Боярич (СИ)

— Ну что, Кирилл, может, все-таки остановишься в гостевом доме в нашем квартале? — Поинтересовался Гдовицкой, составивший мне компанию в нынешней поездке, когда мы покинули огромное здание гимназии и уселись в машину.

— Нет, благодарю покорно, Владимир Александрович, но этот вариант мне категорически не подходит. — Вздохнул я.

— Хм… интересно, и как ты собираешься добираться до гимназии, в этом случае? — С любопытством покосился на меня бывший тренер… теперь уже бывший, правда. — Даже, если тебе удастся снять жилье на границе с боярским городком, в чем я сильно сомневаюсь, поскольку цены там, мягко говоря, немалые… Все равно, ходу до гимназии пешком не меньше часа выйдет. Намаешься, каждый день такие концы отмахивать.

— Что-нибудь при… — Разговор мы вели, когда авто катило по Стромынскому тракту и, отвечая Гдовицкому, я пялился в окно. Вот, увиденное там, меня и заинтересовало. — Владимир Александрович, остановите, пожалуйста, машину.

— Что-то случилось? — Насторожился Гдовицкой.

— Нет-нет. Просто, я, кажется, нашел возможное решение проблемы транспорта… — Протянул я. Тренер хмыкнул и, покачав головой, прижал наш седан к обочине. — Я сейчас.

Небольшая пробежка от авто, до огромного, сияющего натертыми до блеска витринными окнами, салона, пятиминутная беседа с расхаживающими меж хромированным и ярко раскрашенным товаром, консультантами, и в машину я вернулся, будучи абсолютно довольным результатом.

— Ну, и что это было?

— Хм… Скажем так, я нашел транспортное средство, против которого не будет возражать наша доблестная дорожная полиция. — Ухмыльнулся я, в ответ. — Конечно, пять кубиков, это не совсем то, что мне хотелось бы, но для покупки чего-то помощнее, придется подождать еще год с небольшим.

— Мотоцикл? — Гдовицкой хмыкнул, заводя авто и, вырулив на дорогу, кивнул после недолгого размышления. — Логично. Как-то я не подумал. Паспорт ты сегодня получишь, значит, можешь и на водительские права испытания сдать. А через годик…

— Именно. Если все будет в порядке, то в шестнадцать я уже смогу водить, хоть двадцатикубовый спортбайк, хоть автомобиль. Но остановлюсь, пожалуй, на дорожнике. Не нравятся мне эти пластиковые чудовища… да и автомобиль, игрушка хоть и приятная для самолюбия, но уж больно затратная.

— А зимой как? — Поинтересовался мой бывший тренер.

— Ну, вы уж меня совсем за неумеху не держите, Владимир Александрович. Уж на такую мелочь, как защита от грязи и холода, моих сил новика точно хватит. — Я состроил обиженную физиономию, увидав которую, Гдовицкой аж поперхнулся от неожиданности. Ну да, я тоже умею дурачиться, что тут странного?!

Как и всякий нормальный мальчишка, еще в Том детстве, я мечтал о собственном «железном коне», но освоить мотоцикл мне довелось только в армии, и мечтами там и не пахло. Все больше как-то смазкой, бензином и моторным маслом… причем, учитывая качество имевшейся в нашем распоряжении техники и количество часов, потраченное на ее ремонт… в общем, охоту к двухколесным железякам, в то далекое время, мне, как и моим сослуживцам, думалось, отбили напрочь. Ан нет. Оказавшись здесь, в теле четырнадцатилетнего Кирилла, я вдруг понял, что та тяга к мотоциклам вновь проснулась… вот, как увидел их в салоне, пять минут назад, так и понял. Да и в прошлом, кажется, Кирилл интересовался двухколесными агрегатами. По крайней мере, общие сведения о здешней мототехнике, у меня имеются…

Жаль, конечно, что пока придется обойтись пятикубовой «трещоткой», мне бы хотелось оседлать что-нибудь потяжелее, но придется ждать… Да и не факт, что я нормально справлюсь с мощной машиной без всяких усилений-ускорений. Все-таки, «толстяк» штука тяжелая…

Кстати, заметил интересную вещь: принципы построения двигателей, тут и Там, совершенно разные. Там, классические ДВС, здесь рунные артефакты, преобразующие так называемый «эгрегор» пламени сгорающего топлива в эфирный поток, а уже его, рунные цепочки превращают в кинетическую энергию. Мощность двигателей и их объемы исчисляются и выражаются тоже отлично друг от друга. Там, киловатты и кубические сантиметры, а здесь, лошадиные силы и максимальный объем топлива, сгорающего в рабочей камере за минуту. Но, и там и тут, в обиходе мотоциклетной братии мелькают «трещотки», «толстяки» и «пластиковые самоубийцы». На последнее прозвище, кстати, любители передвижения в позе эмбриона на бешеных скоростях, и здесь обижаются почти всерьез… свидетелем чему я стал в салоне. Там, как раз, спорили две противоположности — спортивный парень лет двадцати, облаченный в яркую мотоциклетную защиту, и уже седоватый кряжистый дядька с основательной «трудовой мозолью», красующийся тяжелой кожаной «косухой». Лед и пламень-на… Прямо, как Там.

