Смоленское направление. Книга 3 (СИ)

— Витёк с тобой? — с радостью в голосе, — Я от боярина Строгана. Второй день уже вас дожидаюсь.

Продлившееся с секунду замешательство, вызванное русской речью, закончилось отборным немецким матом и осипшим выкриком.

— Тревога! — Заорал рыцарь, — Новгородцы!

Измученные долгим переходом, вернее паническим бегством, спасаясь от новгородцев Александра, кнехты решили, что угодили в ловушку. Должного сопротивления не оказали и после первого залпа стрел и вида конного отряда готового к атаке, не успев даже построиться, бросились бежать. Лошадка рыцаря, спасая раненого седока, получившего хлёсткий удар кистенём, повернула направо, на лёд озера в сторону Пнёва, остальные за ним. Таким образом и оказался единственный спасшийся из Изборска ливонец в копне сена за дверьми запертого сарая пнёвского старосты. А через два дня его уже допрашивали в замке Гюнтера.

Допрос протекал в форме беседы. Ливонец лёжа в кровати расслабился, иногда трогал перебинтованную голову и болтал, не переставая, чему способствовал подогретый херес в оловянном кубке. Узнав, что Гюнтер два года назад находился в составе свейского войска на Неве, поведал, что хорошо знаком с Рудольфом из Касселя, бывшим комтуром Вендена.

— Я помню его, — подтвердил Штауфен, — Когда состоялась инкорпорация меченосцев в Тевтонский орден, он один из немногих возражал. Этакий непримеримый: то с Фольквином лаялся, то Герману Балку палки в колёса вставлял.

— Но ведь, добился же своего: Балк покинул пост ливонского ландмейстера.

— А где он сейчас, Рудольф фон Ну? Так он вроде себя называет?*

(В 1240 г. Рудольф фон Кассель сражался в битве на Неве, после чего именовал себя также Рудольфом фон Ну (Нева) (Benninghoven, Schwertbrüder, S. 428 ff.).*

— Насколько я знаю, он направится в Дерпт. На следующий день, как мы покинули Изборск, я послал своего оруженосца с письмом. Как раз тогда, когда охромела лошадь, тянувшая сани с воском. Вёрст десять, дюжина кнехтов ещё тащила их, а потом…

— Груз хоть догадались спрятать?

— Пришлось. Я ж думал, что новгородцы дальше Изборска не пойдут. А оно вон как вышло.

— Да не переживай ты так. Подумаешь, простой воск.

— Если бы, там алаты… — ливонец запнулся на полуслове, выронил из рук кубок, проливая вино прямо на одеяло, и потерял сознание.

Гюнтер посмотрел на недавнего собеседника, мысленно сплюнул и стал подсчитывать. За день отряд мог отмахать сорок вёрст, не меньше, ибо спасались и двигались в максимально возможном темпе. Прибавим ещё десять, о которых поведал ливонец. Получается полсотни вёрст от Изборска. Но почему они попёрлись в Изменку? Они должны были идти по дороге на Дерпт. Заблудились? Нет, тут что-то не так. Целые санки янтаря, запрятанного в воск. Фунт янтаря по стоимости равен фунту серебра, а на юге, так ещё дороже. Проклятье, сорок пудов янтаря лежат где-то рядом, а этот гад болезненный опять без сознания. Сорок пудов, сорок пудов. Думай Гюнтер, думай. Дойдя до кабинета, Штауфен стал наматывать круги вокруг письменного стола на изящной резной ножке.

— Нюра! — Позвал Штауфен жену, не выдержав мозгового штурма.

Обрисовав возникшую ситуацию, Гюнтер уставился на супругу и стал ждать от неё предложений.

— Так, Гюнтик. Доставай дядину карту и бери циркуль. Измеряем пятьдесят вёрст, ставь иголочкой в Изборск и черти полукруг. Сделал?

На столе зашуршала карта, и раздался скрип грифеля по бумаге.

— Готово.

— Теперь смотрим пересечение линии с дорогами. Лесом и болотами они идти не могли. Вот тут, где в прошлом году псковский отшельник пещеру вырыл, чуть повыше и находятся спрятанные санки. От дороги они отволокли их недалеко, скорее всего, просто забросали еловыми лапами, да снегом припорошили. Если порыскать с двух сторон от дороги — обязательно найдём.

— Умница!

