Стая

– Не бойся, милая. Сейчас будет весело.

– Весело?

Ираи недоумевает над моими словами, но тут раздаётся громовой хохот толпы, и она ахает от удивления, потом, не разрывая моих объятий, разворачивается ко мне, становится на цыпочки и целует меня быстрым поцелуем, потом спрашивает:

– А что ты им велел?

– Мышей наловить. И побольше.

– Мы-шей?!

Я киваю с самым серьёзным видом. И молодая женщина вновь восклицает:

– Фу, какая гадость! Зачем они тебе?!

– Военная хитрость, милая.

Ираи снова меня целует, хотя знает, что это чревато последствиями. И они не заставляют себя ждать. Постель гостеприимно распахнута и вновь принимает нас в свои объятия… Наконец не выдерживают наши желудки, и мы плавно перебазируемся за стол, который накрыт моими военными поварами. Впрочем, готовить они умеют не только кашу, но и изысканные блюда. Причём из того минимума, что имеется на складе. Что мне нравится в женщине – она ничуть не смущается, а весела и довольна. Её великолепное тело едва прикрыто тканью, практически ничего не скрывающей от моего ласкающего взгляда. Едим, потом всё же приходится прерваться, хотя и не хочется, – из-за двери я слышу голос Стора, моего начальника штаба, и снова надо заниматься делами войны. Эта тварь никак не желает успокоиться. Договариваемся о ночи, и я с огромным сожалением оставляю досу дель Спада…

– Что у нас?

– Часть списков подана, и наши люди уже приступили к выдаче продовольствия жителям города.

– Отлично.

Я действительно доволен, что так легко удалось захватить не самый маленький город. На данный момент он послужит нам некой отправной точкой в разгроме рёсской армии. Потому что если их будет больше десяти тысяч, а ведь точно будет, то это уже не отряд, а армия. К тому же мамонты, всадники, осадные орудия и пехота. Куда же без неё?

– Что насчёт мышей?

Марк машет рукой, он тоже, как и все остальные, не понимает, зачем мне это.

– Несут, как ни странно. Уже сотни две есть.

– Мало. Нужно как можно больше, желательно – бочек десять. Больших, разумеется.

Глаза младшего лейтенанта округляются, но он воздерживается от комментариев. Хорошая вещь – субординация!

– Льян выслала разведку?

– Десять человек. Остальные работают в городе.

– Есть успехи?

– Есть, – слышу её голос, и, словно призрак, рёска появляется передо мной. Взгляд сердитый, даже злой. С чего бы?

– Пока вы, сьере капитан, мышей решили ловить, мы работали!

– Льян! Не забывайся! Потом ещё спасибо скажешь этим серым хвостатым, поверь! Ладно, собирайте всех в зале.

– Где?

Стучу ногой по каменному полу:

– Здесь, внизу. Всех старших офицеров. Помните, как представлялись? Точно таким же составом.

Один из людей Рорга, идущих за моей спиной, убегает, а мы спускаемся в зал, где стоит большой стол.

– Карту окрестностей, – протягиваю руку, и, словно по волшебству, в ней возникает свиток.

Расстилаю на столешнице, затем показываю рукой, пока девушка и офицер держат края листа.

– Смотрите сюда. Видите поле?

Кивают.

– Вот здесь всё и решится.

Марк всматривается и морщит лоб:

– Очень неудобная для нас позиция. Рёсцам будет достаточно места, чтобы развернуть боевые порядки.

– Именно. Поэтому я и хочу провести сражение именно здесь, чтобы те не заподозрили подвоха. Так сказать, подыграть противнику. Точнее, он будет так думать. А мы сделаем свой ход. И не такой, которого от нас ждут.

Оба выпрямляются, и карта вновь сворачивается в трубку.

Велю слуге:

– Подай нам натты.

Тот убегает и спустя минуту возвращается с подносом, на котором дымятся ароматным настоем кружки.

– Присаживайтесь, сьере, доса…

Устраиваемся за столом, пьём напиток, ожидая, пока явятся остальные… Когда появляются все офицеры, снова раскладываем карту, и я довожу до сведения всех свой план.

