Хроники Кадуола

«Я — псаломщик третьего сонма в Бодгар-Кадеше! — провозгласил пятый турист. — Ваши инсинуации возмутительны! Наш долг — в том, чтобы сеять Истину, но мы не можем быть образцами праведности во всех низменных аспектах повседневной жизни. Я безоговорочно возражаю против ваших лукавых намеков и настаиваю на уважении, приличествующем моему сану!»

«Разумеется», — отозвался Шард.

На станции Араминта робинзонов, несмотря на громогласные протесты, заперли в выполнявшем функцию следственного изолятора старом каменном складе, а затем стали приводить, одного за другим, на допрос в кабинет Бодвина Вука. На дознании присутствовали также Шард, консерватор Эгон Тамм и, в качестве свидетеля, Глоуэн.

Первыми допросили четырех йипов — их тоже по очереди приводили в кабинет директора. Все они по существу дали одни и те же показания. Все они были кадетами-умпами, специально отобранными с целью оказания услуг при организации оргий на острове Турбен. Последний пикник был третьим по счету; мероприятия эти начались примерно месяц тому назад. Погибшую в лагуне женщину они знали только по прозвищу «Сибилла». Она участвовала в устроении второго пикника, но не первого. Все четыре йипа не любили Сибиллу и боялись ее: она не позволяла уклоняться от выполнения каких-либо требований и не терпела медлительной томной небрежности, свойственной островитянам. Скорая на руку Сибилла безжалостно добивалась быстроты и точности выполнения указаний — каждый из четырех йипов мог поведать полную жалоб и гримас историю о полученных тычках и затрещинах.

Последним давал показания йип по имени Саффин Дольдерман Нивельс — по меньшей мере он утверждал, что так его звали. Саффин отвечал на вопросы, как будто участвуя в приятной дружеской беседе: «Очень рад слышать, что Сибилла скончалась. Она всем действовала на нервы, из-за нее пикники не получались такими веселыми, какими их можно было бы устроить».

«И даже девушки не веселились», — посочувствовал Шард.

«Ну что вы! От них никто и не ожидал, что они будут веселиться, — слегка удивился Саффин. — И все же я уверен, что теперь, когда Сибилла под водой, а не на пляже, в общем и в целом пикники будут удаваться на славу. Более того, будет поучительно пройтись по причалу и посмотреть на ее кости».

Бовин Вук невесело улыбнулся: «Саффин, ты живешь в странном и чудесном мире».

Саффин вежливо кивнул: «Мне тоже так кажется. Конечно, никакого другого мира я не знаю, а жаль. Я не так уж прост, и приправляю рыбу не только соусом, жгучим, как дыхание дракона, но и сладкой подливкой из хурмы!»

«Пикники устраивали каждые две недели, — сказал Эгон Тамм. — Такое же расписание ожидалось и в дальнейшем?»

«Не могу знать, господин хороший. Меня же никто ни о чем не извещал», — Саффин переводил ясный карий взор с одного лица на другое, не переставая рассеянно улыбаться. Как бы ненароком он поднялся на ноги: «А теперь, господа, если вопросов больше нет, мне и моим товарищам нужно заняться своими делами. Было очень приятно с вами поговорить, но долг зовет, как труба! Горе тому, кто не внимает зову своего долга!»

Бодвин Вук усмехнулся: «Видный социолог Порлок утверждает, что у йипов полностью отсутствует чувство юмора. Ему следовало бы подарить протокол твоего допроса. Ты — убийца, хуже убийцы. И ты никуда не пойдешь, кроме тюрьмы».

Лицо Саффина вытянулось, плечи уныло опустились: «Уважаемый господин, я боялся, что вы можете посмотреть на вещи таким образом! Но вы глубоко заблуждаетесь! Нам самим не нравилось выполнять поручения, о которых вы думаете, но что мы могли поделать? От подающего надежды кадета требуется беспрекословное подчинение!»

Бодвин Вук понимающе кивнул: «У тебя не было другого выбора, тебя вынудили совершать эти жуткие преступления?»

«Никакого выбора! Могу поклясться!»

«Но ведь ты мог отказаться от карьеры умпа», — предположил Шард.

Саффин покачал головой: «Из этого ничего хорошего не вышло бы».

«А вот в этом ты ошибаешься! — воскликнул Бодвин Вук. — Если бы ты отказался от карьеры умпа, твоя судьба сложилась бы гораздо удачнее. По сути дела, это было бы самое мудрое решение во всей твоей жизни».

