Чёрный менестрель (СИ)

Вернёмся, однако, в «Розовую пиранью». Не в меру драчливый собутыльник Израиля Натановича Захермана его отношение к хоккею не разделял. Хоккей, как, впрочем, и многое из того, что считалось «не кошерным» среди посетителей «Розовой пираньи», он любил. Даже больше. Степан Григорьевич Голушко в детстве, как и многие мальчики младшего школьного возраста, мечтал стать как минимум Третьяком.^{[Владислаав Алексаандрович Третьяяк — выдающийся советский хоккеист, вратарь, тренер, государственный и политический деятель.]}

Возможно, жизнь Степана сложилось бы совсем по-другому, если бы не его мать, которая считала, что её дорогой сыночек просто обязан стать очередным Нуриевым.^{[Рудольф Хаметович Нуреев — артист балета и балетмейстер, солист Лениградского театра оперы и балета им. Кирова.]}

Любовь матери Степана к балету была фанатичной. Ещё не успевшего научиться читать и писать Стёпу отдали в балетную школу. Закончил её он блестяще, но вот с карьерой вышел «облом». Приехав в Москву, он легко поступил в Большой театр, но солистом не стал – в Москве были танцоры и получше, так что он осел в кордебалете…^{[Кордебалет — ансамбль танцовщиков и танцовщиц, исполняющих в балете, опере, оперетте, мюзикле массовые танцевальные номера.]}

Несчастный украинский парень так и остался бы в задних рядах кордебалета, если бы не два момента. Во-первых, приехавшему с «самостийной Украины» Степану Григорьевичу, как и большинству из кордебалета Большого, хронически не хватало денег. А во-вторых, мать Степана очень хотела видеть его по телевизору, благо наша история случилось ещё до того, как власти «ридной нэньки» поотключали все российские каналы на своей территории, точнее, запретили их озвучивать на «имперской мове»…

Знакомство Степана с уже известным нам Изей Захерманом произошло благодаря тому, что выписку Изи из больницы решил «поприветствовать» его «личный рок». Об этом он узнал, читая в Интернете на Иудея.ru статью, где было расписано, как «героический» Захерман надавал по шее ему и ещё пяти скинхедам, и только численное превосходство бритых антисемитов стало причиной отправки выдающегося сына самого демократичного народа на больничную койку. Возможно, Степняк и не отреагировал бы так остро на подобные измышления, но в той статье его назвали «бритоголовой сволочью», и это при том, что его шевелюре завидовали все студентки третьего курса инженерного химико-технологического факультета РХТУ им. Д.И.Менделеева. Участь Израиля была практически предрешена, однако, на свою беду и на счастье авторов и читателей данного произведения, как раз в этот же день и час в первую градскую приехал сдавать за деньги кровь Степан Голушко.

Нужно признать, что заступаться за Изю Степан полез только потому, что Степняк ударил доблестного сына украинского народа; тот факт, что он ударил Голушку Захерманом, который имел к тому времени «бледный вид и тонкую шею», существенной роли не играл. Опустим подробности, скажем только, Степняку в тот день не повезло – он заменил на больничной койке Изю, а Степан Голушко и Израиль Натанович отправились отмечать свою победу в небольшое кафе неподалёку…

Именно в этом, теперь уже не существующем кафе, Израиль и объяснил Степану, что нужно делать, чтобы мать увидела его на телеэкране. Искушение для сына «самостийной Украины», родившегося во Владимиро-Волынском, что в двадцати километрах от польской границы, было слишком велико. Именно тогдашнее его решение привело Голушко в «Розовую пиранью».

Пока официантка меняла кружки с пивом на рюмки с водкой двум постоянным посетителем «Розовой пираньи», в проходном дворе неподалёку Виктор Степняков, известный среди столичных скинхедов под кличкой Степняк, помахивал в нетерпении бейсбольной битой и слушал в компании своих товарищей напутственное слово отца Иоанна – одного из самых радикальных деятелей движения против нетрадиционных сексуальных меньшинств.

