Летающие киты Исмаэля(сборник)

«Они, должно быть, опередили нас во всем, — подумал Лейн. — Если верить ей, ее мускулы были основательно порваны. И они срослись за один день».

Марсия объяснила, что лечение требовало ненормального количества еды в продолжение всего периода выздоровления. Регенерация, проходящая в ускоренном темпе, требует много энергии.

Вскоре тела самца и ее товарищей начали разлагаться. Она собралась с силами, расчленила их и засунула в печь для уничтожения отходов.

Слезы показались из ее глаз, и она зарыдала.

Лейн хотел спросить ее, почему она не похоронила их, но передумал. Вероятно, было просто не принято среди ее народа хоронить мертвых, но более вероятным казалось то, что она хотела уничтожить следы их пребывания до того, как земляне прибудут на Марс.

Знаками он спросил ее, как самец проник в помещение, ведь дверь в туннеле обычно закрыта. Оказалось, что дверь открыл один из них, собирая яйца в камере царицы. Как раз в это время появился самец и убил ученого. Затем, после умерщвления спокойно спавшей колонии многоножек, он выбрался в трубу и здесь увидел свет, идущий из открытого туннеля. Конец истории Лейн уже знал.

Почему же, показал он жестами, сбежавший самец бодрствовал? Тот, которого они видели в клетке, спал, как и его собратья. И охранники царицы тоже спали в полной уверенности, что на них некому напасть.

— Не так, — объяснила Марсия. — Самец, освободившийся из клетки, не знает ничего, кроме усталости. Когда он устает убивать и пожирать, то ложится спать. И не имеет значения, подходящее ли для этого время или нет. Когда он отдохнет, то снова начинает бесноваться и не останавливается до тех пор, пока вновь не устанет двигаться.

В таком случае становилось ясно, почему на трубе рядом с садом оказались мертвые деревья. Новый сад заложила и вырастила другая колония многоножек, перебравшаяся сюда из другой части Марса.

Лейн удивился, почему ни он, ни другие из его группы на протяжении шести дней их пребывания на Марсе не увидели многоножек снаружи.

Для каждой колонии должна была быть по крайней мере одна переходная камера и один выход наружу. Здесь, в трубах, вероятно, как минимум, пятнадцать колоний. Вероятнее всего, что сборщики листьев не рисковали лишний раз выбираться наружу. Ни Лейн, ни кто–нибудь другой не заметили отверстий в листьях умбреллы. Это означало, что деревья были обрезаны некоторое время назад и теперь были готовы к очередному сбору урожая. Если бы экспедиция подождала еще немного, прежде чем посылать людей на вездеходах, они могли бы увидеть многоножек и проследить за ними. И все сложилось бы иначе.

У Лейна появились и другие вопросы. Как насчет корабля, который должен был доставить их на Ганимед? Был ли он спрятан снаружи, или кто–то должен был прибыть и забрать их? Если это так, то как можно связаться с базой на Ганимеде? Радио? Или какой–нибудь — для него — непостижимый метод?

«Голубые шары! — подумал он. — Могут ли они иметь отношение к передаче сообщений?»

Разузнать или даже просто поразмыслить об этом Лейн не смог, так как усталость накатилась на него, и он заснул.

Когда он нехотя проснулся, его мускулы ныли, а во рту было сухо, как в марсианской пустыне. Он поднялся вовремя, чтобы увидеть Марсию, выныривающую из туннеля с ведром яиц в руке. Увидев это, он застонал. Следовательно, она снова ходила в питомник, а он проспал больше часа.

Спотыкаясь, Лейн поднялся и прошел в кубическую кабину душа. Выйдя немного освеженным, он обнаружил завтрак уже на столе. Марсия провела обряд общности, и они поели. Он пожалел, что нет кофе. Горячий суп был хорош, но не мог служить приемлемой заменой. На столе стояла чаша со смесью каких–то злаков и фруктов, извлеченных из консервных банок. Они, должно быть, были очень калорийны, потому что заставили его полностью проснуться.

Потом он проделал несколько приседаний, пока она собирала посуду. Хотя он и занял свое тело делом, он продолжал думать и о том, что ему предстояло.

Каким должно быть его следующее действие? Долг требовал, чтобы он вернулся на базу и доложил обо всем. Какие новости пошлет он на орбитальный корабль! Его рассказ передадут с корабля на Землю. Будет пометь вся планета.

Лейн собирался взять с собой Марсию, но понимал, что она не захочет.

