Два мира. Том 2 (СИ)

Салазар хмыкнул.

— Хорошим, — сделал акцент он. — Не прекрасным, не исключительным, не великим.

— Не цепляйся к словам!

— В словах заключается сила.

— Сила — в человеке, — произнёс Хагоромо, и все повернулись к нему, кроме Кандиды, полностью поглощённой некими записями в потрёпанном свитке. Пенелопа, как раз наполнявшая его кубок, обратила на Мудреца искренний, полный надежды взгляд.

— Магия, ты хочешь сказать, — поправил Годрик, победно глядя на Салазара.

— Нет, — всё тем же ровным тоном возразил Хагоромо. — Внутренняя сила. Есть бессильные маги и могучие простецы — я видел таких в своей жизни, как, уверен, и вы.

— Я видела, — согласилась Пенелопа, улыбаясь. — Когда я была ребёнком…

— Ты сейчас о силе души? — Годрик смотрел на Хагоромо. — Она важна, не стану отрицать — однако не важнее реальной силы, — он кивнул на свою палочку, лежавшую рядом с кубком. — Как бы ни был могуч духом простец, ему не выстоять даже против самого трусливого и жалкого мага.

— Победа над телом не означает победу над духом, — произнёс Хагоромо, и Саске спросил:

— Вы уже тогда подозревали, что не до конца разобрались с матерью?

— В то время я если и подозревал это в глубине души, не признавался себе самому, — ответил Рикудо Сеннин. — Я размышлял о том, почему мы с братом сумели победить мать, хотя она была сильнее нас. Полагаю, как раз из-за того, что мать утратила понимание, за что, ради чего борется; её дух ослаб — и мы с Хамурой получили шанс запечатать её.

Комната поплыла, и Саске очутился на цветущем лугу. Напоенный солнцем мир сиял столь ослепительно, что Учиха невольно повёл плечами, словно в надежде сбросить с себя искрящийся плащ лучей. «Что важного здесь?» — подумал Саске с раздражением, оглядываясь и не видя поблизости никого, кроме Хагоромо и Пенелопы, которые прогуливались: он, покрывший голову низко надвинутым на лицо капюшоном, задумчиво жевал травинку, она то и дело останавливалась, чтобы сорвать какие-то травы и положить в корзину, что покорно плыла рядом на уровне колен.

Прислушавшись и поняв, что Хагоромо и Пенелопа говорят о какой-то ерунде, Саске быстро потерял к ним интерес и скучающе уставился на замок на холме. Остов Хогвартса заметно подрос, и из него теперь стрелой вырывалась первая башня, строилась вторая.

— Если будешь смотреть лишь на далёкое, пропустишь то, что рядом.

— Что же? — уточнил Саске, стараясь не выдать раздражения. Этой ерунде он бы предпочёл чётко озвученный план действий и возвращение в реальный мир, где план можно было бы начать претворять в жизнь.

И вновь Рикудо Сеннин промолчал, только налетевший ветерок как будто слегка подтолкнул бесплотного Саске обратно к гуляющим. Тихо цыкнув, он подошёл.

— …стали часто ссориться, — в голосе Пенелопы звенели тревожные нотки. — Конечно, Годрик и Салазар и прежде не всегда сосуществовали мирно, но теперь они сцепляются едва ли не из-за утренней овсянки.

Хагоромо обратил взгляд на замок, задумчиво покусывая травинку.

— Они напряжены, — проговорил он. — Сейчас важный момент, серьёзные вещи нужно решить…

— Однако это не повод так кидаться друг на друга, — мягко прервала его Пенелопа.— Тем более когда пришли к согласию по главному вопросу: о том, кому будет позволено обучаться в школе…

— Они пришли к согласию? — Саске нахмурился. Что вообще в легенде об основателях Хогвартса истина? — Почему же потомкам сказали, что Салазар отстаивал право лишь чистокровных обучаться в школе и по этой причине ушёл?

— Терпение.

Заправив за ухо выбившийся из-под шляпы локон, Пенелопа посмотрела на Хагоромо очень серьёзно.

— Но даже больше самих этих стычек мне не нравится, как после них Салазар уходит. Он запирается, что-то изучает, а материи, о которых он бормочет, когда думает, что его не слышат, не понимает даже Кандида. Я опасаюсь, не связался ли он с чем-то, что… выше него, нас всех?

Взгляд Риннегана оставался непроницаем.

