Каюр (СИ)

   Приходилось напрягать связки, перекрывая гул и вибрацию. Но он сегодня что-то разговорчив был.

   - Раньше иначе было. И снилось, и любил сущее, - говорил, почти кричал со своего места Каспар, очевидно в продолжение темы, начатой по пробуждении. - А сейчас отвращение и тяжкая злость. Словно я в одно из воплощений не в тот мир попал. И не могу выпутаться из этой сумрачности. Ибо каждое последующее ввергает меня во все более испорченное состояние. Ведь говорят же... - он перевел дух. - Ведь утверждают, что будто бы там мы пребываем в квантовом мире, а воплощение является редукцией квантового состояния - моего, личного - или всей системы моей, называемой вселенной, к классическому. Не исключено, что это совсем не тот мир, из которого я когда-то впервые ушел, а? Как проверить? Поверить чем? Личность по возвращении меняется? Или меняется мир, в который возвращаешься после трипа? Кому претензии предъявлять? Себе? Миру?

   "Возможно, весь феномен редукции сводится к реакции духа на плоть..., - подумал, помнится, я. - То есть дух по воскресении отягощается плотью со всеми ее атрибутами - ртами и жопами, болезнями и усталостью, ленью и дискомфортом... приведение к классическому миру с его причинно-следственными связями... упрощенно-привычному... рациональному... - плавало у меня в голове. - Нет, как-нибудь позже...", - решил я, ибо сформулировать мелькнувшую мысль, обратить ее во внятное высказывание именно сейчас, на высоте 2000 метров и скорости 200 км/час, при тряске, грохоте и выкриках Каспара я был не способен. К тому же меня больше интересовала предстоящая встреча с реальным миром - понятным, уютным, классическим - по которому соскучился за прошедшие сорок дней.

   - ... и таким образом, моя смерть является причиной моего рождения! - кричал рядом Каспар, еще более напрягая голос. - Вернее, причиной этого мира, в который я снова попал. И из которого могу выбраться, лишь убив себя в нем. Разорвать этот порочный круг...

   Он все более возбуждался. Наверное, принял что-нибудь. Я догадывался, что в лазарете он к достижениям химии доступ имел, и после пары колес становился суетливо-болтлив. А принимать он и при мне не стеснялся, хотя, что именно - от меня таил. И тогда версии происхождения мира и своего места в нем становились для него особенно актуальными. Может, вся философия родилась из маковой росинки, как-то отшутился он в ответ на мои упреки.

   - Можно себе представить, что время - это движение света. И между девяносто пятым и девяносто шестым днями рожденья прошел не год - свет. И пока пучок света не остыл, пока он не погас, пока этот свет светится, я могу отправиться вдоль него в прошлое и кое-что в нем изменить. И это изменение в свою очередь изменит меня настоящего.

   - Черт, мне же сегодня девяносто шесть стукнуло! - спохватился я, невольно вскочив, но самолет тряхнуло, и я снова присел.

   - И мне! И мне! - еще громче вскричал Каспар. - Мне кажется, я и проделал это только что. Вернулся в прошлое. Словно стрелочник передвинул стрелки, и время пустилось вспять. Чему подтверждением стойкое ощущение дежа вю. Как будто я его заново проживаю. Как будто конечный результат уже есть.

   Он вскочил, ухватившись за перегородку, забегал по грузовой кабине, придерживаясь за борта. Потом опять сел. Казалось, что его возбуждение и биплану передалось, который еще сердитее и неистовее задребезжал.

   - Ты принял лишнее, - сказал я.

   - Да, чувствую в себе лишнее прошлое. Которое пока что будущее для нас. Я знаю, что дальше будет так же верно, как если бы оно было уже. Мы приземлимся за огородами, на такси доедем до города, прошвырнемся по барам и бабам - развлечения, пиво, женщины. Потом явимся по месту службы, как предписано, через два дня... Ты извини, брат, но я должен что-то предпринять, чтобы исправить ситуацию. Повернуть ее. Ведь не зря же я вернулся по световому лучу.

   Он мог предпринять в таком состоянии все, что угодно. Например, десантироваться. Он как раз, не вставая с места, ковырял запоры пассажирской двери.

