Троя

– Кто бы мог подумать, – пробормотала Сейви, не сводя взгляда с лампочек и символов, горящих на пультах управления. – Оказывается, силовое поле толщиной в микрон, которое лишает купол трения, чтобы наверху не скапливался снег, отлично справляется и с войниксами.

Даэман обернулся: злобные существа кидались на гусеничные колеса, стучали по ним, дергали за распорки, пытались расшатать соединительные скобы.

– Едем, а? – сказал он.

– Сейчас. – Вечная Жидовка перевела контроллер в переднее положение.

Вездеход проломился сквозь древнюю стену, пролетел двенадцать футов, упал наземь и рванул вперед. Проулок был слишком тесен, однако это не задержало гигантскую машину. Круша тысячелетние дома направо и налево, троица выбралась на улицу Давида и поехала на запад, прочь от голубого луча, по-прежнему пронзающего небо.

Десятки войниксов бросились в погоню. Вездеходу удалось от них оторваться, хотя несколько тварей успели зацепиться за распорки и принялись чиркать по металлу когтями.

– Могут они навредить? – насупился Даэман.

– Почем я знаю, – откликнулась старуха. – Приближаемся к Яффским воротам. Пора избавляться от хвоста.

Машина с грохотом ударилась о своды чересчур низкой арки. Мощная тряска и осыпавшиеся камни старинной кладки помогли стряхнуть врагов, но из обломков восстала целая стая других и присоединилась к погоне. Покинув город, вездеход покатил вниз по усыпанному гравием склону туда, где друзья оставили соньер. Об исчезнувшем диске напоминал только высоченный курган из булыжников, по которому сновало сорок—пятьдесят войниксов. При виде противника они тут же хищно устремились наперерез. Сейви раздавила несколько тварей колесами, увернулась от прочих… Впереди расстилалась древняя западная дорога.

– Машина что надо, – похвалил Харман.

– В конце Потерянной Эпохи их делали на совесть, – согласилась еврейка. – Нанотехнологии придавали почти полную несокрушимость.

Старуха надела на глаза линзы ночного видения и отключила фары. Собиратель бабочек поежился, когда вездеход окружил полный мрак, а под огромными колесами захрустели останки проржавевших повозок. Товарищи проехали через мост и с громыханием скатились в ложбину между холмами. Покосившись через плечо на угасающий столп голубого огня над Иерусалимом, молодой мужчина не сумел рассмотреть погоню, хотя не сомневался, что просто так войниксы не отстанут. Расстояние в тридцать миль до побережья бывшего Средиземного моря троица покрыла за десять минут.

– О, взгляните-ка, – сказала Сейви, замедляя ход. После чего сняла очки ночного видения и врубила фары на полную мощность.

Сотни войниксов построились клином у крутого спуска в пересохший бассейн.

– Поворачиваем? – выдавил девяностодевятилетний.

Старуха покачала головой и заметно прибавила скорости. Звук, с которым вездеход врезался в огромную стаю тварей, напомнил Даэману грохот ночного града по крыше особняка в Уланбате, услышанный им пару лет назад. Только здесь стучали очень крупные градины.

– Держись! – крикнула еврейка.

Машина слетела с обрыва и совершила гигантский скачок, продлившийся не менее десяти секунд. Вот колеса-великаны достигли земли, замысловатые распорки смягчили удар, вездеход обрел равновесие и продолжил путь, рассекая сумерки ослепительными конусами света. Кузен Ады не переставая бросал взоры назад, где черные силуэты уцелевших войниксов выстроились вдоль берега.

– Они что, больше не побегут за нами?

– В Бассейн? – хмыкнула Сейви. – Ни за что.

Она сбавила безумную скорость, нацепила ночные линзы и отключила фары. За миг до этого Даэман увидел ровную бурую колею посреди зеленеющих полей; над волнующейся пшеницей, овсом, льном и подсолнухами высились черные кресты, на которых извивались странные подобия нагих человеческих тел.

34

Побережье у Илиона. Индиана

Ахиллес бушевал и свирепствовал, потом разодрал руками плотную ткань шатра. Но Афина уже исчезла, а вместе с ней – тело его лучшего друга. При виде пустого пляжа мужеубийца лишился рассудка.

