Боярич (СИ)

Постепенно, с переходом от боярских исполчений и княжьих дружин к профессиональной армии подчиненной государю, численность братчины стала уменьшаться. Правители все реже стали вводить в ее состав новых людей, какие-то из входивших в братчину родов хирели, значение опричнины снижалось, пока она окончательно не растворилась в потоке многочисленных «обществ» создаваемых аристократией. Правда, оставался у нее один внешний отличительный признак — право принятия в братчину принадлежало исключительно правящему монарху. В остальном же, никаких поводов для зависти «заштатное» общество не давало. А чему тут завидовать? Ну, принял государь очередного худородного в свой «клуб», и что? Где чины, земли, титулы? Где придворное влияние?

В общем, для большинства, опричнина стала чем-то вроде награды, выдаваемой по принципу: «на и отвяжись»… И уж совсем мало кто замечал, что большинство тогда только нарождавшихся в стране производств, со временем скапливается в руках этого клуба по интересам. Почему именно у них? Ну, во-первых, сказался старый запрет на получение доходов «от земли», а во-вторых, государи активно вовлекали заводчиков в братчину. И те шли с превеликим удовольствием… бонусы от участия с лихвой перевешивали запреты. Так, когда-то исключительно военный орден стал еще и объединением промышленников…

Спрашивается, и как могут быть связаны опричники и мои стервозные сестрички? Оказывается, могут. Современные боярские роды обеспечивают свое влияние в государстве тремя способами. Прямым представительством в Боярской Думе и на высших государственных должностях, собственными финансами, позволяющими влиять на экономику… и родовыми связями. Вот последнее-то, и явилось камнем преткновения. Выдав сестренок замуж, Громов тем самым заключил бы союзный договор с родами женихов. Это не значит, что он обязался бы следовать в фарватере их решений, но от оказания посильной помощи, если они того потребуют, отвертеться бы уже не смог… Вот только, за исключением всё того же «клуба опричников», все остальные боярские рода увлекаются политикой, в том или ином виде… Нестыковочка-с. Отсюда, и желание деда пристроить внучек ко мне в боярские дети. А что, удобно. И приказать, формально, он им не мог бы, и влияния своего не утратил. А на любое принуждение мог бы развести руками, типа: девочки на службе, ничего поделать не могу…

— Хм. А кто мешает дождаться, пока ряд на службу не закончится? Да и без того… подкатили бы «женихи» к близняшкам, и окрутили их. А там, совершеннолетие и свадьба… по взаимному согласию.

— До восемнадцати лет, без позволения родителей свадьба состояться не может. Это, во-первых. Во-вторых, находясь на службе по временному ряду, боярские дети вообще не имеют права жениться или выходить замуж, поскольку в это время их жизни принадлежат боярину. А в-третьих, даже если девчонок «окрутят», по твоему выражению, после наступления совершеннолетия, это уже будет их собственный выбор, без каких-либо последствий для рода. — Кисло проговорил дядька. Видно было, что ему тема даже гипотетической свадьбы дочерей, не по вкусу.

— Тоже, своего рода, традиция. Одно дело, договор между родителями жениха и невесты, и совсем другое дело, их собственный выбор. В конце концов, негоже соплякам брать на себя права глав родов, тем более, решать кто кому союзник. — Прокомментировал слова сына, Георгий Дмитриевич.

— Хм. Кстати, насчет ряда… — Я немного замялся. — Правильно я понимаю, что из-за эмансипации, точнее, из-за отсутствия у меня титула боярича, сестры не смогут пойти ко мне на службу?

— А ты думал, чего он упирается… — Фыркнул дядька, кивая на своего отца. Тот хмыкнул.

— И что, иных кандидатов нет? — Удивился я. — А опричнина? Неужто, откажется помочь?

— Не откажется, но… репутация. — Покачал головой Громов-старший. — Проблема не так велика, чтобы обращаться за помощью, не поймут. Скажут: совсем ослабели Громовы, раз с такой ерундой справиться не могут. А это, знаешь ли, скользкая дорожка. Там сомнение, здесь оговорка, и конец уважению. Вот, сговорить женихов внучкам, можно было бы. Многие в братчине за честь почли бы с нами породниться, но… нет сейчас в опричных родах подходящих по возрасту наследников. А те что есть, либо уже помолвлены, либо и вовсе женаты. Отдавать же за вторых-третьих сыновей…

— Ага-ага, — Рассмеялся Федор. — Заговорил о вторых-третьих. Уж мне-то можешь мозги не пудрить. А то я не помню, какой скандал близняшки закатили, стоило вам с Ириной заикнуться о смотринах. Чуть усадьбу не сожгли, к мавкам зеленым.