   Я прокричал:

   - Послушай, не делай глупостей! Погоди!

   Он таки приоткрыл дверь. Наверное, в свое время через нее сбрасывали грузы жителям малых земель или выпрыгивал пожарный десант.

   - Нет, брат, и годить нечего! И кстати: я у них на вооружении больше не состою!

   Он смял и выбросил в дверь удостоверение и выписные бумаги.

   Из динамиков донесся голос пилота:

   - Эй, там! Насчет всяких отверстий! Не открывать! Не соваться! Да и вообще держите руки в карманах, бля. А то катапультируюсь, и летите сами, как знаете.

   - Как исправить? Слушай сюда. - Каспар подсел вплотную ко мне, приобнял, я поежился. Попытался стряхнуть его руку, но он цепко держал меня за воротник. - Вот ты все по белому ходил. Как невеста - в невинности и неведении. Как шахматный слон, что воли своей не знает. А ведь боженька нас, кроме всего прочего, чем человек славен, свободой выбора одарил. Помнишь Вазелина? Этот клерикальный неформал сейчас в Нагорную каторгу препровожден. Он говорил бывало: черное тоже необходимо для гармонии... Тоже, мол, Божий путь, устланный человечеством.

   Я достаточно устилал собой путь человечеству и в ближайшее время рассчитывал на некоторую передышку.

   - Все по белому да по белому... - бормотал он. - Все по белому да по белому - а давай прошвырнемся по черному? Сделаем ход конем. Взять и ступить белой ножкой с белой клетки на черную. Погулять по черному полю. Вот лузеры, чей образ жизни на образ смерти похож... Они говорят, что с черного поля возврата в белое нет. Мол, гуд переходит в бэд и никогда не бывает обратно... Вот и проверим, есть ли этот самый возврат. И так ли образ смерти убог, как его малюют.

   - Может все-таки сначала по барам... - пробормотал я, еще не понимая, насколько всё у него серьезно.

   - Значит, сделаешь выбор недобровольно, - сказал он. - Я его сделаю за тебя. Так что вали все на меня, как скоро пред Судией предстанешь. Я, конечно, имею в виду дознавателя из депо.

   Я вновь шевельнул плечом, но его рука только крепче в меня вцепилась, а в шею что-то впилось. Я вскочил, успев оттолкнуть Каспара. Тот лениво окатился в сторону и даже вставать с полу не стал, глядя на меня насмешливо, лениво ожидая последствий.

   - Внимание, на борту! - раздалось из динамика. - Кончай раскачивать воздушный корабль, затейники!

   Самолет встряхнуло на одной из воздушных ям.

   - Что ты принял, Каспар? - спросил я, еле ворочая языком.

   - А хрен его знает. Вот, написано: drug. - Последнее слово он произнес в русской транскрипции. - Ну, думаю, давай дружить.

   - И что это всё значит?

   Но произнести это уже не удалось. Речевой центр оказался заторможен. Ноги подкашивались, я опустился на принайтовленный тюк, отметив, что левой рукой держусь за горло, словно мне душно или вот-вот стошнит.

   Дыхание, однако, было.

   Каспар встал. Закинулся еще drug"ом.

   Я попытался приподняться, но двигаться уже не мог.

   - Хватит дергаться, полупокойник. Я тебе "клемантинку" вколол.

   Безумная оная "клемантинка", по отзывам специалистов, вначале тебя обездвиживала, а потом давала устойчивый параноидальный бред.

   - Считай, что тебя уже нет почти, - бормотал Каспар, возясь у двери. - Что умер с этого уровня. Удрал. Удрапал. Ударился в бега.

   Я полулежал, привалившись спиной к обшивке, ощущая содрогание самолета хребтом. Слышал гул, голос Каспара, однако пошевелиться не мог, пребывая в полной беспомощности.

   Язык вдруг сделался толст, словно сельдь во рту, которая к тому же протухла. И не повиновался мне, хотя вопросы были. Их становилось все больше.

   - Не дрейфь, брат. Человеком движет тайная страсть к миру иному. Вместе пойдем, что нам в телесной тесности? Я могу и один, да что-то без друзей скучно. Каюром буду тебе, чичероне по черному. Реальная представа с эскортом, а не гоп-скачок на дурнячка.