Грани (СИ)

— Именно творение Господа, — невозмутимо продолжил отец Грегос — Наука дала нам тысячу лекарств от множества болезней, она сделала наш мир цивилизованнее и, несомненно, ваше дело правое. Но утешит ли это мать, потерявшую своего сына? Утешит ли это вас, если вы потеряйте своих детей? Свою супругу? Если не верить в то, что после смерти нас ждет что-то еще… что станется с человечностью в людях? Что удержит их от того, чтобы не стать зверями?

— Здра-вый смы-сл, — произнес по слогам Артур Фрост. — Или вы думаете, что лишь вера в бога удерживает людей от всех тех зверств, что кроются в глубинах их сердец? Нет, отец Грегос. Возможно, так было в начале времен. Но сейчас человек стал действительно цивилизованным. Сейчас божью кару заменяют законы. Законы, которые имеют НАСТОЯЩУЮ и ОЩУТИМУЮ силу. Неверные жены, которые каются у вас в кабинках. Подростки-карманники, обокравшие инвалида у дороги. Вы считаете, что отпущение грехов уравновесит чашу весов?

Закончив свою речь, Артур посмотрел на святого отца взглядом абсолютного победителя. Однако тот, как показалось самому Артуру, издал нечто вроде смешка, что для отца Грегоса было совсем не свойственно. Зрительный зал затаил дыхание. После этого святой отец обратился к астрофизику.

— Я считаю, что простой разговор раскаявшегося человека — это больше, чем отпущение грехов. Ко мне приходит далеко не каждый. Для этого нужно иметь сильный дух.

Сделав небольшую паузу, отец Грегос оглядел Артура оценивающим взглядом. Астрофизику это не понравилось, и даже Джеймс Грувер поправил свою шевелюру (верный признак того, что Джим одновременно взволнован и возбужден). Наконец, священнослужитель заговорил.

— Вы так рьяно отказываетесь верить в Бога, но искренне считаете, что наши законы защищают нас от всех внешних бед? Преступники, которых сажают за массовые убийства и выпускают через пару-тройку лет — это закон? Взятки и коррупция вокруг судей — это закон? Кто-то отсиживает срок за то, что он не делал, а по-настоящему погрязший в крови преступник гуляет на свободе. Это тоже закон? Нет, Артур. Это иллюзия закона. Я искрение считаю: каждый преступник должен сидеть в тюрьме. Но это наказание лишь для телесной оболочки и, к сожалению, оно не всегда эффективно. Так или иначе, мы создали систему порядка, но истинный суд ждет нас впереди. И перед Богом ответит каждый. Неважно, сумел ли он сбежать от закона при жизни, кому он платил за свою свободу. От настоящего правосудия не уйти никому. Вот что меня утешает каждую ночь, Артур. Вот что помогает мне жить в нашем мире дальше. Надежда на что-то лучшее.

— На лучшее что?! — воскликнул Артур, будто бы смеясь прямо в лицо священнослужителю. — Это и есть ваш метод! Кормить обещаниями о лучшем! Но почему бы Господу просто не искоренить все эти преступления сейчас? Почему бы ему не стать на деле символом добра и святости? Раньше он делал это постоянно! Если что-то шло не по его плану, он тут же вмешивался! Почему сейчас же такого нет? Да потому что этого никогда и не было.

Выслушав Артура, отец Грегос выждал несколько минут, после чего встал со своего сиденья.

— Артур, я могу встать, посмотрите, — после чего святой отец медленно шагая прошелся по студии под всеобщее внимание всех зрителей, ведущего и самого астрофизика. — Теперь я могу ходить. Как человек я могу многое. Это называется свобода. Свобода воли. Вот главный ответ на ваш вопрос. Просто подумайте над этим. Подумайте над тем, что было бы, если бы Господь вмешивался в наш выбор. Если бы он сулил беды и горе другим. Вы опираетесь лишь на то, что описано в библии. Но Господь не в ней. Он в нас. Внутри нас. Я чту библейские писания, но я ими не живу. И Бог для меня это нечто иное. Как и моя вера.

После того, как речь священнослужителя подошла к концу, Джеймс Грувер взглянул на Артура Фроста. В этом взгляде выражалось огромное нетерпение узнать, как же парирует слова священника астрофизик на этот раз. Но ведущий «Двуликой монеты» сказал следующее:

— Господа, мне кажется, мы уже достаточно поговорили о пользе и ее отсутствии и мире материальном и духовном. Что скажете, Артур?