Крик «бей пидоров!» раздался именно в тот момент, когда Степан с Изей уже встали из-за стола, но ещё недалеко отошли от него к тому помещению, посещение которого необходимо не только любителям пенного янтарного напитка, хотя им необходимо особенно. Голушко и Захерман недоумённо переглянулись и посмотрели назад, в зал. Там уже кипел бой. Постоянные посетители, несмотря на свою камуфляжную форму, прятались под столами, которые, увы, не могли служить защитой, так как были стеклянными и разлетались на тысячи осколков под ударами бейсбольных бит скинхедов. Степан Голушко хотел было схватить любой предмет, который подвернётся под руку, желательно потяжелее, и броситься в гущу сражения. Но его «любовница» Изя Захерман с душераздирающим криком буквально втолкнул его в двери туалета. Захлопнув двери «ватерклозета» за собой, Изя схватил оставленную уборщиком швабру, которая вместе с ведром стояла справа от дверей, и, просунув швабру в ручку двери, заблокировал вход в туалет.

— На пару минут хватит, — с чувством облечения то ли громко простонал, то ли вскрикнул Изя.

— Не уверен, — мрачно ответил ему Голушко, увидев, как двери в туалет буквально содрогаются от ударов. А услышав за дверьми крики: «пустите-помогите!» предложил:

— Может, откроем?

—Ни-за-что! — проревел Захерман, и даже бросился спиной подпереть двери.

В ту же секунду, стук в двери туалета прекратился, а крики полные ужаса, сменились воплями, полными боли. В двери туалета снова начали ломиться, но уже с другими намерениями.

— Закурить есть? — флегматично спросил Голушко у Захермана.

— Да, есть, но только травка, — ответил тот.

— Тогда не стоит, — всё также флегматично констатировал Степан и предложил:

— Ну раз ты такой жуткий пацифист и не желаешь драться, то не пора ли нам отсюда валить?

Изя, конечно, с удовольствием согласился бы с данным предложением, но так как он посещал данный клуб дольше, чем его флегматичный собеседник, то точно знал, что выход из заведения, где они находились, есть только один, и он находится там же, где и вход, куда упорно ломились скинхеды. Поэтому молодой Захерман, отойдя от двери, достал «косяк» с чуйкой и закурил.

— Ты что, не собираешься бежать? — с некоторым удивлением в голосе спросил Голушко.

— Куда? — с полной безнадёжностью в голосе, ответил ему Изя, протягивая косяк.

Махнув рукой, как бы говоря «семь бед один – ответ», Степан затянулся. Всё что впоследствии произошло, навряд ли могло случиться, если бы «трава» была «беспонтовой», но она таковой не была. Примерно на третьей затяжке Израиль вспомнил древний каббалистический ритуал «перенесения в землю обетованную» и решил, что если куда и «мотать», то в Израиль. Голушко, правда, после четвёртой затяжки, решил принять участие в «интересном эксперименте» и даже пожертвовал «для прогресса и науки» случайно оказавшиеся у него свечи из Икеи.^{[Имеются ввиду так называемые греющие свечи высотой в 1.5-2 сантиметра в металлической оболочке.]}За неимением мела пентаграмму на полу чертили чёрным маркером…

Никто не смог бы ответить, почему: то ли свечи и маркер были «не кошерные», то ли Изя что-то напутал с заклинанием, но, когда двери в туалет распахнулись под яростным напором скинхедов, чёрная, напоминающая торнадо, воронка, образовавшаяся в центре пентаграммы, унесла наших героев в края не только далёкие от «земли обетованной», но и не имеющие вообще никакого отношения к государству Израиль.

Глава 2

 Когда Степан Голушко очнулся, он лежал на спине в зарослях папоротника. На его животе тихо постанывал Изя.

— Моя голова, — простонал Степан, пытаясь встать.

Изя ему ничего не ответил – он был ещё в обмороке.

— Где я? — недоумённо спросил Голушко сам у себя, когда после нескольких попыток ему всё же удалось подняться на ноги.