Грани (СИ)

С любовью, дядя Сэм».

Постепенно дрожь в руках Кейт исчезла. Она отложила письмо и заглянула в рюкзак. Среди свернутых пачек стодолларовых купюр виднелся небрежный обрывок бумаги. На этот раз почерк принадлежал Стивену. В нем было написано всего пару слов:

«Я откладывал это на черный день. Пожалуйста, возьми их. Я непременно найду тебя в новой жизни. Будь счастлива, сестренка. Я люблю тебя».

Кейт просидела на кровати несколько минут. Потом она аккуратно положила обе записки в пакет, а еще через минуту, надев пальто и собрав сумки, закрыла за собой дверь.

***

Кейт стояла у третьего перрона на железнодорожном вокзале и сжимала в руке свой билет на поезд. Напоследок она оглянулась, в последний раз обведя своим взглядом место, когда-то служившее ей домом. Но вот уже раздался гудок поезда, а вслед за ним и объявление о посадке пассажиров.

Сжимая ручки от сумки, Кейт направилась к вагону поезда, произнеся на последок единственную фразу, которую она сказала словно в воздух:

— Я люблю тебя, братик.

Затем ее силуэт исчез в одном из вагонов, а еще через некоторое время за горизонтом скрылся и сам поезд.

На том самом месте, где не так давно стояла Кейт, воздух словно бы наполнился чьим-то присутствием.

А после неслышимый для человеческого слуха голос произнес:

«Я тоже люблю тебя, сестренка».

Затем жизнь снова пошла своим чередом.

Тост

А в это время Боб Гаррисон, поставленный на ноги врачами (на этот раз Боб провел в больничной койке весь период выздоровления) и после оставивший рюкзак с письмом возле двери Кейт Баркс, сидел на траве и разглядывал стоящие напротив него могильные плиты. Они находились совсем рядом друг к другу, и если бы сидящий разглядывал их слишком долго, то сложилось бы ощущение, будто эти могилы слились в одно целое.

Боб Гаррисон отпил еще один глоток пива и сам себе произнес:

— За то, чтобы все мы обрели самое главное в конце нашего пути. Спокойствие. За тебя, Кейси. За тебя, Макс.

После чего Боб встал с земли, еще раз взглянул на надгробные плиты и слегка прихрамывая побрел прочь в направлении, которое было известно только ему, оставив у могил по одной красной розе.

Когда Боб Гаррисон скрылся из виду, возле одной из могил неизвестный голос тихо прошептал:

«Спасибо».

А после голос вознесся к самим небесам и утих навсегда.

Рождение душ

В больнице святого Михаила роды Марты Остин подошли к концу. По удивительному стечению обстоятельств в эту самую секунду закончились и роды Кристи Рейн из соседней палаты. Последние схватки отняли у обеих женщин все силы, но любящие мужья крепко обнимали своих жен, нежно целуя в лоб и хваля их за бесконечное терпение и проявленную храбрость.

Кристи, взглянув на своего сына, прошептала:

— Ну, здравствуй, Птенчик.

Для обеих семей сегодня был самый счастливый день на свете.

Рождение мальчика и девочки:

Мэри Остин и Эрика Рейна.

Эпилог

Роджер Майлз стоял напротив надгробия своего сына и смотрел в небо. Сегодня оно было кристально-чистым. Ни единого облака, ни намека на самый мелкий и белый пушок посреди этого огромного небесного пространства. Опустив свою голову вниз, Роджер принялся рассматривать близстоящие надгробия. Они были самого разнообразного размера и формы. Некоторые ухоженные, а некоторые уже успели обрасти какими-то диковинными растениями. Подойди к ним совсем близко, и того глядишь, они тут же вцепятся в тебя, окутывая и затаскивая прямо под землю.

Роджер никогда не понимал, почему кладбище ассоциируется с чем-то негативным. А потому, сегодня Роджер не был одет в траурный костюм. Сегодня на Роджере была надета простая светлая рубашка и не менее светлые брюки.

"Нужна ли официальность там, где ты просто хочешь пообщаться со своим родным сыном?"

Кладбище. Здесь было просторно, а главное — тихо. Если бы позволяло общество, Роджер бы безо всяких задних мыслей проводил здесь куда больше времени. Он мог бы сидеть под любым из деревьев и раздумывать о жизни. Просто так, без какого-либо повода. Но повод был. Он был единственным в своем роде, который заставляет тебя вступать на территорию любого из кладбищ. И повод этот, конечно же, никогда не нес в себе ничего хорошего. После всего этого оставалось только одно — боль, нескончаемая грусть и безысходность.

А еще здесь ты оставлял слезы. Возможно, не в прямом смысле. Но твоя душа… находясь здесь, она роняла их одну за другой. Пока ручейки слез не переходили в огромный поток бесконечной утраты.

Утраты по самым любимым людям.

Роджер Майлз наконец-то осмелился посмотреть на надгробие. Он пытался представить, что сейчас смотрит не на какой-то кусок мрамора, а на своего родного сына. Но глаза наотрез отказывались вводить своего владельца в эту несбыточную фантазию. На Роджера Майлза смотрело все то же надгробие. С выгравированным именем своего сына, датой рождения и датой смерти.

Еще чуть ниже читалась фраза:

«Покойся с миром, Эрик. Благородный муж и примерный сын».

«Сын, — подумал Роджер и его затрясло, — это был мой родной сын».

Тогда Роджер посмотрел на соседнее надгробие. Надгробие, слова на котором Роджер знал давно и наизусть:

"Покойся с миром, Мэри. Пусть земля тебе будет пухом".

Возле могилы Мэри Роджер заметил цветы. Сказать по правде, они бросились ему в глаза сразу, как только он подошел к надгробию. Но только сейчас Роджер начал разглядывать их по-настоящему пристально. У надгробия лежали самые обыкновенные бордовые фиалки.

Почему-то Роджер представил, как их кладет на землю ни кто-то из знакомых его сына, а совершенно посторонний человек. Маленькая девочка, пришедшая сюда со своими родителями или же старушка, посещающая иногда эти места, приводящая чужие надгробия в опрятное состояние. Но на деле Роджер знал, что цветы оставляли, конечно же, родители Мэри. Как и оставляли здесь свои слезы. Раз за разом.

Роджер снова посмотрел на надгробие своего сына. Он не планировал произносить речь. Он считал, что с мертвыми можно говорить где угодно и не обязательно вслух. Но слова сами начали выходить из Роджера Майлза одно за другим, словно они хотели быть услышанными. Хоть кем-то. Хотя бы одной живой душой.

— Знаешь, — начал свою речь Роджер, — когда умерла твоя мать, я думал об этом. Закончить все вот так. Но наша мама подарила нам тебя. В тебе ее кровь и плоть. И каждый раз, когда я хотел сброситься с крыши какого-нибудь дома, я смотрел на тебя и понимал, что мне есть ради чего жить. Наверное, этот период размышлений ты тоже проходил. А теперь… теперь я остался совсем один.

После этого Роджер подошел к надгробию на пару шагов поближе и присел на корточки:

— Жить без своей любви… и умереть, будучи живым только телом… или умереть телом, но обрести вечный покой со своей любовью… вечный выбор… вечные грани. И ты сделал свой выбор, сынок. И как бы я не хотел, чтобы ты проснулся… ты не проснешься. Потому, что там, где ты сейчас, ты счастлив. Надеюсь, что счастлив.

Просидев так еще несколько минут, Роджер, наконец, медленно встал и, проведя рукой по надгробию, сказал:

— Я всегда буду помнить тебя, Эрик.

А после Роджер Майлз покинул территорию кладбища.