Хроники Вернувшегося. Книга I (СИ)

— Полсотни-четыре, здесь Хаб-центр! — внезапно ожила рация после очередного вызова: надо же, услышали все-таки, а мы уж сворачиваться думали — Слышим слабо, подтвердите прием.

— Я, полсотни-четыре, прием подтверждаю.

— Принято! Конвой пять-четыре, ваша миссия имеет в составе Александра Жарова? Код Альф-сотня-девять?

— Подтверждаю, Жаров у микрофона. — Услышав кодировку, я удивился — "почта" нас все-таки обогнала, надо же. И не просто обогнала — нас кто-то из региональных лидеров нового Хабаровска воспринял всерьез то, что было написано про лабораторию и нашу цель. — Код Альфа — девять-шесть-два-восемь-ноль.

— Принято, полсотни-четыре. Вы попали в буран?

— Подтверждаю, Хаб-центр.

— Стойте на месте, у нас легко сбиться, высылаем группу сопровождения и заправщик, подтвердите прием.

— Группа и заправщик идет за нами, местоположение не менять, принято. — Повторил я, быстро прикидывая варианты — ждать, или это наоборот — хорошее предупреждение об опасности встречи с местными военными властями. Разделять машины очень не хотелось — опасно, но, видимо, придет…

— Отлично, полсотни-четыре. — Прохрипел через помехи голос связиста. — Передаю микрофон лицу, которое может подтвердить запрос…

Голос Хабаровска-центрального на десяток секунд стих — а когда раздался, у меня сердце чуть не выпрыгнула из груди… по крайне мере, мне так показалась. Этот голос я бы узнал из десятков тысяч, и никакие искажения мне не помешали:

— Папа, привет! Наконец-то ты добрался. — Юный женский голос изобразил такой знакомый смешок и уточнил. — Если ты меня еще не узнал, то напоминаю — я твоя дочь, Юля. И я тут тебя уже почти полгода жду!

7

Я слушал дочь и натурально хренел! Я сказал, что мои похождения были… эм, одним словом — эпичными? Да нихрена! Обычная такая заурядная прогулка — еще и неторопливая к тому же на фоне истории Юлии Жаровой. Ну, детки… блин. Начать с того, что в отличии от меня старшенькая имела доступ к телефону — и смогла воспользоваться им по полной, пока не началось. Номера и контакты директората и одного из учредителей ООО "Системы Безопасности" были записаны у меня на "облаке", пароль к моим файлам дети заучили наизусть — не смотря на то, что старость мне в ближайшие десятилетия не грозила, бессмертным себя считать было слишком смело, и я сделал все, что бы мои наработки и все, что я восстановил по технологиям "того" мира оказалось, в случае чего, в доступе у наследников. Это не считая знакомств самой старшенькой — все-таки формат общения управляющих директоров "Систем" подразумевал общение семьями: корпоративные меры лояльности и все такое. За оставшиеся полчаса до конца света девочка — а тогда кнопке было всего двенадцать! — совершила настоящий, без всяких кавычек и "приписок" Подвиг: успела не только предупредить, но и убедить включить в здании главного офиса учебную "воздушную" тревогу, сгоняя людей в бункер под зданием. Девочка. Двенадцати лет. Как?!

— Но я же твоя дочь, папа! Ты сам рассказывал, как отжигал в свои двенадцать…

— Биологические двенадцать! И у меня был за спиной клан — по крайне мере, его репутация!

— Ну-у… я тут тоже воспользовалась… твоей репутацией…

Я подумал… и уточнять не стал. Нафиг, нафиг, и так во время рассказа меня трясло, как не трясло даже привязанным к столбу, обложенному облитым бензином хворостом — поверьте, даже зная, что закончилось все более-менее хорошо (дочь цела и рядом) слушать, как твои малолетние дети с ежеминутным риском для жизни пытаются что-то сделать в разверзшемся аду апокалипсиса… По крайне мере, врагу я не пожелал бы выслушать подобный рассказ. Тогда, когда мне удалось добраться до нашего порядком разоренного дома и узнать, что семья хотя бы выжила в самом начале рукотворной (или чем там творили иномиряне) катастрофы, но навести справки или найти хоть какие-то нити, ведущие к ним, не получается, просто приказал себе думать, что они "где-то в безопасности вдали от городов". В конце-концов, действительно помочь им я мог только одним образом — прекратить всю долбанную хрень, что развернулась на нашей планете: пока окты свободно разгуливают в остатках наших городов а небо может взять и упасть нам на головы еще раз, все остальное будет просто не слишком убедительным паллиативом: безопасных мест теперь просто нет.

Да, на второе лето стало казаться, что не смотря на все предыдущие беды, мы — выкарабкаемся: людей и оружия осталось еще много, удалось даже сделать посевы на дальних полях (октов они не интересовали) или на спешно расчищенных ранее не используемых участков — в лесах, в степи… Надо только выбить ублюдочных восьминогих тварей из городов и заводов, запустить захваченные электростанции, восстановить газо- и нефтепроводы… Ну а жить под дамокловым мечом "Потолка" — что ж, не падает, и ладно, можно привыкнуть, и вообще — есть же учение, разберемся… Н-да. Я знал, что в "каноне" не получилось "разобраться" — в графической новелле Ежова людей оставалось как минимум на порядок меньше, техническое развитие скатилось уровню сороковых годов двадцатого века, а редкие уцелевшие образцы технологии предков смотрелись натуральными артефактами, вроде танка Т-100 найденного командой "Воинов последней надежды" в боксе длительного хранения… и только застряв между Ижевском и Е-бургом на год понял — почему. Окты. Можно истребить народ, популяцию, даже вид живых существ — о, если знать как, не проблема! Просто потому, что вид, популяция, народ — множества конечные. Нужно просто убить их — всех. Но окты… окты не кончались. А еще противник наконец продемонстрировал, что у него есть кое-что кроме стандартных, уже хорошо изученных базовых платформ.

