Капитан Филибер

В ярких фесках и чалмах. В душном трактире невольно загрустишь Над письмом любимой той. Сердце забьется, и вспомнишь ты Париж, И напев страны родной…

«Красная площадь», старый боевик – про таких же точно дезертиров, как те, что умирают сейчас под перекрестными «тире». Киношным повезло больше, перековались в бойцов Рабоче-Крестьянской, успели. Там и пели забытую песню. Не всю, только один куплет. И то странно, что разрешили. Автор в лагерях сгинул, и слова какие-то непролетарские…
– В путь, в путь, кончен день забав, В поход пора. Целься в грудь, маленький зуав, Кричи «ура»! Много дней, веря в чудеса, Сюзанна ждет. У ней синие глаза И алый рот.

И снова услышали, и снова отозвались. Не мы – весь поселок. Слева, справа, сзади – «Ура!» Громовое, страшное, до самого неба, чтобы оттуда – эхом. Послушать – не батальон Лихачевку берет, полк. Усатый дед Шульга предложил гонцов по всем дворам разослать, чтобы вышли на улицу, чтобы «Ура!» во всю глотку, чтобы до костей пробрало несостоявшихся бойцов РККА.

И опять эхо. Знакомое такое.
– В плясках звенящих запястьями гетер, В зное смуглой красоты Ты позабудешь, приятель Филибер, Все, что раньше помнил ты. За поцелуи заплатишь ты вином, И, от страсти побледнев, Ты не услышишь, как где-то за окном Прозвучит родной напев…

Это – справа, за Вавилонской башней водокачки. Командир Максим Жук ведет своих земляков. Обещал, что еще полсотни соберет, с оружием, со всей выкладкой. Запасливый они народ, шахтеры!
– В путь, в путь, кончен день забав, В поход пора. Целься в грудь, маленький зуав, Кричи «ура»!..

«Маузер» модели 1910 года давно в руке, но стрелять еще не по кому. Темнота исчезла, однако неверные вспышки выстрелов не дают разглядеть цели. Нет их, целей! Большинство в вагонах, наверняка лежит пластом, дергаясь под падающей со всех сторон древесной трухой. Те, что на станции, за каменными стенами, пытаются огрызаться, но нас им пока не видно, лупить же по стальной «таньке» себе дороже. На улицу не выскочишь, с водокачки здание как ладони.

И куда выскакивать? «Ура!» со всех сторон, не жалеют глоток товарищи шахтеры. Собаки тоже стараются, насиделись, бедные, взаперти. Одна у Полупанова надежда – сунемся мы дуриком к станционном входу, к запертой двери, там нас и встретить можно будет. Поди, и пулеметы унтер припас, и гранаты. И телеграф цел, наверняка уже вовсю стучит, подмогу кличет.

Пора ставить точку. Сейчас, еще до рассвета, пока не опомнились, не дождались помощи от Антонова… Впереди перрон, выбитое осколками асфальтовое покрытие, но мы не спешим, нельзя, сначала нужна точка, точка, точка!..

Я поглядел в сторону черного силуэта бронеплощадки, вновь помянул Хивинского…

…И небо рухнуло.
– Смуглая кожа, гортанный звук речей Промелькнуть во сне спешат. Ласки Фатимы, и блеск ее очей, И внезапный взмах ножа…

Упасть не упал, просто сел на холодную землю. Песня теперь звучала еле слышно, шепотом, пробиваясь через звонкие удары пульса. А где-то сбоку уже гремело,