Совершая глубокий наклон, он замер на полпути. Какой он идиот! Он слишком утомился и не понимал, что если она открыла ему, что база ее народа находится на Ганимеде, то она, конечно, не позволит ему передать никакой информации. Было бы идиотизмом с ее стороны рассказывать ему об этом, если бы она не была абсолютно уверена, что он не сможет ни с кем связаться.

Это означало, что корабль ее народа уже в пути и должен скоро прибыть. И корабль этот заберет не только Марсию, но и его, Лейна. А если ему суждено быть убитым, то это произойдет в ближайшее время.

Лейн не был бы членом первой марсианской экспедиции, если бы ему недоставало решимости. Пятью минутами позже он принял решение. Его обязанности ясны. Поэтому он должен выполнить их, даже если это потребует насилия над его лучшими чувствами к Марсии и причинит ей неприятности.

Сначала он свяжет ее. Затем упакует их костюмы–скафандры, чтобы их можно было изучить на Земле, книги и все достаточно мелкие вещи. Он заставит ее идти впереди себя по трубам, пока они не окажутся напротив ее базы. Там они наденут защитные костюмы и перейдут в помещение базы. Затем, по возможности быстрее, отправятся на ракете к орбитальному кораблю. Этот шаг был наиболее рискованным, так как одному человеку чрезвычайно сложно пилотировать ракету. Но теоретически это могло быть проделано. Значит, так оно и будет.

Лейн сжал челюсти и напряг мускулы, останавливая дрожь, пробежавшую по его телу. Мысль о нарушении законов гостеприимства мучила его. До сих пор Марсия принимала его настолько хорошо, насколько возможно, правда не из чистого альтруизма. Она что–то замышляла. Это ясно.

В одном из шкафчиков лежала веревка, та самая эластичная веревка, с помощью которой она вытащила его из трясины. Он открыл дверцу шкафчика и достал ее. Марсия стояла в центре комнаты и наблюдала за ним, одновременно почесывая голову голубоглазого червя, обвившегося вокруг ее плеч. Лейн надеялся, что червь не пошевелится, пока он не подойдет поближе. Было очевидно, что на Марсии нет оружия или еще чего–нибудь опасного, только ее любимец обнимал ее. С тех пор как она сняла костюм, она не носила ничего.

Видя, как Лейн приближается к ней, Марсия обратилась к нему встревоженным тоном. Не надо было быть слишком догадливым; чтобы понять ее вопрос. Ее интересовало, что он собирается делать с веревкой. Лейн постарался улыбнуться, но не смог этого сделать.

Моментом позже он замер. Марсия произнесла одно слово, и Лейн почувствовал себя так, словно это слово ударило его в низ живота. На него накатилась непереносимая тошнота, рот наполнился слюной. Как только он, бросив веревку, добежал до душа, он изрыгнул полупереваренную массу на пол.

Десятью минутами позже он почувствовал полное очищение. Но когда он попробовал добраться до постели, ноги отказались двигаться. Марсия поддерживала его.

Он зверски ругался в душе. Такая реакция на чужую пищу в такой критический момент! Счастье было не на его стороне.

Да, если это дело случая. Но было что–то странное в том ее слове. Возможно ли, что она внедрила в него — гипнотически или еще каким–то образом — условный рефлекс на это слово? Если так, то она владела более могущественным оружием, чем пистолет.

Лейн, правда, не был в этом уверен. Однако ведь он уже ел эту пищу, и с ним ничего не случалось. Нет, это гипноз, но как можно было так легко ввести Лейна в гипнотическое состояние, если он знал более двадцати слов на ее языке?

Язык? Слова? Они не были необходимы. Если она дала ему наркотическое вещество в пище, а затем разбудила его во время сна, то она вполне могла внушить ему ключевое слово и затем вновь отправить его спать.

Он был достаточно сведущ в гипнозе, чтобы знать, что это возможно. Были его подозрения верны или нет, однако он лежал распластавшись на спине. День все же не был потерян зря. Лейн выучил более двадцати слов, и она нарисовала ему множество картинок. Он обнаружил, что когда прыгнул в трясину сада, то буквально угодил в суп. Субстанция, в которую высаживали молодую умбреллу, являлась зооглеей, клейкой массой одноклеточных растений и различных животных форм жизни, этими растениями питавшимися. Тепло, выделяемое этими удерживающими воду организмами, поддерживало постоянную температуру садовой грязи и предохраняло нежные ростки от замерзания даже при сорока градусах ниже нуля по Фаренгейту.