— А то, — Нюра кокетливо подмигнула мужу, — Завтра дядя Алексий обещал приехать, ещё раз всё обдумаем, ливонца, как очнётся — потрусим, да в путешествие отправимся. Я тут прикинула, стену, что напротив окна, как раз янтарём выложить можно.* Князь ты, или как?

(Здесь, Нюра заблуждается и предлагает явно ущербный вариант по использованию янтаря. Натуральный янтарь боится прямых солнечных лучей).*

Гюнтер обнял супругу и поцеловал. Затем подхватил обеими руками за талию, приподнял и закружил вместе с Нюрой в некотором подобии вальса.

Рано утром Павел известил супружескую чету, что ливонец умер. Бездыханное тело лежало на кровати в том самом положении, в котором его оставил Гюнтер после разговора. Так и не приходя в сознание, рыцарь тихо скончался. Горевать по усопшему никто не стал. В знак благодарности за поведанный клад, Гюнтер приказал смастерить гроб и положить вместе с телом меч, запоротый молодым смоленским кузнецом, производящим эксперименты со сталью. Незадолго до полудня на самолвинском кладбище возле недостроенной ротонды часовни появился новый холмик земли с торчащим из неё берёзовым крестом. К этому времени отряд из восьми человек с заводными лошадьми направлялся к острову Городец, догоняя Лексея и Снорьку.

Рассказ Гюнтера о несметных сокровищах несколько озадачил меня. Оставалось чуть больше полумесяца до субботнего дня пятого апреля, когда произошёл решительный поворот в затяжной войне между Новгородом и Орденом, а тут такая напасть. Одно утешало — вся экспедиция займёт не больше недели по времени. Но у меня возник ряд вопросов. Почему ливонцы из Изборска направились не к хутору Кирумпяэ, откуда шла прямая дорога на Дерпт, а к Моложве? И если это так, то не написал ли ливонец в своём письме, где он собирается припрятать возок с янтарём, так, на всякий случай? Ведь понятно, что янтарь не его, а значит за ним непременно придёт хозяин, когда узнает о недавних событиях в деревне паромщиков. И если бы не плотник из-под Пскова, поведавший, что из-за обширных болот другой дороги просто нет, то мы бы ещё долго ломали голову над нашим маршрутом. А возможность повстречать конкурентов в поисках драгоценных саней, подтолкнула нас к немедленным действиям. Я со Снорри, пообещав всё подготовить к походу, поскакал к острову, а Штауфен стал собирать отряд сопровождения.

Опережая основной отряд где-то на два часа хода, мы подъехали к скале с белой башней. 'Белой', я называл её больше по привычке, нежели из-за цвета камня из которого она была сложена. Два дня работы — и моё сооружение, обработанное специальным составом, слилось с песчаником, не давая ни малейшего шанса случайному путнику обнаружить следы творения человека со стороны озера.

От Волховой косы мы немного углубились в лес, где была построена маленькая конюшня для двух лошадей. Здесь я оставлял свой транспорт. В сарайчике был запас сена, овса и двухсотлитровая бочка, которая наполнялась ключевой водой из незамерзающего источника посредством самодельного акведука. Сам же ручеёк благополучно втекал в озеро в пятнадцати шагах от строения. Пока Снорри ослаблял подпруги и разбивал лёд в бадье с водой, дабы напоить коников, я уже был в комнате перехода.

Идёшь в поход на неделю — бери продуктов на десять дней. Это золотое правило туриста. Лучше пусть останется, чем быть голодным. Исходя из этого, я подсчитал количество галет, хлеба на первые три дня, консервов, яичного порошка, масла и самое главное — корма для лошадей. После прохода по области (где лежал наш маршрут) армии Ярославовичей никакого фуража там быть не должно. Спать мы будем в двух палатках. Думаю, для Нюры с Гюнтером хватит большого двухместного спальника, Снорька, как и остальные датчане кутается в медвежью шкуру, ну а Павел, как будущий рыцарь, должен привыкать к тяготам и лишениям, а значит — спать тоже в меховике. Правда, своего тёплого атрибута для сна он ещё не добыл, но то — дело наживное. Прихвачу для него одеяло из верблюжьей шерсти и свитер. Готовить пищу будем в одном двадцатипятилитровом казане и на чугунной сковороде. Оценив вес и объём приготовленного к переброске груза, и как это будет крепиться на лошадиных спинах, да прибавить к этому оружие и доспехи, понял — без санок не обойтись. Пришлось покупать. Собрав и упаковав все необходимые вещи, я вновь оказался в средневековье.