— Смешно ему. — Проворчал дед и вдруг рявкнул. — Думай лучше, что делать будем? На меня Бельские уже полгода охотятся. Так им своего старшего женить невтерпеж, что даже на государевом приеме не постеснялись о Милке с Линкой выспрашивать. На какой ступени, да какие перспективы, да прилежно ли учатся… Тьфу.

— Ладно-ладно… — Замахал руками дядька и, неожиданно замер. Хоть табличку на шею вешай: «ушел в себя, вернусь нескоро». Я хотел было уже потрясти его за плечо, но дед остановил, а спустя минуту, Федор свет Георгиевич ожил.

— Никак, что-то придумал, Феденька? — Прищурившись, поинтересовался Громов-старший.

— Как учатся, да? Хорошо учатся, а дальше еще лучше будут… — Расплылся в широкой улыбке наследник и вдруг ткнул меня указательным пальцем в плечо. Больно, между прочим. — А скажи-ка мне, друг сердечный, что у тебя с Эфиром?

— А что у меня с ним? Все нормально. — Пожал я плечами.

— Ага-ага. Нормально, говоришь? А экзамен на подмастерье сдашь? — А взгляд хитрый-хитрый…

— Когда? — Опешил я.

— Сейчас, например. — Хмыкнул наследник. Меня так и подмывало ответить фразой из анекдота, по поводу китайского языка и методички, но, отбросив неуместное веселье, я задумался… В отличие от стихийных школ с их ступенями, эфирные техники не имели четкого деления по мощи. Зато, различались по степени контроля. И здесь была своя градация. В разных странах эти ранги, как и ступени стихийников, именуют по-разному, но их всегда пять. В России принята западная система: ученик, подмастерье, мастер, магистр и гранд. «Обзывалки» эти, достаточно условные и, в отличие от тех же «стихийных» званий, на них обращают внимание куда как меньше. А теперь, вопрос, зачем вдруг Федору свет Георгиевичу понадобилось, чтобы я стал подмастерьем Эфира?

— Не ломай голову. Обещаю, ответишь на мой вопрос, и я все объясню. — Вздохнул дядька, явно заметив задумчивое выражение моего лица.

— Сдам. — Признал я. А что? Тихариться поздно, да и незачем.

— Замечательно. — Дядька даже руки потер воодушевленно, а заметив наши с дедом недоуменные взгляды, довольно хмыкнул. — Не поняли? Ученичество… личное ученичество. Теперь дошло?

Глава 4. Каникулы? Экзамены!

А ведь я, действительно, на миг понадеялся, что удастся «сорваться с крючка», отвертеться от кузин, по техническим, так сказать причинам. Но… ха, так я и поверил, что Громовы не успели оценить мои возможности. Даже того мизера, что я успел продемонстрировать, достаточно, чтобы определить хотя бы минимальный уровень моих умений. Вывод? Проверочка, однако. Сто процентов. Эх, ладно. За бескровный выход на свободу, можно и заплатить. И если такой платой будет ученичество двух безбашенных девок, что ж, так тому и быть. Вот только условия уточним…

Память доставшаяся мне от Кирилла хранит довольно много сведений, но, четырнадцать лет, они и есть четырнадцать, и пробелов в моих знаниях хватает. В том числе, и об упомянутом дядькой ученичестве. Впрочем, объяснение не заставило себя ждать. Заметив мое недоумение, Громов-младший с удовольствием растолковал, о чем идет речь. Так, я узнал, что помимо боевых школ и домашнего обучения одаренных, существует еще одна «форма образования», древняя, как египетские «куличики». То самое ученичество. В Европах с Америками она почти не применяется, ввиду традиционности и закоснелости. При существующих альтернативах, слишком мало находится желающих заключить договор, по которому власть учителя над учеником столь же безусловна, как власть боярина над боярскими детьми. Правда, и ответственность соответствующая… Но это не единственная закавыка. По традиции, учитель должен быть выше ученика хотя бы на ступень, и обучение длится ровно до тех пор, пока ученик не достигнет того ранга, в котором учитель пребывал на момент заключения договора. Исключение составляют лишь «ярые», или в случае с «эфирниками», гранды. Они сами определяют срок ученичества для своих «падаванов». Ну, и еще одно, договор ничтожен, если «потолок» ученика, ниже ранга учителя. Этика. Правда последнее касается только стихийников, поскольку считается, что любой одаренный способен стать грандом. Хм. Я бы поспорил…