разворачивающееся снаружи действо, потом развернулся к нам.

  - Отец весть прислал. Повелел мне к нему срочно прибыть. Мыслю, слухи о собирающейся рати достигли и его. Поэтому я отбываю завтра. За крепостницу остается в ответе Дорофей Семенович. Куда ты, Володимир Иванович, бояр отправляешь?

  - Дальше по Оке, мимо Мурома до Городца-у-Рязани. Так мы с купцом условились.

  А хорошая идея пришла мне в гостях у купца. Не додумавшись до того, что ещё можно купить на оставшиеся по долгу гривны, я предложил использовать ладью купца, чтоб доставить группу ратников в нужное нам место.

  - Добре, до Вязьмы вместе пойдём.

  Владимир Юрьевич подошел и оперся о стол.

  - Что ж, бояре, много я узнал о вас и на многое вы мне открыли глаза. Не всему я верил, что о вас говорили, и отец тоже не верил. - Он помолчал немного. - После вести о Китеже и гибели поместного ополчения, он долго горевал и молился. Ведь град был для него дороже всего.

  Княжич вдруг повернулся и посмотрел на меня:

  - Скажи, боярин, пойдёшь служить к отцу?

  Вот оно. Долго же решался сказать это мне княжич. Кем мне предложат стать, сотником, тысяцким, воеводой? Но общее командование останется за князем, а это сразу свяжет руки. Даже ещё летом отказался бы, в любом случае. Присоединиться к общему войску - сразу поставить крест на дружине, которая в первом же бою с монголами поляжет от устаревших методов ведения боя. Как же это знакомо, господи! Во все времена Россия догоняла всех и училась на своих ошибках стоя по колено в своей же крови. Нет, я не хочу загубить то, что задумал. Конечно, рано или поздно столкнуться с монголами напрямую придется, но до этого я отдавлю Батыю все мозоли, отбивая полон и уничтожая обозы. Так что мой ответ - нет.

  - Передай Великому князю моё почтение и признание. Я не могу принять его предложение. Пусть не держит зла и не таит обиду.

  Владимир Юрьевич пристально посмотрел на меня и кивнул:

  - Что ж, Бог тебе судья.

  Да, Бог мне судья. Но по-другому нельзя. А на душе стало погано.

  Всю ночь снились лица убитых на Буевом поле, и Илья Горин опять умирал у меня на глазах, а я кричал ему: "Прости".

  Утром поднялся весь разбитый.

  После молебна, выехали провожать наших пионеров. В отряд входили братья Варнавины, бояре Бравый, Стастин и Бедата, все со своими холопами. Вместе с ними отправлялись тридцать мужиков с инструментами. До реки ехали молча. Княжеский струг и ладья стояли рядом. Пока заводили на ладью лошадей, сказал напоследок боярину Бедате:

  - Иван Григорьевич, значит, как и говорили - высаживают вас за версту от Городца, что на Оке стоит, и уходите строго на прикол-звезду. Пройдёте около ста вёрст и ищете место для первой стоянки. Потом, как найдёте, смотрите место для второй, дальше на пятьдесят вёрст. Главное чтоб места глухие были. По возможности покупайте сено. И не забывайте метки оставлять, чтоб вас потом найти. Удачи и храни вас Господь.

  - Все будет хорошо, Володимир Иванович.

  Княжич, стоя у сходен, что-то говорил Дорофею Семеновичу. Я подошел попрощаться.

  - Передай отцу всё, что я тебе говорил. Всё передай. Пусть не медлит и собирает большую рать. Не стоит надеяться на милость врага, поганые не такие, они жестокие. Мы для них - рабы. И... и если станет совсем худо - я приду. И ещё, - я посмотрел в глаза княжича, - береги себя.

  Владимир Юрьевич вбежал на струг и уже на нем поднял руку в прощальном жесте. Ладья уже отплыла на середину русла, но легкий струг быстро нагнал её. На мое плечо легла рука. Рядом стоял дед Матвей.

  - Вот и всё, Володя, назад пути нет. Делай, что должен и будь что будет.

  - Ты прав, Матвей Власович, делай, что должен. - Дорофей Семёнович устало вздохнул и сказал:

  - Поехали, бояре, у нас полно дел.

  Как же трудно ждать. Тянущееся время убивается делами, но в мгновения, когда дела сделаны, чувствуешь опять, что часы как будто замерли. Раздражает зависимость от погоды. Ведь никуда не денешься, а ждать ледостава придётся. Для дружины, больше пяти сотен и огромного обоза, нужны замерзшие реки, которые и есть в этом времени главными дорогами. Иначе добираться придется очень долго. Как назло, стояли теплые дни. Погода словно смеялась - по утрам легкий морозец, который только и мог заморозить небольшие лужи, а днем солнце растапливало лед.

  Дни стали похожи один на другой. С утра, после заутренней, неизменная тренировка, на которую стало приходить множество ратников, в основном молодых. Но и других хватало. В эти часы крепость наполнялась оглушительным треском тренировочных деревянных сабель и мечей, а стаи галок до вечера покидали привычные места. Братья Борзовы на утренних тренировках стали завсегдатаями и принимали участие наравне со всеми. После завтрака занимались отработкой построения каре. Выезжать из крепости не стали, на поле место есть, но все как на ладони, и везде лишние глаза. Решили просто - строить каре вокруг храма, чем вызвали ворчание настоятеля. Но святой отец занятия он не запретил, наоборот, на каждое построение стал выходить и крестить ратников, которые при этом не могли вставать к нему спиной. Еле его уговорили... не мешать.

  Дорофей Семёнович на каждой отработке построения задавал вопросы, а мы с Кубиным ему поясняли все моменты. После обеда небольшой перерыв и стрельба из лука, за ней опять тренировка до темноты. И так каждый раз. В один из дней к крепости пригнали небольшой табун лошадей и казна значительно похудела. Заводных у нас хватало, но тягловых, для саней, как раз не было. На Покров снегу выпало много, но я ему был не так рад как серьёзному морозу, что ударил через два дня. Реку сразу затянуло пока ещё тонким льдом. С этого дня началась подготовка к выходу. Распорядок дня дополнился проверками запасов продуктов, снаряжения, саней и прочего.

  Свою угрозу нерадивым часовым я выполнил, поговорив с Дорофеем Семёновичем и Кубиным, одновременно убив двух зайцев - организовал занятие для деда Матвея и повысил профуровень местной охраны. Теперь ратники на стенах и на башнях служили, как положено. Даже досмотр грузов провозимых в телегах, которого до этого и не делали, стал проводиться, на что Дорофей Семёнович смотрел весьма положительно, чего нельзя сказать о хозяевах грузов.