— Кирилл! — Гдовицкой тряхнул меня за плечо, отвлекая от сравнений-воспоминаний. — Ну вот, ожил. А то, зову-зову, а ты… уперся взглядом в стекло и молчишь, словно неживой. Все в порядке?

— Да, конечно. Задумался, просто. — Пожал я плечами.

— О марке мотоцикла? — Понимающе ухмыльнулся Гдовицкой.

— Да, вот думаю, что лучше, «ярцевский» дорожник, или ковровский «вездеход»? — Согласно киваю.

— Ну, ты же, вроде, за город-то не собираешься… так зачем тебе вездеход нужен? Бери дорожник… он, кстати, и подешевле выйдет. — Выкручивая руль и закатывая автомобиль на стоянку у Манежной площади, проговорил бывший тренер. Охранник, рассмотрев небольшой флажок на госномере, разрешающе махнул световым жезлом, и перед нашим автомобилем засветилась пунктирная линия указателя. М-да, любят бояре повыпендриваться…

Выйдя из автомобиля, я поднял взгляд на затейливо украшенное, огромное здание перед нами, и повторился. Понты, наше все. В моем прошлом… мире, на месте этого гиганта находилась дважды снесенная и дважды отстроенная заново гостиница «Москва», но она не шла ни в какое сравнение с этим зданием. Монстр, принадлежащий Боярскому Совету, оказался раза в два больше. Впечатляющее зрелище,

— Ну, вот и приехали. Сейчас зарегистрируем твои документы в Герольдии и… Чуешь запах свободы, Кирилл? — Гдовицкой улыбнулся, протягивая мне папку с бумагами об эмансипации, которые Федор Георгиевич с боем заставил подписать своего отца, и кивнул в сторону огромных дверей, ведущих в этот оплот боярской спеси. Я глубоко вздохнул и двинулся вверх по широкой лестнице.

Глава 3. Кому мифы, а кому головная боль

Регистрация документов в Герольдии заняла всего час, да и то, больше половины этого времени, рассматривавший документы приказной потратил на то, чтобы попытаться отговорить меня от эмансипации. Вотще… Хоть и закрутила меня эта «карусель», словно водоворот щепку, отказываться от личной свободы, так неожиданно подкинутой мне дядькой, я не собирался. И плевать, что таким образом, я сам себя вышвыриваю из привилегированного сословия. Плевать. Зато, никаких дедушек-тетушек над головой… а сестры? Ну, какая бочка меда без пары ложек дегтя? А уж какой был торг со старым Громовым, м-м… Никак не хотел дедушка лишиться возможности усилить род «отцовой» техникой… да и не только в этом дело было, как оказалось. Я вспомнил наши «посиделки» у кровати деда и хмыкнул.

— Что, так хочешь дочек замуж сплавить? — Ерепенился дед, сверля взглядом папку в руках сына.

— Женихов еще и на горизонте нет, а ты уже волнуешься, а отец? — Хмыкнул Федор.

— Это тебе так кажется. — Скривил губы Громов-старший. — Загляни в мой сейф, там уже два десятка писем на эту тему… И ведь это только первые ласточки, самые нетерпеливые.

— И в чем проблема? Неужели нельзя просто отказать… — Проговорил я это негромко, можно сказать в сторону, но был услышан.

— Хм, молод ты еще, чтобы в эти дела лезть. — Поджав губы, проговорил дед, но, вновь покосившись на заветную папочку, вздохнул. — Эх… ладно, слушай, и не вздумай перебивать.

И дед заговорил. Честно, такое полотно развернул, хоть стой хоть падай. И было от чего. Оказывается, бояре они тоже бывают разные. Думные, дружинные, служилые… всех и не перечислить. Но, есть среди них и совершенно особая группа из почти трех десятков родов, в которую входят и Громовы. Начало этой «могучей кучке» положил светлой памяти государь Иоанн Васильевич Четвертый, прозванный Монахом. Надоели тогдашнему правителю Руси местнические склоки и лествичные дрязги среди ближников, и принял он под свое крыло так называемых худородных, из служилых, однодворцев и детей боярских, общей численностью под три тысячи воинов. Опричнина, ага… вот только в здешней истории, эта затея имела свое продолжение. Сын Ивана Четвертого, Иоанн Иоаннович возродил опричное войско, превратив его в братство, этакий военный орден, члены которого подчиняются только самому государю и… не могут участвовать в управлении государством. Несмотря на чины и звания, опричникам нет хода в Боярскую думу, они не имеют права получать доход «от земли», им запрещено избираться в посадники… В общем, запретов много, но конечный смысл у них один: опричники не должны лезть в политику.