— После того, как "Потолок" поднялся, все с твоей работы поверили в мое "предсказание". — Юлия, еще недавно вертевшаяся вокруг меня с совершенно детской радостью сейчас выглядела другим человеком — я едва узнавал дочь, так серьезно ее лицо меняло выражение лица. Выражение лица взрослого человека, прошедшего сквозь огонь и воду. — Даже предлагали отправить за тобой отряд, но я их отговорила: через два дня должны были появится окты, я хорошо помнила твой рассказ, папа. Мы… я не знаю, как все это было организовано — такая анархия, улицы завалены трупами в прямом смысле, прямо по ним едут редкие машины, кто-то не стесняясь выворачивает карманы, видела, как два подростка что-то не поделили и один выстрелил в другого в упор! Не меняясь в лице, даже бровью не повел! Я была с дядей Олегом*, он приехал за мной с двумя подчиненными… на старом ГАЗе, который ручкой заводил. Мама плакала, все хотела забрать из дома то, это — но мы забрали только ее драгоценности и твое оружие. Потом долго ехали — то по дорогам, но чаше — прямо через поля, только один раз сунулись в какой-то город, там я улицу и увидела. Я… мне казалось — это все ненастоящее, это игра, вроде той Такамии, про которую ты мне рассказывал, а я воображала. Мать впала в ступор, даже Юрку проняло, но он старался, держался — ради нас. Все время хотелось плакать — но я просто не могла… Потом уснула — а, проснувшись, уговаривала себя, что сейчас еду в нашей машине, вот открою глаза — и все вокруг нормально, что не было ничего, все приснилось… только верить в это надо сильнее! А потом… глаза открыла — а вокруг все… все такое. Руины мира…

[*Дядя Олег — имеется в виду наставник по боевым искусствам Юлии Жаровой, тот самый мужик, которому она в пять лет "пробила солнышко"]

Дочь смотрела мимо меня сухими, невидящими глазами — все настолько врезалось ей в память, что она сейчас могла пересказать все подробности, чуть ли не количество веток на кусте во время одной из редких остановок.

— Мы, прямо по полю подъехали к поезду — странном такому. Пассажирские вагоны вперемежку с грузовыми, меньше десятка и несколько старых-старых тепловозов в начале и в конце. Потом дядя Коля сказал, что они реквизировали то, что успели с разъездных путей предприятий — там часто техника дорабатывается, пока не сломается совсем. В них электроники не было, управлялось все вручную. А дядя Олег все сокрушался, что без него не съездили к путям вечной стоянки бронепоезда — там можно было снять пару вагонов… Прямо на стоянке на локомотивы приваривали железные листы — это было так странно. Нашу машину по доскам закатили прямо с края насыпи на платформу в конце поезда — после последнего тепловоза — и мы поехали. Много раз останавливались, дважды пути были разбиты сошедшими с рельс составами — кого Потолок придавил прямо в движении — но повезло, один из двух путей был цел. Помню, наши тепловозы отцепили и сталкивают лежащие прямо поперек путей вагоны… Меня приглашали на некоторые советы — может, вспомню чего-то еще: одно купе, набивались по восемь человек, я на третью полку всегда влезала. Дядя Женя и дядя Саша все сокрушались, что библиотеку некуда было впихнуть — она сама столько занимала, сколько в поезде вагонов. Справочники, учебники — оказывается, Александр Михайлович, тот, который учредитель, их коллекционировал… "никогда не доверял я компьютерам" — как он мне тогда сказал. Потому он мне и поверил — спрятался со всеми и уцелел. Знаешь, они все… я помню, как мы с ними встречались — всегда такие степенные, костюмы сидят идеально, даже если это "неформальный пикник" — даже джинсы выглажены стрелкой! И сейчас они были сами на себя не похожи — напряженные, резкие… и как будто по десять лет сбросили! Мы чуть-чуть не успели — окты полезли прямо перед въездом в Уральский тоннель… Почему поезд вообще собрали? Я рассказала, что октов будет много там, где много городов и людей — чем больше построек, дорог, домов и улиц — тем больше. И директорат со своими знакомыми решили пробиваться в Сибирь — там треть сибиряков была, были еще с ними несколько человек с погонами — кто уцелел из московской Службы. Кого-то еще по дороге подбирали — и как только влезли… И вот тоннель — около входа эти твари, с десяток. И никто не знает, что внутри — железнодорожники разбежались или сами не в курсе. И тут Олег Степанович встает и говорит: "надо рискнуть. Останемся — все тут и ляжем. Пока еще возможно — пока их мало." И поезд пошел… Тьма, клубы дыма, запах горелой солярки — и автоматные очереди! Поезд буквально ползет — что бы не наехать ни на что сходу, вдруг — поезд внутри стоит или вообще с рельс сошел. Потом я узнала, что вперед и назад вытащили по РПК — я тогда на слух их не отличала… И только когда вагон вышел на дневной свет — я смогла разжать руки…