— Не думаю, Пенелопа, — покачал головой Хагоромо и теперь уже сам поправил прядку, упавшую на её лицо. — Салазар не опрометчив, он бы не стал подвергать риску…

Декорации вновь сменились, и после солнечного луга они оказались в тёмном зале, освещённым трепетным зеленоватым светом.

— Что за работу ты ведёшь? — спрашивал Годрик, стиснув кулаки. — Пришло время объясниться, Салазар, хватит увиливаний!

— Это не вашего ума дела, — отмахнулся Салазар, стоявший между пришедшими и столом с бумагами, преграждая путь.

— Мы тревожимся за тебя, друг, — сказал Хагоромо. — Пенелопа и Кандида тревожатся тоже. Позволь нам узнать, чем ты занимаешься, постараться помочь…

Серые глаза Слизерина полыхнули гневом.

— Ты вовсе не имеешь права голоса здесь, предатель! Убирайтесь прочь!..

— Предатель? Почему он так сказал? — голос Наруто прозвучал тихо, но словно бы совсем рядом.

— Мы были уверены, что из-за разгорающегося безумия, — отозвался Рикудо Сенин. — Мы опасались худшего, поэтому когда в одну ночь из подземелий Салазара по замку распространилась дрожь и свет…

— Быстрее! — кричал Годрик, на ходу выхватывая палочку. — Мерлин, что он сотворил?..

Трое основателей Хогвартса и Хагоромо бежали по коридорам мимо высыпавших из своих комнат магов, помогавших в строительстве, теперь сонно пытавшихся понять, что происходит. С потолка посыпалась каменная крошка.

— Бегите на улицу! — крикнул им Годрик. — Все на улицу!

Его послушались беспрекословно — волшебники побежали в противоположную сторону, а основатели и Мудрец свернули на лестницу и спустились в подземелья. Здесь всё ходило ходуном, и, кажется, устоять на ногах было задачей не из лёгких. За одной из дверей полыхал пожар слепяще-белого света, просачивавшегося сквозь щели, освещавшего коридор ярче, чем факелы на стенах.

И вдруг свет пропал, как и тряска.

Без раздумий и церемоний Годрик снёс дверь и ворвался в лабораторию Салазара. Войдя следом за остальными, Саске слегка приподнял бровь — выглядело помещение так, словно по нему прошёлся ураган. Бумаги, заляпанные пролившимися чернилами, и перья валялись на полу, погребённые под россыпью мелких артефактов и камней, расписанных рунограммами. Опрокинутые свечи разлили по пергаментам огонь — занимался пожар, однако Годрик смахнул его отрывистым движением палочки.

— Салазар! — его зычный голос отразился от стен, прокатился эхом. — Салазар!..

— Я не ощущаю его присутствия, — проговорил Хагоромо, распахнув глаза. — Он…

— Он не может быть мёртв! — воскликнула Кандида, и Саске в недоумении посмотрел на неё; обычно собранные в аккуратную причёску чёрные волосы ведьмы растрепались, в зрачках плясал безумный огонь. Всепоглощающее пламя отчаяния. — Салазар не мог!..

— Тише, Канди, — Пенелопа обняла её за плечи, осторожно погладила по волосам. — Мы пока ничего не знаем…

— Я не чувствую в этой комнате смерть, — произнёс Хагоромо.

— Я сказал им, что способен ощущать энергию людей и вещей. Волшебники удобны тем, что, видев много различных чудес, на которые способны люди, легко верят в новые проявления «магии».

Саске хмыкнул на прозвучавшую в голосе меркантильную нотку, но не согласиться с мнением Мудреца не мог.

Обойдя стол, Хагоромо остановился рядом с Годриком, рассматривавшим что-то на полу. Подойдя тоже, Саске активировал Мангекью, рассматривая пустой круг посреди хаоса разбросанных предметов.

Круг был напитан энергией, испарявшейся тонкими струйками серебристого дыма.

Саске знал, что Хагоромо тоже видел его, этот дым — тающую энергию, минутами ранее бывшую заклинанием. Скорее всего, Мудрец видел даже больше: как дымка медленно закручивается назад, уплотняясь и опускаясь обратно к полу, как просачивается в серый камень, складываясь в уверенные росчерки огненных символов…

Мозг, словно бы каждую клетку его пронзило иглами боли.

— Ксо!.. — Саске зашипел и прижал ладонь к левому глазу, правым, Мангекью, продолжая наблюдать за мерной растворяющейся дымкой. «Какого?..»