Слова, обращенные к астрофизику, словно проходили сквозь Артура Фроста. Все его внимание занимал лишь отец Грегос. Теперь в глазах Артура читалась лишь одна борьба. От нарастающего возбуждение астрофизик был даже вынужден ослабить свой галстук. Не обращая никакого внимания на ведущего, Артур в очередной раз обратился напрямую к священнослужителю:

— Скажите, отец Грегос. Если отбросить надежду на лучшее, могу ли я спросить о самой вашей вере в целом? В кого именно вы верите?

— В Бога, Артур, — с улыбкой ответил священнослужитель, произнеся свой ответ так, словно бы он открывал глаза на все в этом мире.

— А именно — в христианского Бога? В Иисуса? — не унимался астрофизик. Извечное спокойствие святого отца начинало его раздражать. — А как же Марс, Тор, Один? Ведь раньше истинными богами считались ОНИ! И где они сейчас? Покланяйся я им в нашем современном обществе, вы бы посчитали меня психом, не так ли? Знаете, что самое смешное? Вера одного человека во что-то — это признак того, что ты псих. Однако если в это верят массы, то это сразу обычное явление!

На несколько секунд в зале повисла тишина. Даже Джеймс Грувер затаил дыхание. Отец Грегос молча смотрел на Артура Фроста.

Наконец на лице священнослужителя отразилась все та же светлая улыбка.

— Как я уже говорил, неважно во что ты веришь. Вера — уже награда сама по себе, если тебе от нее легче. Бог не измеряется нашим возрастом, Артур. Не измеряется он и вероисповеданием. Аллах или Будда, Один или Тор… все едино. Я религиозный человек, но я как вы — человек. И все писания были написаны людьми. Разными людьми, со своей культурой и историей. Не стоит разбирать каждое слово, написанное в библии или в Коране. Там Бог лишь на бумаге, но в нашей душе, в нашем сердце… он олицетворяет нечто совсем иное. И об этом вы не прочитаете нигде. Я скажу вам об этом вновь: вы пытайтесь использовать библию, как главный аргумент. Но говорим мы далеко не о ней. Ведь Бог не в библии и даже не на небе, не в буквальном смысле. О, нет! — воскликнул отец Грегос, наблюдая за сменившимся выражением лиц зрителей, включая самого Артура Фроста. — Бог везде. Он в нас. Он среди нас. Бог — это мы. А мы — это Бог. И так было всегда. Вы можете не верить в Него, но Он верит в вас. И это не измерить никаким вашим законом или теоремой. Впрочем, этого и не нужно.

Теперь уже вторая половина аудитории, молчавшая до этого момента, взорвалась гулом аплодисментов. Выражение лица Артура Фроста на мгновение исказилось гримасой раздражения. Но, быстро взяв в себя в руки, астрофизик как показалось зрителям, довольно резко перебил движением руки ведущего, который только-только хотел было что-то произнести.

— Скажите честно, отец Грегос. Если бы вы узнали из библии о Боге, но не в детстве, а сейчас? Если бы я дал вам библию именно в этот момент, как скоро вы бы поверили во все то, что говорите сейчас? Ведь религия в наших умах с самого рождения. Разве это правильно? Раньше церковь с пеленок учила людей. Давайте вспомним: людей сжигали лишь на основе чьих-то домыслов о колдовстве! Человека можно было закидать камнями лишь потому, что он не верующий! Такой как я в то время был бы убит такими, как вы, отец Грегос. И чем это оправдывалось? Богом? К черту такого Бога. Это уже далеко не вера! Это действительное положение церкви! Так было! Это история! Этого не пишут в ваших писаниях. Но зато в то время писали кое-что другое! Индульгенция! Для таких вещей была индульгенция! Грехи можно было покупать! Покупать, черт возьми!

— Артур, Артур, ну, право, — вмешался ведущий, не позволив астрофизику на этот раз пресечь попытки заговорить другим. Таки или иначе эта резкость не отменила подбадривание публики наигранным смехом. Однако зрители были все еще крайне смущены речами Артура, что очень заметно выражалось на их лицах. — Вы перегибаете палку, наши дебаты были направлены в другое русло.