«По всей справедливости, вам следовало бы учитывать наши нужды, — угрюмо отозвался Саффин. — Если богатые хозяйчики приезжают и клацают белоснежными зубами, почему мы должны отказываться от их денег?»

Бодвин Вук проигнорировал вопрос: «Кто получал деньги богатых хозяйчиков — Сибилла?»

«Нет-нет, Сибилла ничего не получала! И я ничего не получал! За тяжелую, прилежную работу — ни гроша!»

«Сибилла говорила с хозяйчиками? Она не рассказывала им про свою татуировку на лбу? Может быть, она тебе что-нибудь про нее рассказывала?»

Саффин презрительно щелкнул пальцами: «Мне Сибилла только приказывала — сделай то, сделай се, бегай, как угорелый! На второй пикник она пригласила своих друзей, и с ними она говорила, но только по поводу их поведения».

«Что именно она говорила?»

«Они во многих отношениях очень странные люди и не хотели даже прикасаться к девушкам, но Сибилла им пригрозила и настояла на том, чтобы они совокуплялись, так что они старались изо всех сил, потому что боялись, что она выполнит свое обещание...»

«В чем заключалась угроза?» — прервал поток слов Бодвин Вук.

«Сибилла сказала: либо вы будете совокупляться с девушками, либо со мной, это уж как вам будет угодно! И они все поспешно занялись девушками».

«Вполне разумное решение! — одобрил Бодвин Вук. — На их месте я, несомненно, сделал бы то же самое. А в каких еще отношениях эти люди показались тебе странными?»

В фактическом обосновании общих впечатлений Саффин не нуждался: «Ну, странные! Не такие, как, например, вы или я. Но Сибилле было все равно. Как я теперь припоминаю, они говорили о еще одном пикнике, для четырех господ и четырех дам. Что Сибилла хотела с ними устроить? Не могу сказать».

«Наверное, она рассчитывала на твои выдающиеся способности в сфере обслуживания дам».

Саффин моргнул: «Это не входит в мои обязанности».

«Что ж, мы никогда не узнаем, каковы были их намерения, а гадать бесполезно. Что еще ты можешь нам рассказать?»

«Больше ничего! Вы знаете все, что я знаю. Теперь вы убедились в моей невиновности? Я могу идти?»

Бодвин Вук раздраженно прокашлялся: «Ты что, не понимаешь, какие мерзкие преступления ты помогал совершать? Не чувствуешь никакой вины? Никакого стыда?»

«Господин хороший, вы мудрый пожилой человек, но даже вы не можете постичь каждый мельчайший и тончайший аспект мироздания!» — очень серьезно ответил Саффин.

«Согласен! И что же?»

«Вероятно, существуют некие едва уловимые детали, известные мне, но выходящие за пределы вашего обширного опыта».

«И снова согласен! Не сомневаюсь, что иные захватывающие подробности твоей работы с девушками превосходят самые дерзкие потуги моего воображения!»

«Если вы так хорошо меня понимаете, то, конечно же, не сочтете неуважением искреннее изложение правил, которых и вы, и я, и все остальные обязаны придерживаться в своих поступках для того, чтобы наша жизнь не стала бесцельной тратой времени и сил?»

«Говори! — воскликнул Бодвин Вук. — Я всегда готов учиться».

«Живи сейчас! Таков раскрепощающий принцип! Действительность существует лишь в данный момент. «Прошлое», «минувшее», «былое» — призрачные умственные построения, ничего больше. Что было, то прошло! Исчезло! Превратилось в абстракцию, кануло в пучину небытия! Так называемых «фактических событий» с таким же успехом могло и не быть — в этом и заключается наивысший уровень осмысления реальности, облегчающий существование каждому, кто способен смотреть на вещи с этой точки зрения! Воистину говорю я вам, господин хороший, и мог бы повторить не один, а тысячу раз! Не поддавайтесь дурным привычкам! Зачем сожалеть? Зачем вспоминать? Зачем с тоской представлять себе воображаемые «славные деньки»? Все это признаки наступления старческого маразма! Жизнь следует принимать такой, какая она есть; отголоски свершившегося, неразборчивым эхом блуждающие в темном подземелье нашей памяти, не могут служить человеку надежной опорой! Живи сейчас! Все остальное бесцельно и ничтожно. На практике это означает, что я хотел бы как можно скорее покинуть это безотрадное помещение, напоминающее о бесчисленных поколениях хозяйчиков, и снова радоваться свежему воздуху и солнечному свету!»