…Я смотрю на заваленное трупами людей и туш мамонтов поле, слышу крики солдат, которые сгоняют пленных в кучи, короткие вскрики добиваемых штыками раненых, смахиваю со лба пот. Вот и всё. Двадцатитысячная группировка солдат Рёко полностью прекратила своё существование. Позади четырёхчасовой бой, кровопролитный и жестокий. Впервые среди моих подчинённых есть убитые и раненые. Потеря даже одного бойца для меня существенна. А их достаточно много. Четыреста тридцать семь убитых, тысяча двести получили ранения разной степени тяжести. И что с того, что у рёсцев почти двенадцать тысяч людей уничтожено, шесть тысяч ранено и они умрут и почти две тысячи взято в плен? Империя Рёко велика, и такие потери для неё приемлемы. А вот нас, фиорийцев, куда меньше. И гибель каждого из граждан Фиори аукнется нам в будущем ещё не раз. Впрочем, угнетённое состояние, как я вижу, только у меня. Все остальные, начиная от последнего обозника и кончая высшими офицерами, сияют усталой радостью. Ведь мы победили противника вчетверо сильнее и больше себя. До этого ничего подобного не случалось за всю историю существования планеты.

В реальности это была бойня. Самая настоящая. Как я и рассчитывал, при появлении мамонтов, оказавшихся куда крупнее, чем их земные собратья, я приказал выпустить мышей. Их нам натащили очень много, больше, чем я рассчитывал. И серые грызуны не подвели. Тогда животные и обезумели – мыши серым ковром покрыли землю, метнулись в разные стороны, но с нашей стороны дымило множество костров, и вся мелюзга устремилась к рёсцам. Покрытые шерстью громадины, которых перед сражением опоили какой-то гадостью, сразу слетели с катушек. Дикий рёв, невероятные для подобной массы прыжки – и звери круто бросились назад, ничего не соображая от страха, врезаясь в плотные ряды пехоты и конников. Ну а что сделает животное весом почти в пять тонн и высотой в шесть метров, встретившись с людьми, особенно когда оно напугано до смерти? Правильно, растопчет. К тому же одурманенные звери, почуяв кровь, полностью потеряли всякое соображение и набросились на своих хозяев, невзирая на все попытки погонщиков привести их в чувство. Правда, и людей, управлявших мамонтами, практически не осталось, для снайперов они были приоритетной мишенью. Рёсцам ничего не оставалось, как вступить в бой со своими же животными, и это сражение они подчистую проиграли. Ну а дальше как обычно: стрельба в упор, грохот орудий и, под занавес, каменная лавина, обрушенная при помощи заранее заложенных мин. Часть беглецов погибла, остальные встали на колени и сложили перед собой руки крест-накрест – такая здесь сдача в плен.

Нам вновь достались обоз, припасы, оружие и доспехи. Но ограничиться мышиной атакой нам не удалось: часть конницы, которую мамонты проигнорировали, ударила нам с левого фланга и смогла прорваться к нам вплотную. Началась рукопашная. И я повёл свой резерв, двести человек, в бой сам…

Получил удар мечом, который располосовал мне мышцу на руке, хвала богам, на левой. Метко пущенный нож свистнул возле уха, задев его кончик. Так что отделался сущей ерундой. Да и солдаты не подкачали… Словом, тысячный отряд конницы мы вырезали подчистую. И именно тогда и произошли наши потери. Всадники Ымпа умели воевать и ели свой хлеб, точнее рис, не зря. Тем не менее в Тирос мы вернулись победителями, пригнав пленников в город. Даже несмотря на потери, я не хотел убивать пленных, идя против приказа Неукротимого. На меня косились офицеры, но я немедленно отправил донесение императору при помощи голубиной почты. Нам требовались рабочие руки на строительстве крепостей, дорог, мостов, на рудниках и копях. Зачем терять деньги, отвлекать людей, которые могут встать под ружьё, когда есть бесплатные пленные? Спустя сутки пришёл ответ: Атти согласился с моими доводами. Поэтому рёсцев убивать не стали. Ещё через неделю пришли подкрепление и спецотряд, который и угнал захваченных в плен солдат Рёко куда-то далеко в глубь Фиори. Тяжелораненые остались в Тиросе. Неукротимый расщедрился, прислав пополнение больше, чем у меня выбыло, и я двинул свою группировку дальше к границам Фиори, освобождая её землю от ренегатов и оккупантов. Естественно, распрощавшись с Ираи. Слёз не было. Хотя расставаться нам обоим было тяжело. Долг звал меня вести армию дальше, а молодая женщина прекрасно осознавала, что ей не позволят выйти замуж второй раз уцелевшие родственники с обеих сторон, а мне повести под венец бывшую предательницу – император. И утром, после бессонной ночи, она стояла в окне, махая мне платочком на прощание.