Охрана ворвалась в палатку. Обнаженный Пелид поднял первого стражника на руки и швырнул им во второго. Третий успел услышать громкие крики – а в следующий миг тоже закувыркался в воздухе, запутавшись в промасленной материи. Четвертый уронил копье и помчался будить мирмидонцев, крича, что их господин и предводитель одержим демоном.

Ахиллес сгреб в охапку и завернул в простыню хитон, броню, щит, полированные поножи из бронзы, сандалии, пику, выбрался наружу, разрубив коротким мечом три перегородки и опрокинув посреди ставки большую пылающую жаровню, и опрометью кинулся прочь от стана, от людей – в ночную темноту, к божественной матери Фетиде.

Винно-черные волны с грохотом бились о берег. Здесь, вдали от костров, глаз различал лишь светлые клочья пены на каждом вздымающемся гребне. Пелид одиноко бродил вдоль кромки прибоя. Он был по-прежнему неодет: снаряжение и латы как попало лежали на сыром песке. Герой громко стенал и рвал на себе волосы, тоскливо взывая к матери.

И вняла его воплям дочь повелителя Нерея, Старика из Моря, – покинула соленые глубины, взошла из кипящей седой пучины, как облако. Легкий туман сгустился и принял очертания благородной богини. Ахилл кинулся к ней, словно обиженное дитя, и пал на одно колено. Фетида нежно прижала рыдающего воина к мокрой груди.

– Что ты льешь слезы, сын мой? Какая печаль посетила твое сердце?

– Ты же знаешь, мам, – простонал он. – Должна знать! Не заставляй меня рассказывать!

– Я оставалась с отцом в зеленых безднах, – проворковала богиня, ласково гладя золотые локоны героя. – И смертные, и мы глубоко почиваем в столь поздний час. А что произошло? Поведай, дитя, не таись.

Пелид так и сделал. То всхлипывая от горя, то задыхаясь от неслыханного гнева, поделился ужасной скорбью.

– Афина забрала его тело, мама! – безутешно расплакался он под конец. – Забрала тело! Не дала даже провести честного погребения!

Фетида похлопала Ахилла по плечу и сама разразилась слезами.

– Увы, сын мой, рожденный в горечи, обреченный не на веселую долю! Зачем я взращивала семя, если Громовержец погубит его?

Ахиллес поднял лицо, по которому струились блестящие ручьи.

– Так это и вправду воля Зевса? А я надеялся, что Паллада была ненастоящая, что кто-то принял ее образ…

– Нет, милый, – жалобно молвила дочь Нерея. – Хоть я и не видела всего своими глазами, однако ни на миг не сомневаюсь: Афина ворвалась этой ночью в шатер, чтобы унизить и оскорбить тебя, а после отнять жизнь у Патрокла. О, как печален твой рок! Как недолог и полон бедствий, разрывающих юное сердце!

Герой вырвался из объятий матери и вскочил на ноги:

– За что, мама? Почему бессмертные гонят меня? Афина всегда была за нас, за аргивян, я ходил у нее в любимчиках!

– Боги непостоянны, – покачала головой Фетида; вода продолжала капать с ее длинных волос. – Если ты еще не заметил.

Ахиллес принялся расхаживать, то сжимая кулаки, то рассекая воздух растопыренными пальцами.

– Это же бессмысленно. Мы зашли так далеко… Дочь Кронида и ее божественный отец всегда выручали меня! Почему теперь?..

– Теперь они стыдятся тебя, сынок.

Мужеубийца окаменел на месте. Потом очень медленно повернул к матери посеревшее лицо. В глазах застыло выражение человека, получившего жестокую пощечину.

– Меня? Быстроногого Ахилла, сына отважного Пелея и богини Фетиды? Стыдятся? Внука почтенного Эака?

– Да. Зевс и прочие презирают вас, людей. Даже героев. С вершины Олимпа люди кажутся мошками, проживающими крохотный, мучительный, неприглядный век лишь ради того, чтобы забавлять бессмертных кровавыми сценами. А ты засиделся в ставке, тогда как исход войны предрешен. Вот и прогневал третью дщерь Громовержца, а заодно и его самого.

– Но они убили Патрокла! – Пелид отшатнулся от матери. Следы его босых ног тут же смыло волной.